Рембрандт-коллекционер: богач, бедняк, чудак

Рембрандт и не думал отпираться. Он подаёт встречный иск за клевету, доказывая, что Альберт и Майке ван Лоо опорочили его и Саскию и теперь должны им 64 гульдена за моральный ущерб. Сумма вполне символическая и даже смешная, уж точно не сопоставимая с тратами Рембрандта на аукционах. Но Рембрандт и не утверждал, что он не тратит деньги на эту целиком захватившую его душу страсть — коллекционирование. Он утверждал, что может себе это позволить!

Иными словами, они с Саскией достаточно богаты, чтобы фрисландские непонятно кто, «седьмая вода на киселе», могли вот так вот запросто обвинить их в мотовстве. Представитель Рембрандта настаивал в суде: «Без всякой похвальбы, он и его жена владеют безмерным и неистощимым богатством, за что не устают благодарить Всемогущего Господа!» Рембрандт с автопортрета с Саскией на коленях, поднимая бокал повыше, словно вторит своему адвокату: «Аминь!»

Под счастливой звездой

Конечно, Рембрандт рассчитывал не только на наследство Саскии. Амбициозный и поначалу весьма самоуверенный уроженец Лейдена, он переехал работать и жить в Асмтердам, ибо понимал, что именно тут аккумулируются деньги, связи, перспективы.

Ему очень везло: он быстро стал популярен в среде состоятельного амстердамского бюргерства, его гонорары и востребованность росли. Приток учеников, каждый из которых платил Рембрандту по 100 гульденов в год, не иссякал. О нём вскоре проведала гаагская знать — Гаага в те годы была столицей Республики Соединённых провинций. Заказы пошли и оттуда. А в 1636 году штатгальтер (что-то вроде президента Голландии, после революции более не управляемой королём) заказал Рембрандту три больших композиции на новозаветные темы, за которые Рембрандт, нисколько не смущаясь (он ведь уже был автором нашумевшей «Анатомии доктора Тульпа»!) запросил для начала 1200 гульденов.

Имея приличный доход и перспективы, от которых захватывало дух, вращаясь в кругах людей с прекрасной деловой хваткой и вкусом к красивой жизни, Рембрандт в середине 1630-х годов открывает для себя мир аукционов и торговли объектами искусства и предметами роскоши.

Биографии Рембрандта пестрят сообщениями о его покупках. «На аукционе вещей, принадлежащих Яну Бассе, художник приобрёл 50 гравюр, рисунков и раковин» (Мелисса Рикетс). «Он приобрёл чудный жемчуг, который надет на его жене на последних её портретах» (Йосеф Исраэлс). «Понемногу расходы его росли. Например, 14 марта 1637 года он вернулся домой с папкой гравюр, за которые заплатил 36 флоринов (гульден и флорин — синонимичные названия голландской валюты — Артхив) и 6 стейверов, и с эстампом Рафаэля за 12 флоринов. Два дня спустя он приобрел стопку белой бумаги за 4 флорина и 12 стейверов, а 19 марта потратил 655 флоринов и 10 стейверов на несколько разных произведений, в том числе одно работы Констбука, и серию эстампов Луки Лейденского (аукционная цена ее одной составила 637 флоринов)» (Поль Декарг).

По-видимому, страсть к приобретению предметов искусства захватила и жену Рембрандта Саскию тоже. Во всяком случае, документально подтверждено, что 8 октября 1637 года в лавке торговца Троянуса Маестриса она покупает огромную картину Рубенса (художника, чьи карьерные достижения её муж в то время страстно желал повторить, а то и превзойти) под названием «Геро и Леандр».

Голландские магазины и аукционы

Спрос на искусство не был во времена Рембрандта достоянием какой-либо узкой социальной прослойки. Можно сказать, он был всеобщим. Украсить стены своего дома (даже если эти стены давно потрескались от избыточной влажности) десятком-двумя гравюр или парой больших картин было вполне обычным делом для рядового голландца.

Книжные магазины с удовольствием торговали не только сочинениями античных авторов и добротными экземплярами Библии, но также картинами и гравюрами. Популярны были Лука Лейденский, Квентин Массейс, Питер Брейгель старший, Питер Пауль Рубенс, маринист

Марина – это вид пейзажа, на котором изображено море. Также маринами называют конкретные картины или гравюры морской тематики. Слово «марина» (итал. marina) произошло от латинского marinus – морской. Читать дальше

Ян Порселлис.

