Василий Тропинин был крепостным и продолжал прислуживать за барским столом уже будучи знаменитым художником. Однажды к хозяину Тропинина графу Моркову в дом пожаловал ученый гость откуда-то из Европы. Иностранца провели в мастерскую, где он долго беседовал с Василием Андреевичем, восхищался его картинами и высказывал уважение к таланту живописца. Когда пришло время обеда, гостя пригласили остаться. В столовой, увидев уже знакомое лицо, иностранец кинулся к Тропинину, предлагая место за столом рядом с собой. Все семейство Морковых в растерянности отводило глаза и ожидало, когда бестолковый приезжий ученый поймет, наконец, что разговаривает с лакеем. После этой истории Тропинина освободили от обязанности прислуживать за столом, чтобы избежать подобных недоразумений. Однако вольную художник получит только в 47 лет.

Свои самые любимые картины Клод Моне не подписывал, чтоб не было соблазна их продать. И только близкие друзья и только в самые удачные дни могли попробовать заполучить что-то из этого запаса. Актеру и режиссеру Саша Гитри понадобилось несколько месяцев, чтоб уговорить Клода продать ему одну из них. Моне вздохнул, поставил подпись на холсте, и прошептал: «Послушайте, Саша. Я подписал ее 81-м годом, хотя на самом деле это работа 82-го года. Вас я не хочу обманывать. Просто дело в том, что единицу мне писать легче, чем двойку…» Клоду Моне было 72 года, когда врачи вынесли заключение: катаракта обоих глаз, острота зрения левого глаза – одна десятая нормы, правый глаз способен различать только свет.

Гюстав Кайботт - импрессионист, которого считали одним из самых ярких художников среди «независимых», а потом забыли на 80 лет. Имя Кайботта долгие годы появлялось в книгах об импрессионизме только в связи с его деятельностью как богатого покровителя и коллекционера: покупал картины, оплачивал выставки, передал коллекцию картин в дар Франции. И вот в 1960-х годах наследники художника решили продать огромную картину «Париж. Дождливый день», которую сложно стало хранить в современной квартире (размер полотна - почти 2 на 3 метра). Картина попала в Чикагский институт искусств – и Кайботту вернули статус значимого художника, к нему начали идти зрители, а главный куратор живописи и архитектуры МОМА Кирк Варнедо написал о нем книгу. Сейчас ни один разговор об импрессионизме не обходится без Кайботта.

На встречах в кафе Гербуа молодых художников - будущих импрессионистов, Сезанн был странным участником: вламывался растрепанный, сопел, здоровался со всеми, отпускал несколько грубых шуток и усаживался молча слушать беседы о новом искусстве. Когда ему что-то из сказанного не нравилось, шумно вставал и уходил. «Что вы готовите в этом году в Салон?» - спрашивает франт Эдуар Мане. «Горшок с дерьмом», - отрезал Сезанн.
Судьи Салона тоже брезгливо ждали каждый раз, когда этот безумец притащит свои новые шедевры, побросав их прямо в дребезжащую тележку или просто взвалив на спину. Они уже привыкли. Сезанн 18 лет будет повторять этот трюк, пока в 1882 году лишь однажды его картину примут в Салон.

Иветт Гильбер, певица кабаре «Мулен Руж», потрясла художника Тулуз-Лотрека. Он рассказывал о ней всем друзьям, водил их на концерты, сам не пропускал ни одного выступления. Однажды Тулуз-Лотрек набросал углем на бумаге эскиз афиши для Гильбер и отправил ей с предложением о сотрудничестве. Этот набросок был жестоким и эффектным, оскорбительным и чутким. Гильбер была готова печатать афишу, но оказалось, что готова лишь она одна. Друзья и родные были оскорблены этой уродливой, гротескной карикатурой, а антрепренер угрожал разорвать контракт. Скоро Гильбер и Лотрек познакомятся лично. Он задумал 14-страничный альбом литографий, посвященный ей одной – и она согласилась позировать. Альбом выйдет скандальным - на этот раз возмущенные друзья порекомендуют Иветт без раздумий подавать на Лотрека в суд. Вместо этого она поставит свою подпись на каждом экземпляре альбома.

Сезанн ехал с мотивов и нес подмышкой этюд×Этюд – учебный набросок, который художник использует для изучения натуры. Эдакие прописи для художника, где все просто и понятно. Этюд пишется быстро, точно, схематично, буквально на коленке – это проверенный способ осязания мира и его каталогизации. Но статус этюда в истории искусства настолько неустойчив, что иногда он приобретает значение гораздо большее, чем финальная картина, для которой он служил подспорьем. Его окружают серьезной широкой рамой – и водружают на музейные стены. Так в каком же случае этюд – это ученическая разминка, а в каком – самостоятельное, живое и ценное, произведение? читать дальше . Проходя через вокзал Сен-Лазар, столкнулся с незнакомцем, который попросил показать картину. Бледный, тощий молодой человек, увидев развернутый на стене пейзаж, был потрясен: и невиданным зеленым цветом, и свежестью, и манерой письма. «Если вам так нравятся мои деревья, забирайте!» - предложил Сезанн. «Мне нечем заплатить», - возражает художнику новый поклонник. Сезанн отдает картину даром и оба уходят с вокзала абсолютно счастливые.
Прямо с вокзала счастливый Поль отправился в мастерскую, которую снимали вместе Ренуаром и Моне. «У меня появился поклонник!» - торжественно заявил он с порога. А первым встречным оказался вечно нищий и изгоняемый из всех кафе, где пытался играть свои сочинения, композитор и музыкант Эрнест Кабанер.

В 1926 году в Нью-Йорке должна была открыться выставка скульптур Бранкузи. Среди работ была скульптура «Птица в пространстве». На американской границе скульптуру определили в разряд «Кухонная утварь и больничные принадлежности» и потребовали налог в размере 40% от стоимости. Произведения искусства, по закону, налогами не облагались. Но «Птица в пространстве» оказалась вне закона: «Произведение искусства должно быть изготовлено при помощи резьбы или литья, имитировать природные объекты, чаще всего формы человеческого тела». После долгого разбирательства суд признал, что «Птица» Константина Бранкузи все-таки искусство и что законодательное определение произведения искусства, примененное к ней, действительно устарело.

В 1965 году руководство лондонской галереи Tate отправило Альберто Джакометти список его скульптур, которые музей хотел бы приобрести для своей коллекции. После списка следовал вопрос: какие из этих скульптур мы могли бы приобрести на сумму в 20 тысяч фунтов? Кураторы надеялись получить хотя бы несколько. Джакометти ответил: все. И к скульптурам, перечисленным в списке, добавил еще подарок на сумму 10 тысяч фунтов. Сегодня скульптуры Джакометти продаются за десятки миллионов и остаются самыми дорогими в мире.