войти
Войдите на сайт
Залогиньтесь, чтобы использовать максимум функций Артхива
Березовая роща
Исаак Ильич Левитан • Живопись, 1889, 28.5×50 см
Описание картины «Березовая роща»
«Берёзовая роща» (1885-1889) считается одним из наиболее значительных «импрессионистских» шедевров Левитана.
Этот небольшой по размерам (50 на 29 см) пейзаж занял у Левитана целых четыре года, кочуя вместе с ним от одной важной пространственно-биографической вехи к другой. Он начал «Берёзовую рощу» в 1885-м в подмосковной усадьбе Бабкино на Истре, где в тесной компании семейства Чеховых и их друзей Киселевых Левитан провёл три плодотворных и нескучных лета, а заканчивал спустя четыре года уже в Плёсе – городе на Волге (почти случайно «открытом» Левитаном и его подругой Софьей Кувшинниковой по время речного путешествия), который станет целой эпохой в левитановской живописи.
«Берёзовая роща» звучит нечастым в меланхолической живописи Левитана мажорным аккордом. Всё здесь, в этом благодатном уголке молодого березняка, сияет, переливается и излучает бодрость. Легко поддаться искушению провести прямую биографическую параллель: еще недавно художник был нищ и одинок и вот к 1885-86 годам всё, наконец, чудесным образом переменилось. Левитан заработал неплохие деньги за декорации в Частной опере Саввы Мамонтова и вместе с Чеховым гостит в Бабкино, среди людей близких по восприятию мира, ценящих искусство и благожелательных к Левитану. Он много работает, но много и дурачится, чуть не каждый день изображает в потешных спектаклях то бедуина, то подсудимого купца, обвинённого в винокурении и тайной безнравственности, и, кажется, так много не хохотал за всю свою жизнь. Так, может, поэтому «Берёзовая роща» тоже смеётся и ликует? И да, и нет. Конечно, психологически все было гораздо извилистее и сложнее, и временами Левитан опять впадал в привычную меланхолию, сообщая Чехову: «Ничего, кроме тоски в кубе». Во всяком случае, закончить «Берёзовую рощу» в Бабкино Левитану так и не удалось. Чего-то всё равно недоставало. Какой-то «малости», без которой, как утверждал хорошо знакомый Левитану Федор Шаляпин, «нет искусства».
«Самый факт возможности работы над пейзажем, таким небольшим, в течение нескольких лет, с перерывами, снова возвращениями к этой теме и сохранением при такой длительной работе непосредственности ощущения и такой пленительной свежести самой живописи меня просто поверг в изумление, – признавался художник Борис Иогансон, – и до сих пор я не перестаю изумляться этому совершенству, этому бриллианту даже в творчестве Левитана».
Ученик Левитана Борис Липкин утверждал, что для автора «Берёзовой рощи» это была излюбленная практика – оставлять картину «на дозревание», возвращаясь к ней через время. Липкин так передаёт запомнившиеся ему слова художника: «Окончить картину иногда очень трудно, – говорил Левитан. – Иногда боишься испортить одним мазком. Вот и стоят они, "дозревают", повёрнутые к стене... Чтобы закончить, иногда нужно два-три мазка, а вот каких, не сразу решишь».
Завершить «Берёзовую рощу» Левитан смог лишь оказавшись в Плёсе – городе, который художник прославит и который навсегда останется связанным с именем Левитана. Этот волжский городок стоит на холмах, покрытых белоствольными берёзовыми рощами. Одна из них, которая приглянулась Левитану, располагалась на окраине Плёса, недалеко от кладбищенской церкви. Здесь Левитан мог подолгу наблюдать игру солнечных бликов на берёзовых стволах, листве, молодой траве. В передаче вибрации цвета и световоздушной среды Левитан приближается к технике импрессионистов. Сродни их находкам и композиционное решение «Берёзовой рощи»: деревья у Левитана обрезаются краем холста. Подобный приём любим импрессионистами: это способствует «включённости» зрителя в происходящее на картине, создаёт эффект присутствия и ощущение спонтанности.
Помимо очевидных параллелей с импрессионистами (их работы Левитан увидит воочию чуть позже, когда побывает в Европе, и останется не то чтобы равнодушен – но воспримет в общем без особого восторга), «Берёзовая роща» вызывает почти обязательные ассоциации с еще тремя именами: Архип Куинджи, Камиль Коро и Антон Чехов.
За четыре года до начала работы Левитана над «Берёзовой рощей», в 1881-м году, пейзажист-новатор Архип Куинджи выставил картину с таким же названием. И выбор мотива, и сам горизонтальный, слегка вытянутый формат обеих «Берёзовых рощ» сходны. В остальном же они разительно различны. Куинджи стремится к драматическим эффектам, сильным контрастам, а свет у него имеет величественную, непостижимую, космическую природу. Левитан в своей «Берёзовой роще» лиричнее и психологичнее. Куинджи работает с рациональной симметрией (ручей делит композицию пополам), Левитан при выборе ракурса добивается естественно-природной асимметрии. Куинджи работал по памяти – Левитан не мог завершить работу, не сверившись с природой.