Крупные городские ярмарки, где тоже можно было закупить всякой всячины, проводились нечасто, несколько раз в год, зато почти каждую неделю устраивались аукционы, на которых распродавалось имущество умерших или банкротов. И там по сходной цене можно было приобрести не только кожаные стулья, шпалеры или столовое серебро, но и картины, и разные редкости. Рембрандт посещал такие места, что называется, с нескрываемым удовольствием.

Рассказывает исследователь творчества Рембрандта Мелисса Рикетс: «Его страсть к коллекционированию не утихает. Когда в феврале 1638 года на аукцион выставляют вещи одного русского купца, Рембрандт выкупает тридцать два лота, в том числе произведения Альбрехта Дюрера, Фредерика Гольциуса и Лукаса ван Лейдена, а также несколько морских раковин необычной формы. На этих аукционах Рембрандт предлагает крупные суммы денег за предметы, которые он считает уникальными. Его стратегия заключается в том, чтобы сразу же отсечь других участников и попутно заявить о своём статусе».

Эта манера Рембрандта, кстати, нередко возмущала его соотечественников: сторонники разумной расчетливости, чтобы не сказать рачительности, они видели в том, как Рембрандт резко задирает цену на понравившиеся ему предметы, пустое и наглое бахвальство. Но Рембрандт объяснял: если он видит, что перед ним шедевр, то даёт сразу высокую цену в знак уважения к искусству и труду художника. Этим он сознательно поднимает престиж своего ремесла. Дюрер и Рафаэль и должны стоить дорого! В этом Рембрандт был убеждён.

Дом за 13 тысяч

Прошло всего каких-то полгода после судебного разбирательства с родственниками Саскии, когда Рембрандт решился на рискованную сделку с недвижимостью. За 13 тысяч гульденов, сумму, которая была для него и Саскии всё же неподъёмно велика, он покупает знаменитый впоследствии «дом на Брестрат» — элегантый особняк в богатом квартале.

Нужной суммой Рембрандт не обладал, но ему удалось оформить нечто вроде ипотеки. В те времена художник был в зените популярности, кредитовали его довольно охотно. Именно сюда, в этот высокий дом с узким фасадом, отделанный камнем в классическом вкусе, художник будет приносить свои «сокровища» — все те предметы, за которыми он с азартом охотился на аукционах и которые со временем составят впечатляющую коллекцию редкостей и предметов искусства.

В доме на Брестрат пройдёт почти два десятка лет жизни Рембрандта, он срастётся и сроднится со своим новым жилищем, оформит и обставит его по своему вкусу, заполнит разнообразнейшими предметами, которые станут для него и его учеников своеобразной — и весьма полной! — энциклопедией мировой истории и искусства. Этот дом и имя Рембрандта останутся навеки неразрывно связанными — теперь здесь его музей.

В доме на Брестрат родится четверо его и Саскии детей — две дочери и два сына, из которых выживет лишь последний ребёнок, Титус. А когда первый мальчик ван Рейнов, Ромбертус, умрёт от охватившей Амстердам эпидемии чумы, многие будут говорить, что эта чудовищная эпидемия послана жителям Амстердама в наказание за расточительность и непростительную любовь к роскоши. Проецировал ли Рембрандт эти страшные слова на себя?..

В 1642 году в доме на Брестрат умрёт Саския. А Рембрандт — останется. По-видимому, он уже не мыслил себя без этого дома и этих предметов, они стали важной частью его внутреннего мира.

Но когда уйдёт популярность, отвернувшись от своенравного художника к его более покладистым коллегам, способным лучше удовлетворить вкусы «новых голландцев» — быстро сформировавшейся прослойки богатеев, Рембрандту станет всё сложнее погашать долги за дом. Потом от него отвернутся друзья и почти перестанут поступать заказы. Ему придётся продавать вещи из своей коллекции. В 1656-м он вынужден будет переехать в гораздо более скромное жилище, а его имущество придут описывать приставы для последующей распродажи.

Инвентаризация

25 и 26 июня 1656 года амстердамским судебным исполнителям предстояло много работы. Работы в общем несложной и привычно-однообразной, но, вероятно, несколько утомительной из-за слишком большого количества мелких и крупных предметов, которые следовало инвентаризировать в солидном доме на Брестрат, принадлежавшем разорившемуся художнику Рембрандту ван Рейну. Они должны были переписать всё, что осталось от знаменитой коллекции редкостей и древностей, когда-то принадлежавшей Рембрандту.

