Кузьма
Сергеевич Петров-Водкин

Кузьма Сергеевич Петров-Водкин (24 октября (5 ноября) 1878, Хвалынск - 15 февраля 1939, Ленинград) - русский художник и писатель, преподаватель и график. В многообразии европейских и российских художественных течений начала XX века Петров-Водкин находил близкие идеи, но всегда придерживался собственной живописной манеры. Он художник-одиночка, космополит и вечный бродяга, который искал общечеловеческие смыслы в каждом народе, в его традициях и направлениях развития.

Особенности творчества художника Кузьмы Петрова-Водкина: художественный язык Петрова-Водкина сложился на пересечении традиций и авангардных идей. Древнерусская икона, итальянское возрождение, кубизм, фовизм, постимпрессионизм - все эти влияния сплетались в поисках художника и становились опорой в его собственном искреннем, непосредственном изучении мира, людей. Никогда не отказываясь от фигуративности, Петров-Водкин смело экспериментировал с чистым цветом и плоскими формами, с мистическими, космическими перспективами и символическими сюжетами. Художник обретал собственный стиль не в школах и музеях (хотя живописному мастерству учился очень долго и настойчиво), а в путешествиях, изучении лиц и фигур, жестов и поступков.

Известные картины Кузьмы Петрова-Водкина: «Купание красного коня», «Селедка», «Тревога», «Сон», «Играющие мальчики», «1918 год в Петрограде (Петроградская мадонна)».

Кузьма Петров-Водкин - человек земли. Крепко ступая и врастая в землю шагами, он чувствовал связь с ней. По африканским пустыням и по вязкому пеплу Везувия, по бретонским лесам и пыльным дорогам Самарканда он прокладывал ногами невидимые, извилистые строчки, сшивающие воедино общечеловеческую правду, когда-то утерянную, разделенную на национальные черты и традиции.

Кузьма Петров-Водкин - человек космоса. Озарения, предчувствия, сбывающиеся предвиденья были для него такими же реальными, вплетающимися в линию жизни событиями, как учеба в училище или революция в стране. Под Солнцем или под Луной - он чувствовал себя дома в любом месте, куда бы ни отправился. Везде это было то же Солнце и та же Луна, и та же планета с закругляющимся, обещающим космическую бесконечность горизонтом.
Восстановление связей, земных и небесных, межнациональных и социальных, связей форм и цветов он считал главным делом художника.

Начало жизни

Кузьма был долгожданным ребенком. Для него мастерили колыбель и разрисовывали ее синими узорами. Бабушки, родители, дяди, а иногда и соседи бежали к этой колыбели, едва он подавал голос. Его отец Сергей Водкин был сапожником, а мать работала няней, а позже прислугой в доме местного купца.

Достаточно удаленный от обеих столиц Хвалынск, где родился Петров-Водкин, был обычным провинциальным городком. Здесь жили бывшие крепостные, когда-то проигранные в карты, старообрядцы, бежавшие подальше от Москвы. Здесь один мужик мог убить другого в кулачном бою, а потом от раскаяния носить всю жизнь гостинцы его семье. Здесь старообрядцы и православные служили одному богачу - и перед обедом по очереди молились. Одни - себе, другие - себе. Здесь часто смотрели в небо и рассказывали детям об устройстве Вселенной правду и выдумки, боялись затмения, били жен, спали летом под открытым небом, читали книги до тех пор, пока они не рассыпались и не затирались до дыр, плавали в Волге и собирались вместе смотреть на звездопады. Здесь знали только о двух типах художников: иконописцы-старообрядцы и маляры-вывесочники. Передвижники сюда, конечно, не доезжали. И музеев, само собой, не было на тысячу километров вокруг.
Поэтому Кузьма, когда сдавал экзамены по окончании 4 классов городского училища, мечтал вытащить билет «О цвете», а не об электричестве или звуке, но о призвании своем догадывался очень смутно и куда направить его, толком не понимал. Обсуждая с мальчишками дальнейшую учебу, ляпнул, чтоб не показаться растерянным: «собираюсь поступать в железнодорожное училище в Самаре».

В железнодорожники Петрову-Водкину помешает податься, видимо, уже тогда определяющийся литературный дар. На экзамене по истории России ему не хватит ни выданной бумаги, ни времени, чтоб изложить такой объемный материал. Он провалится.