Создание работы на тему, с которой уже успел прославиться Куинджи, не было для Левитана сознательной полемикой или преднамеренным творческим соперничеством: по складу характера Левитан вряд ли принадлежал к соревновательным натурам, да и Куинджи не был его кумиром. А вот у кого он действительно многому учился и кого почёл бы за честь наследовать в своём творчестве – так это Камиля Коро. Этого французского пейзажиста, близкого к барбизонцам, называли «поэтом рассвета» и «певцом деревьев», т.е. всего того, что составляет существо левитановской «Берёзовой рощи». Молодой Левитан картинами Коро просто бредил. Во Франции как раз вышла первая монография о Коро авторства Руже Милле и Левитан, чтобы иметь возможность её прочитать, самостоятельно учил французский язык. Коро, как никто, умел передавать мимолётные настроения природы, трепетание листвы, едва уловимое движение воздуха и градации цвета. В самом деле, если мы посмотрим на то, как вибрирует листва в кронах деревьев с картины Коро «Орфей, ведущий Эвридику из преисподней» или на любом из его видов Виль д`Авре, то увидим, что трепетание зелени берёз у Левитана, его мелкие трепетные мазки здесь сродни методу Коро.
Чехову адресовано проникновенное признание Левитана, написанное им по время работы над «Берёзовой рощей»: «Я никогда еще не любил так природу, не был так чуток к ней, никогда еще так сильно не чувствовал я это божественное нечто, разлитое во всем, но что не всякий видит, что даже и назвать нельзя, так как оно не поддается разуму, анализу, а постигается любовью. Без этого чувства не может быть истинный художник». А чеховские герои потом будут рассуждать: «Какие красивые деревья и какая, в сущности, должна быть возле них красивая жизнь». «Обрезанность» композиции «Берёзовой рощи» близка к творческому методу самого Чехова, утверждавшего, что когда рассказ уже написан, чтобы сделать его лучше, необходимо отбросить начало и конец. Впрочем, важнее «технических» моментов сходства для Левитана была эмоциональная поддержка, которую ему давала дружба с Чеховым. В «бабкинский» период Чехов писал их общему с Левитаном знакомому, архитектору Фёдору Шехтелю: «В природе столько воздуха и экспрессии, что нет сил описать… Каждый сучок кричит и просится, чтобы его написал Левитан…».
Автор: Анна Вчерашняя
Этот небольшой по размерам (50 на 29 см) пейзаж занял у Левитана целых четыре года, кочуя вместе с ним от одной важной пространственно-биографической вехи к другой. Он начал «Берёзовую рощу» в 1885-м в подмосковной усадьбе Бабкино на Истре, где в тесной компании семейства Чеховых и их друзей Киселевых Левитан провёл три плодотворных и нескучных лета, а заканчивал спустя четыре года уже в Плёсе – городе на Волге (почти случайно «открытом» Левитаном и его подругой Софьей Кувшинниковой по время речного путешествия), который станет целой эпохой в левитановской живописи.
«Берёзовая роща» звучит нечастым в меланхолической живописи Левитана мажорным аккордом. Всё здесь, в этом благодатном уголке молодого березняка, сияет, переливается и излучает бодрость. Легко поддаться искушению провести прямую биографическую параллель: еще недавно художник был нищ и одинок и вот к 1885-86 годам всё, наконец, чудесным образом переменилось. Левитан заработал неплохие деньги за декорации в Частной опере Саввы Мамонтова и вместе с Чеховым гостит в Бабкино, среди людей близких по восприятию мира, ценящих искусство и благожелательных к Левитану. Он много работает, но много и дурачится, чуть не каждый день изображает в потешных спектаклях то бедуина, то подсудимого купца, обвинённого в винокурении и тайной безнравственности, и, кажется, так много не хохотал за всю свою жизнь. Так, может, поэтому «Берёзовая роща» тоже смеётся и ликует? И да, и нет. Конечно, психологически все было гораздо извилистее и сложнее, и временами Левитан опять впадал в привычную меланхолию, сообщая Чехову: «Ничего, кроме тоски в кубе». Во всяком случае, закончить «Берёзовую рощу» в Бабкино Левитану так и не удалось. Чего-то всё равно недоставало. Какой-то «малости», без которой, как утверждал хорошо знакомый Левитану Федор Шаляпин, «нет искусства».
«Самый факт возможности работы над пейзажем, таким небольшим, в течение нескольких лет, с перерывами, снова возвращениями к этой теме и сохранением при такой длительной работе непосредственности ощущения и такой пленительной свежести самой живописи меня просто поверг в изумление, – признавался художник Борис Иогансон, – и до сих пор я не перестаю изумляться этому совершенству, этому бриллианту даже в творчестве Левитана».
