Айвазовский всю жизнь помнил, что если бы не запали его рисунки в душу губернатору Таврическому Александру Казначееву, если бы не приняло в его судьбе участие множество людей, то так бы и прозябать ему в Феодосии в безвестности. Он очень хотел организовать Художественную школу в Феодосии, чтобы дать шанс таким же, как он — местным талантливым ребятам, которым трудно пробиться. Ему это удалось. Айвазовский знал, что талант и возможности — это куда больше, чем просто талант, и старался создавать эти возможности для других. Нередко он хлопотал о талантливых художниках перед петербургским начальством.
Среди тех, кого Айвазовский учил, опекал или просто вдохновлял на расстоянии, найдутся и громкие имена.
Лев Лагорио
Лев Лагорио — первый ученик Ивана Константиновича. Тоже уроженец Феодосии, море и корабли он рисовал с десяти лет. Художественное образование его началось в Феодосийской мастерской Айвазовского. Как и самому Айвазовскому, Лагорио при поступлении в Петербургскую Академию художеств оказал протекцию Казначеев. Подобно своему учителю, Лагорио постигал тонкости живописи в мастерских Максима Воробьева и Александра Зауервейда.Крымские море и горы остались основной темой в его творчестве. Самым интересным и вдохновенным занятием для него было писать различные состояния моря, переносить на холст зыбкую границу, разделяющую сушу и воду, воспроизводить морской воздух.
Созданные в молодости картины Лагорио впечатляют непосредственностью, этюдностью, при этом цветовые эффекты иной раз кажутся искусственными. Интересно, что ранние картины Лагорио можно сопоставить с достаточно ранними работами Айвазовского, с их буйством красок, романтизацией сюжета, мягким свечением, размытостью мазка.
А поздние марины Лагорио нам скорее захочется сопоставить с Айвазовским другой поры, Айвазовским в расцвете — смягченные цветовые решение, утратившие декоративность, но обретшие глубину, тонкость вспененной волны, светлая, почти прозрачная палитра и помещение зрителя в центр стихии, когда в стихию превращается весь мир, и всё, что мы воспринимаем, мы видим сквозь водную пелену.
Архип Куинджи
Столь внимательный к талантливой феодосийской молодежи, Айвазовский не рассмотрел паренька, который явился к нему из донецких степей. Архипа Куинджи в Феодосии допустили лишь красить забор да смешивать краски. Впрочем, есть и другая версия — Айвазовского в то время в Феодосии не было, Куинджи пытался пробиться на обучение к его ученикам, и именно с ними «не срослось». Куинджи нередко называют учеником Айвазовского, хотя обучения как такового в их отношениях не было. Но маринист несомненно оказал влияние на формирование Архипа Куинджи. Именно у него Куинджи перенял любовь к широким пространствам, вдохновенное отношение к природе, романтический восторг перед водной стихией и собственно выбор сюжетов. Это и знаменитые лунные ночи Куинджи — неоднократно к этой теме обращался и Айвазовский, и изображение украинской степи — искусствовед Николай Барсамов утверждает, что Айвазовский первый сделал степные просторы Украины объектом изображения на картине. А Куинджи великолепно развил эту тему.Сравним украинских чумаков Айвазовского и Куинджи.
И, конечно, их роднит лунный сюжет, принесший обоим заслуженную славу. «Лунные галереи» художников впечатляют: смотрите луну у Куинджи и у Айвазовского.
Особенно интересно сопоставить легендарную «Лунную ночь на Днепре» Куинджи и написанную 8 лет спустя «Лунную ночь» Айвазовского. В данном случае сложно сказать, кто ученик, а кто учитель. Широта и мощь, грандиозный охват, тончайшая многослойная лессировка , создающая эффект живого света, — от Айвазовского. А магия черного — она, конечно, и от Айвазовского, давно полюбившего сюжет лунной ночи, но едва ли не в большей степени от Куинджи, придавшего черному глубину и многослойность такого качества, какого раньше не бывало.
Особенно интересно сопоставить легендарную «Лунную ночь на Днепре» Куинджи и написанную 8 лет спустя «Лунную ночь» Айвазовского. В данном случае сложно сказать, кто ученик, а кто учитель. Широта и мощь, грандиозный охват, тончайшая многослойная лессировка , создающая эффект живого света, — от Айвазовского. А магия черного — она, конечно, и от Айвазовского, давно полюбившего сюжет лунной ночи, но едва ли не в большей степени от Куинджи, придавшего черному глубину и многослойность такого качества, какого раньше не бывало.
Константин Богаевский
Еще один уроженец щедрой на художественные таланты Феодосии — Константин Богаевский. Как и Куинджи когда-то, успеха в Художественной школе Айвазовского он не достиг, хотя на копировании марин мэтра руку набил. Отправился в Петербург, но и там не впечатлил академических преподавателей натурного класса. С ним почти простились, когда Архипу Куинджи попали на глаза его летние этюды. Он взял Богаевского в свой класс, и с этого, кажется, и начались настоящая жизнь и настоящее призвание Константина Богаевского.Богаевского называют певцом древней Кимерии (античное название Крыма). Особенности его стиля — четкая композиция, глубокое изучение натуры, сдержанный колорит и увлеченность историческим пейзажем. Говоря о наиболее очевидных влияниях, стоит упомянуть Клода Лоррена и Никола Пуссена. Айвазовский тоже обращался к ним как к источникам вдохновения в своих ранних работах. Но если для него это был этап поиска своего стиля, то для Богаевского Лоррен и Пуссен оказались явлением непреходящим. «Мне становится понятным мое пристрастие к классическому пейзажу Лоррена и Пуссена. Элементы этого пейзажа в Крыму те же, что в Италии и Греции, а культурная связь Крыма с этими странами с давних времен оставила на здешней почве свои многочисленные следы в виде курганов, греческих погребений, остатков стен и башен Генуи и Византии», — пояснял художник.