В один день оценщики не уложились — понадобился второй. Составленный ими «каталог» насчитывал 15 параграфов, каждый из которых включал от нескольких единиц до нескольких сотен позиций. Параграфы именовались: «в маленькой кухне», «в коридоре», «в большой мастерской», «в кунсткамере», «в передней кунсткамеры», «в маленькой конторе», «в боковой комнате», «на задних полках»…

Коротенький и последний, пятнадцатый параграф назывался «Бельё, предназначенное к стирке» и включал такие инвентарные единицы: 3 мужских рубахи, 6 носовых платков, 12 салфеток, 2 скатерти, несколько воротников и манжет.

Может показаться, что намерением оценщиков было унизить художника, роясь в его исподнем и вываливая на всеобщее обозрение его (в прямом и переносном смысле) грязное бельё. Но с течением времени всё яснее становилось, что для памяти Рембрандта они помимо воли оказали неоценимую услугу. Их скрупулёзно и педантично сделанная опись (она официально называлась «Инвентарь картин, мебели и домашней утвари, принадлежащих Рембрандту ван Рейн, проживающему по ул. Брестрат, близ шлюза св. Антония»), сохранившаяся в архиве амстердамской ратуши, предоставила биографам богатейший материал, на основании которого можно было судить о нравах Голландии и личных вкусах Рембрандта, об обстановке в его доме и происхождении «реквизита» многих картин, о составе его коллекции и — косвенно — о величине его доходов, наконец, о том, какие книги читал и использовал в своём творчестве Рембрандт и каких художников он предпочитал иметь в своём собрании.

Предметы искусства в доме Рембрандта

Комнаты дома Рембрандта — слишком большого и бывшего художнику не по средствам даже во времена его самого большого успеха — согласно описи, были сплошь увешаны картинами. Не все из них Рембрандт покупал: стены украшали его собственные и принадлежащие его учителю Питеру Ластману и другу юности Яну Ливенсу картины на религиозные темы, а также небольшие пейзажи или «трони» — изображения выразительных голов, передающих различные гримасы и типы характера. Были там и картины любимого Рембрандтом фламандского жанриста Адриана Брауэра: его пьянчужки, веселящиеся и дерущиеся в прокуренных тавернах, приводили Рембрандта в восторг. Встречались пейзажи Геркулеса Сегерса и деревенские виды Говерта Янса, марины Симона Флигера и голландского «Рафаэля среди маринистов» Яна Порселлиса. Были рисунки Рафаэля и скульптуры Микеланджело, хотя и сложно теперь судить, что являлось подлинником, а что — копией.

Рембрандт обладал большой коллекцией бюстов выдающихся персон античности — у него были головы всех 12-ти цезарей, а также Сократа, Гомера, Аристотеля, Сенеки. Правда, в отличие от Рубенса, который тоже был обладателем большой коллекции бюстов, среди которых встречались подлинные антики, Рембрандт всё-таки довольствовался позднейшими копиями. Рубенс потом выгодно продал коллекцию «выдающихся голов» герцогу Бэкингему, Рембрандт же со своими расставаться не собирался. Он словно вёл с ними нескончаемый молчаливый диалог, ища скрытой поддержки то в мудрости Сократа, то в стоицизме Сенеки.

Ученики Рембрандта пользовались бюстами и другими скульптурами, которых в коллекции художника было немало, для копирования. Иногда они пригождались и самому Рембрандту.

Одежда, оружие, предметы быта существовали в коллекции Рембрандта также на правах полноценных артефактов. Например, в большой мастерской, согласно описи, художника окружали два костюма южноафриканских индейцев — женский и мужской, «гиганский шлем» и целых пять кирас, «деревянная труба» и «дитя работы Микеланджело».

Но это было еще немного по сравнению с малой мастерской, которую Рембрнадт называл «кунтскамерой». Вот там действительно не было где развернуться! Все полки были уставлены любопытнейшими предметами. Античное, ближневосточное и индейское оружие: луки, стрелы, дротики и копья, бамбуковые свирели из Америки, куклы с острова Ява, африканские калебасы и фляжки из тыквы, японский шлем. Тут же — пистолеты-аркебузы, набор тростей и посмертная маска штатгальтера Морица, два глобуса, шкатулка с минералами, «плоская чаша с маленьким китайцем», пороховница и швейная шкатулка из Ост-Индии, множество фарфоровых фигурок, «голова негра, вылепленная с натуры» и «8 больших муляжей из гипса с натуры».