Ученик Левитана Борис Липкин утверждал, что для автора «Берёзовой рощи» это была излюбленная практика – оставлять картину «на дозревание», возвращаясь к ней через время. Липкин так передаёт запомнившиеся ему слова художника: «Окончить картину иногда очень трудно, – говорил Левитан. – Иногда боишься испортить одним мазком. Вот и стоят они, "дозревают", повёрнутые к стене... Чтобы закончить, иногда нужно два-три мазка, а вот каких, не сразу решишь».
Завершить «Берёзовую рощу» Левитан смог лишь оказавшись в Плёсе – городе, который художник прославит и который навсегда останется связанным с именем Левитана. Этот волжский городок стоит на холмах, покрытых белоствольными берёзовыми рощами. Одна из них, которая приглянулась Левитану, располагалась на окраине Плёса, недалеко от кладбищенской церкви. Здесь Левитан мог подолгу наблюдать игру солнечных бликов на берёзовых стволах, листве, молодой траве. В передаче вибрации цвета и световоздушной среды Левитан приближается к технике импрессионистов. Сродни их находкам и композиционное решение «Берёзовой рощи»: деревья у Левитана обрезаются краем холста. Подобный приём любим импрессионистами: это способствует «включённости» зрителя в происходящее на картине, создаёт эффект присутствия и ощущение спонтанности.
Помимо очевидных параллелей с импрессионистами (их работы Левитан увидит воочию чуть позже, когда побывает в Европе, и останется не то чтобы равнодушен – но воспримет в общем без особого восторга), «Берёзовая роща» вызывает почти обязательные ассоциации с еще тремя именами: Архип Куинджи, Камиль Коро и Антон Чехов.
Левитан и Куинджи: такие разные «Берёзовые рощи»
За четыре года до начала работы Левитана над «Берёзовой рощей», в 1881-м году, пейзажист-новатор Архип Куинджи выставил картину с таким же названием. И выбор мотива, и сам горизонтальный, слегка вытянутый формат обеих «Берёзовых рощ» сходны. В остальном же они разительно различны. Куинджи стремится к драматическим эффектам, сильным контрастам, а свет у него имеет величественную, непостижимую, космическую природу. Левитан в своей «Берёзовой роще» лиричнее и психологичнее. Куинджи работает с рациональной симметрией (ручей делит композицию пополам), Левитан при выборе ракурса добивается естественно-природной асимметрии. Куинджи работал по памяти – Левитан не мог завершить работу, не сверившись с природой.
Левитан и Коро: «бывают странные сближенья»
Создание работы на тему, с которой уже успел прославиться Куинджи, не было для Левитана сознательной полемикой или преднамеренным творческим соперничеством: по складу характера Левитан вряд ли принадлежал к соревновательным натурам, да и Куинджи не был его кумиром. А вот у кого он действительно многому учился и кого почёл бы за честь наследовать в своём творчестве – так это Камиля Коро. Этого французского пейзажиста, близкого к барбизонцам, называли «поэтом рассвета» и «певцом деревьев», т.е. всего того, что составляет существо левитановской «Берёзовой рощи». Молодой Левитан картинами Коро просто бредил. Во Франции как раз вышла первая монография о Коро авторства Руже Милле и Левитан, чтобы иметь возможность её прочитать, самостоятельно учил французский язык. Коро, как никто, умел передавать мимолётные настроения природы, трепетание листвы, едва уловимое движение воздуха и градации цвета. В самом деле, если мы посмотрим на то, как вибрирует листва в кронах деревьев с картины Коро «Орфей, ведущий Эвридику из преисподней» или на любом из его видов Виль д`Авре, то увидим, что трепетание зелени берёз у Левитана, его мелкие трепетные мазки здесь сродни методу Коро.
Чеховские параллели в «Берёзовой роще» Левитана
Чехову адресовано проникновенное признание Левитана, написанное им по время работы над «Берёзовой рощей»: «Я никогда еще не любил так природу, не был так чуток к ней, никогда еще так сильно не чувствовал я это божественное нечто, разлитое во всем, но что не всякий видит, что даже и назвать нельзя, так как оно не поддается разуму, анализу, а постигается любовью. Без этого чувства не может быть истинный художник». А чеховские герои потом будут рассуждать: «Какие красивые деревья и какая, в сущности, должна быть возле них красивая жизнь». «Обрезанность» композиции «Берёзовой рощи» близка к творческому методу самого Чехова, утверждавшего, что когда рассказ уже написан, чтобы сделать его лучше, необходимо отбросить начало и конец. Впрочем, важнее «технических» моментов сходства для Левитана была эмоциональная поддержка, которую ему давала дружба с Чеховым. В «бабкинский» период Чехов писал их общему с Левитаном знакомому, архитектору Фёдору Шехтелю: «В природе столько воздуха и экспрессии, что нет сил описать… Каждый сучок кричит и просится, чтобы его написал Левитан…».
Автор: Анна Вчерашняя