Ученье

Через несколько лет, когда Петров-Водкин будет давать уроки рисования двум гимназистам в Москве и станет близок со всем семейством, он вдруг поймет, что у него самого не было юности. Он из ребенка сразу стал взрослым. Наблюдал с волнением за старшей сестрой своих учеников, за ее кругом друзей, стихами, танцами, вздохами, романами. Кузьма ничего этого не знал. Провалив железнодорожное будущее, он начал брать уроки живописи в мастерской самарского художника Бурова и хвататься за любую работу. Перебивался скромными заработками, а в свободное время делал зарисовки лиц и пейзажей с натуры.

После смерти старика Бурова 17-летний Кузьма Петров-Водкин собрал артель художников-вывесочников, пробовал помогать местным иконописцам, но ни одна затея не сработала. Там - купцы не хотели мириться с бесполезным украшательством, тут - не хватало художественной сноровки самому недоучке Петрову-Водкину.
Впрочем, его умений и очевидного художественного дара хватило, чтобы получить неожиданную стипендию на ближайшие годы. Заехавшему в Хвалынск знаменитому архитектору показали работы Кузьмы, тот похвалил, а местная купчиха, из богатых, вдруг решила поддержать юного художника и назначила ему содержание, позволившее ехать учиться в Петербург.

Преподавателя черчения в Центральном училище технического рисования барона Штиглица Кузьма доводил до отчаяния. «Вы способный, но вы не есть аккуратный!» - качал головой учитель. Здесь нужно было выучиться чеканить, теснить кожу, делать чертеж шкафа так, чтоб мастер понял, как его изготовить. А Петров-Водкин демонстрировал очевидные живописные способности, но никак не технические. В Московское училище живописи несостоявшийся мебельщик перейдет в ее лучшее время. Здесь трещат академические рамки, перекраивается система обучения, только-только начал преподавать Серов, а вскоре придут Левитан и Коровин, среди учащихся - Ларионов и Сарьян.

Для Петрова-Водкина это не только время стремительного художественного взросления, но и время разрастания личности. Наспех и по верхам полученные в начальной школе представления о науке и устройстве мира он теперь жадно дополняет курсами химии и физики, читает запоем об истории культуры и строении Земли. Его интеллектуальный голод, перебивавшийся до сих пор мужицкими легендами и смутными догадками, наконец удовлетворяется теориями, спорами, научными исследованиями и собственными первыми писательскими удачами.

Путешествия

Конечно, рано или поздно Петрову-Водкину пришла бы мысль отправиться в Париж. Но туда он доберется не сразу. Первой дорожной авантюрой художника становится поездка на велосипеде в Мюнхен. В середине пути отдав велосипед попутчику, он добирается до места назначения, школы художника Антона Ашбе, голодным, испуганным, отчаявшимся бродягой, который успел к тому же нарушить немецкие законы перемещения. В следующий раз он 4 месяца будет с упоением исхаживать галереи и улицы итальянских городов, взбираться к вулкану, попадаться разбойникам, влюбляться и учиться у старых мастеров.

К 28 годам Петров-Водкин уже закончил Московское училище, набрался жизненного опыта и мастерски владел техникой рисунка и живописными приемами, его пьеса шла в театре, а рассказы печатались. Но последнего творческого озарения, собственной манеры все еще не хватало - и это было лучшее время собираться в Париж.

В городе, где Пикассо как раз пишет «Авиньонских девиц» и куда как раз приехал Модильяни, Петров-Водкин живет далеко от богемных кварталов, посещает частную академию Коларосси и ходит по авангардным выставкам и галереям арт-дилеров, делает сотни рисунков и пишет городские пейзажи. В Россию он вернется с циклом африканских картин, с женой Марией Жозефиной Йованович, с разочарованием в импрессионизме, с любовью к Сезанну и Матиссу и, наконец-то, со сложившимся представлением о собственных художественных задачах.