Саймон Шама, написавший фундаментальную книгу о жизни и творчестве художника «Глаза Рембрандта», анализируя инвентарь рембрандтовского добра, замечает: «Если посмотреть на этот небрежно составленный перечень, возникает ощущение, что судебные приставы с трудом протискивались сквозь груды хлама, оставшиеся от имущества разорившегося мота, натыкаясь то на слоновий бивень, то на карпатское седло, а коллекция Рембрандта неизбежно предстает чудовищной горой мусора, собранного без всякого разбора, кое-как неряшливо взгроможденной на полки, — вполне в духе его импульсивной, жадной до жизненных впечатлений, всеядной личности. Однако, подобно тому как за внешней свободой и непосредственностью его живописи таится скрупулезность приемов и тщательный расчет, будь то в композиции, будь то в исполнении, этот набор предметов являл нечто большее, нежели сорочье гнездо. Возможно, составляя это собрание, Рембрандт не руководствовался строго научными классификационными принципами, как это делали ученые коллекционеры; тем не менее набор этих объектов свидетельствует о его инстинктивной аристотелевой вере в то, что в бесконечном чудесном разнообразии мира рано или поздно любящему взору откроется замысел Творца».

Головные уборы, богатые и разнообразные, по-видимому, являлись особым пристрастием Рембрандта — об этом можно судить даже по тому разнообразию беретов, шапок и шляп, которые венчают его собственную голову на автопортретах. Младший современник Рембрандта Арнольд Хоубракен свидетельствует: «Мне многие из его учеников рассказывали, что иногда он набрасывал какое-нибудь лицо десятью различными манерами, прежде чем написать его на полотне, и был в состоянии провести целый день или даже два дня, драпируя по своему вкусу тюрбан на голове».

Дары природы

Единственным теоретическим постулатом, с которым не терпевший теоретизирования Рембрандт безоговорочно соглашался, было во всём следовать природе. Но чтобы следовать, необходимо знать. А чтобы знать — смотреть и изучать. Вероятно, поэтому в его коллекции, помимо артефактов, связанных с войной, наукой или искусством, имелись и природные объекты.

На задних полках, согласно описи, содержалось большое количество раковин, морских растений и кораллов, а еще «лев и бык, моделированные с натуры» (к сожалению, не указано — картина это, офорт

Первые известные травлёные доски датированы началом XVI века. Офорт (от фр. eau-forte, «крепкая вода» — азотная кислота) – основная техника в этом виде станковой графики глубокой печати, при которой изображение на поверхности металлической пластины протравливается кислотой. С технологической точки зрения офорт противоположен резцовой гравюре.

Читать дальше

или мелкая пластика) и почему-то несколько стеблей тростника.

Нужно сказать, что интерес к заморским тварям был в то время в Амстердаме на большом подъёме. XV — XVII века — время великих гегорафических открытий, а Голландия — морская держава. И если уж самому Рембрандту не довелось много путешествовать (по-видимому, это было особенностью его темперамента: он сознательно отказался ехать даже в Италию!), то амстердамские купцы, поставившие на поток поставки заграничных диковинок, могли отчасти удовлетворить его любопытство.

В обширной и богатой сведениями книге Саймона Шамы" описывается, с каким интересом жители Амстердама относились к привозным животным, и мы вполне можем вообразить Рембрандта среди толпы на рыночной площади, пришедшей поглазеть на невиданное и прикупить себе в дом что-то на память — чучело, рог, коготь или шкуру.

Шама пишет: «Ничто на свете не могло утаиться от жадного, пытливого, любопытствующего взора амстердамца. Он завороженно созерцал тропических животных: ост-индских слонов и тигров, привозимых из Бразилии капибару, тапира и броненосца, или „свинью в доспехах“, обезьян ростом с кулачок или с высокого солдата и самое поразительное создание — птицу, не умеющую летать, дронта с острова Маврикий, живого и на удивление безобразного, впервые показанного зрителям в 1626 году. В тех случаях, когда публике, готовой платить за необычайное зрелище, нельзя было продемонстрировать живой экземпляр целиком, ей предъявляли наиболее поразительные части его тела, чаще всего щупальца и выросты, например китовый пенис, рог чудовищного „renoster“, или носорога, и спиральный бивень нарвала, указывая на который знатоки могли убедить доверчивых простаков, что „een-horn“, единорог, на самом-то деле обитает в морских глубинах. На рынке Ботермаркт (ныне площадь Рембрандтсплейн) демонстрировались заспиртованные рептилии, в том числе особо популярные гигантские, свернувшиеся кольцами змеи и какой-то непонятный чешуйчатый объект, по мнению авторитетных специалистов представляющий собой чрево дракона. Там же зеваки глазели на огромные репы и брюквы, опухоли фантастических очертаний и живых чудовищ и монстров — например, на сиамских близнецов, сросшихся бедрами, карликов и великанов, лапландцев и эскимосов, своим запахом, как уже заметил Тринкуло, более напоминавших рыбу, нежели человека, на полуобнаженных индейцев, расписанных синими и пурпурными узорами, ужасно ощерившихся, с кольцами в носу, испещренных специально нанесенными шрамами и столь погрязших в варварстве, что, по слухам, предпочитали всем мясным блюдам на свете окорок из человеческого бедра».

Впрочем, творческий интерес Рембрандта к животному миру был весьма умеренным. Мы не найдём у него таких захватывающе подробных изображений, как, например, «Носорог» или «Крыло синебрюхой сизоворонки» Альбрехта Дюрера. Кони, ослы и львы, необходимые для библейских сюжетов, симпатичные собаки, павлины да пара битых птиц в нечастом у Рембрандта натюрморте — вот, пожалуй, и всё.

Правда, с любовью Рембрандта к экзотическим животным связана забавная история, о которой рассказывает Арнольд Хоубракен: «Вспоминаю пример его (Рембрандта — Артхив) своеволия. Однажды он работал над большим портретом, на котором написал заказчика, его жену и детей. Когда портрет

Портрет – реалистичный жанр, изображающий существующего в действительности человека или группу людей. Портрет - во французском прочтении - portrait, от старофранцузского portraire — «воспроизводить что-либо черта в черту». Еще одна грань названия портрет кроется в устаревшем слове «парсуна» — от лат. persona — «личность; особа». Читать дальше

был наполовину готов, случайно околела его обезьяна

Обезьяны – экзотические животные из далеких краев, - были распространены в Западной Европе уже с раннего средневековья. Об этом свидетельствуют документы, да и в изобразительном искусстве обезьяны встречаются довольно часто. Что же так привлекало людей и художников в этих животных? Какое место они занимают в ряду символов и о чем говорят поклонникам искусства? Читать дальше

. Не найдя под рукой другого полотна, он написал её на этом же портрете. Понятно, что заказчики не могли примириться с присутствием рядом с ними на портрете отвратительной дохлой обезьяны, но Рембрандт так любил животное, что готов был скорее оставить у себя недоконченную вещь, чем у угоду заказчикам замазать обезьяну. Этак картина долгое время служила стеной, разделяющей мастерские учеников».

Книги в коллекции Рембрандта

В реестре имущества Рембрандта упомянуты всего «15 книг различного формата». Это давало основания утверждать, что Рембрандт не был энциклопедически образованным человеком наподобие Рубенса, не мыслившего себя вне богатой библиотеки. Заблуждение о недостаточной образованности Рембрандта опровергается фактами. Во-первых, приставы описали остатки рембрандтовской библиотеки — возможно, большая её часть уже была распродана. А во-вторых, там осталось только то, что действительно было дорого Рембрандту: Библия, Гораций и Тацит, Овидий и Плиний.

Кроме того, доказано, что при создании картин Рембрандт активно пользовался и узкоспециальной литературой — например, когда писал «Ночной дозор», сверялся с учебником по военному делу Жака де Гейна II.

Если собственно литературы в собрании Рембрандта было мало, то его коллекция рисунков и гравюр, художественных альбомов, сборников эстампов была огромной. Те, кто исследовал собрание художника, утверждают: в оттисках у него была полная коллекция Рафаэля, Микеланджело и Тициана, и таким образом, и Рембрандт, и его ученики имели доступ к сокровищам итальянского Возрождения и мастеров более позднего времени — Караваджо и Карраччи. В описи упоминаются «драгоценная книга» Мантеньи и книга о пропорциях Дюрера. Разумеется, много там и «северных» художников — Луки Лейденского, Брейгеля, Жака Калло.

«Равнодушие Рембрандта к книгам, — рассуждает Саймон Шама, — представляется тем более странным, что он испытывал подлинную страсть к их физическому облику и не уставал изображать их на своих полотнах, превращая в некое подобие монументов, массивных, хранящих на себе следы времени, внушающих благоговение».

В наши дни многие из сохранившихся предметов рембрандовской коллекции — гравюры и скульптуры, копья и шлемы, раковины и кораллы, картины и книги — можно увидеть в музее Рембрандта, в том самом доме на улице Брестрат, который когда-то, а разгар своего «коллекционного помешательства», счастливый художник купил за 13 тысяч гульденов.

Автор: Анна Вчерашняя