Возвращение

Годы, проведенные художником в напряженных поисках и честном ученичестве, подготовили практически мгновенный успех. По возвращении в Россию Петров-Водкин сразу занимает особое положение: между упрямыми традиционалистами и оголтелыми новаторами. Он, насмотревшийся Леонардо и Матисса, Джотто и Пикассо, становится тем уникальным художником, которому дается единство: могучая монументальность классики плюс энергичная эмоциональность авангарда.
Петров-Водкин становится надеждой, открытием, иконой и знаменем петербургского эстетского художественного журнала «Аполлон» и его основателя Сергея Маковского. Сразу же - персональная выставка и восторженные статьи, известность в обеих столицах и признание молодых коллег-художников, публичные выступления и лекции.

С 1909 по 1917 год Петров-Водкин востребован и знаменит. И в отличие от многих художников, жизнь которых резко меняется после революции, остается востребован и после переворота. Глобальные перемены в стране он принимает как возможность обновления: возглавляет живописное отделение Высшего художественного училища, берется за реформы в составе Особого совещания по делам искусства, верит в будущее, отправляется в Туркестан с научной экспедицией, лето проводит в Хвалынске, на зиму возвращается в столицу. Все это время, из долгих самаркандских экспедиций, с лекций и занятий его ждет дома Мара, Мария Йованович, которая сменила фамилию, образ жизни, оставила Париж, отказалась от занятий музыкой, обзавелась на русский манер отчеством и мечтает только об одном - родить Кузьме ребенка, которого он до одержимости ждет уже много лет и заговаривает-заклинает судьбу самым действенным, проверенным способом - живописью. Одну за другой он пишет матерей с младенцами на руках.

Дочь

Петров-Водкин написал две автобиографические книги, после которых обиженный Максим Горький (его имя не было в них упомянуто даже вскользь) назвал автора Мюнхгаузеном. Очень уж романтически читались страстные столкновения художника с земными стихиями, голодное бродяжничество-паломничество через полпланеты, пророческие предчувствия. Но о пророческих видениях художника ходили легенды, так что можно верить в одно из самых судьбоносных.

Петров-Водкин видел Марию, дочку хозяйки, у которой он снимал жилье в Париже, не очень часто. Общался совсем мало. И вдруг прямо и настойчиво сделал ей предложение. На удивленный вопрос девушки, с какой стати она должна давать ответ на такое легкомысленное предложение, он ответил, что у него было видение. Он видел ее рядом с собой в России. И с ними была их дочь.

Дочь Елена родится лишь спустя 15 лет. Больная и плохо переносившая беременность Мара подпишет бумагу о том, что в случае критического выбора она настойчиво требует спасать жизнь ребенка, а не ее собственную. Три месяца после родов проведет в больнице, еще долго не будет вставать с постели - и все это время Петров-Водкин ухаживает за ребенком, кормит, купает и отдает всю настоянную на ожидании крепкую родительскую любовь и энергию. Он пишет малышку Лену бесконечно, бросает преподавательскую деятельность, чтоб увезти ее в деревню. Она становится смыслом его жизни. Она и… еще один ребенок.

Одинокая, отдавшая всю жизнь мужу Мара приглашает подругу пожить с ней, пока Кузьма Сергеевич ездит по Туркестану. И веселая, искренняя, легкая Натали скоро становится членом семьи. Ее дочь родится через 5 месяцев после Лены. И отцом девочки тоже будет Петров-Водкин. Беззаботный, яркий, декадентский, мучительный тройственный союз вскоре конечно станет невозможным - и Натали с дочерью уедет.

Мара останется рядом с мужем и в те мучительные годы, когда он окажется больным и слабым, когда его искусство станет подозрительным и гонимым. Умирая от туберкулеза, Петров-Водкин заполняет квартиру картинами, которые все реже возможно и безопасно демонстрировать. Он умрет в страшное время, в годы репрессий, обысков и ночных арестов, которые когда-то предчувствовал и написал. Его жена и дочь будут понемногу продавать за бесценок картины в частные коллекции, чтобы не умереть от голода. И только много десятилетий спустя эти коллекции перекочуют в музеи и о Петрове-Водкине заговорят как об уникальном художнике, который не принадлежал ни одному художественному направлению, пропускал через себя силу земли и мощь космоса, нашел точку единения традиции и новаторства и следовал очевидной, искренней цели: «быть собирателем человека на Земле, объединять воедино всю разбитую по народностям и странам красоту миропонимания».

Автор: Анна Сидельникова