Крым Богаевского и Крым Айвазовского роднит монументальность, эпичность. И это, пожалуй, всё. У Богаевского не Крым, а Киммерия, в то время как Айвазовский пишет Крым, о временных параметрах которого не задумываешься. Это небо, море, свет, перехлестывающие через холст волны. Богаевский же показывает время, ушедшее и манящее из глубины веков. Айвазовский изображает море в разгар бури, спокойное море в штиль, море на котором вот-вот грянет буря, море после шторма. Природа Богаевского создает ощущение мощной, но сдержанной, не бушующей силы. Он любуется грандиозным прошлым Киммерии. Айвазовский же любуется морем.
Сравним корабли на закате Айвазовского и Богаевского. Марина Айвазовского показывает нам о сияющее закатное солнце и световую дорожку, безбрежное глубокое море и золотистый, в солнечном свете корабль. Вторая — окно в древний фантастический мир, сказочный портал. Такой пейзаж встретит тот, кто без страха и сожаления предпочтет исчезнувший в древности мир нынешнему.
Адольф Фесслер
Айвазовский взял его в ученики, и вскоре все знали, что Адольф Фесслер делает лучшие копии с картин главного русского мариниста. Из-за тяжелого финансового положения семьи и собственной застенчивости Фесслер долгое время не претендовал ни на что больше. Но в 1860 году он поступил в Московское училище живописи и ваяния, хотя основным местом и учебы, и работы для него оставалась мастерская Айвазовского.В самостоятельных работах Фесслера заметно влияние Айвазовского и в выборе тем, и в выборе сюжета, и в художественном решении. Но реализация существенно отличается. Фесслер предпочитал изображать спокойное море, настроение его работ — умиротворенное, лирическое. Айвазовский же чувствовал себя уверенно, работая со стихией в любом ее выражении, очевидно предпочитая штилю штормы и бури. Колорит Фесслера сдержанный, игра и сияние света ему не были подвластны в такой степени, как Айвазовскому. Мазок мягкий, лишенный экспрессии и динамики, присущих работам феодосийского мэтра. Сравним Феодосию Фесслера и Айвазовского.
Василий Суриков
Суриков вспоминал, как в Красноярском уездном училище самый первый его учитель рисования Николай Гребнев рассказывал, что никто не пишет так воду, как Айвазовский, что далекому маринисту известны все формы и виды облаков, а воздух на его картинах благоухает. Отголоски увлеченности Айвазовским мы находим в работах Василия Сурикова. К примеру, «Вид памятника Петру I на Сенатской площади в Петербурге» заставляет вспомнить лунные марины Айвазовского. Двойное освещение — луна и фонари — делают вопрос световых акцентов особенно интересным, подсвеченные лунным светом облака, живописные блики на снегу… Кажется, это что-то напоминает.Алексей Саврасов
В 1848 году в Московском Училище живописи и ваяния проходила выставка Ивана Айвазовского. По окончании выставки учащимся было разрешено снять копии. Одним из копиистов был Алексей Саврасов. В ранних работах Саврасова влияние Айвазовского видно невооруженным взглядом. «Морской берег» Айвазовского и «Вид на Кремль в ненастную погоду» Сурикова словно рассказывают одну историю. Стоящий у моря мужчина, убегающая от надвигающейся непогоды женщина. Затянувшие небо облака — светлее у моря, темнее в городе. Но ураган между ними промчится, кажется, один.
Как учил Айвазовский?
Айвазовский не окутывал процесс создания картины таинственным флером и щедро делился с юношеством своими знаниями. Не смущало его и присутствие гостей в мастерской, напротив, он любил, когда вокруг него шум, разговоры, кто-то смеется, кто-то заглядывает через плечо. Случалось, проводил демонстрационные мастер-классы, в присутствии молодых художник за пару часов на пустом холсте создавая завершенную картину. Такое случалось в академической мастерской Куинджи, в Одесском художественном музее и, конечно, часто бывало в Феодосийской школе Айвазовского.Аркадий Рылов вспоминал о посещении восьмидесятилетним художником мастерской Архипа Куинджи.
— Однажды Архип Иванович объявил, что завтра к нам приедет Иван Константинович Айвазовский. «Надо приготовить холст, краски и палитру, пускай он покажет, как пишут море», — сказал Архип Иванович.
На другой день всё необходимое было приготовлено: холст стоял на мольберте, большая палитра с кистями и ящик лежали на табурете. Утром мы собрались в мастерской и с некоторым волнением ожидали знаменитого мариниста.
Наконец в сопровождении Архипа Ивановича вошёл старик выше среднего роста, широкоплечий, слегка сутулившийся. Со своими седыми типичными бакенбардами, с бритым подбородком, он походил на старого сенатора. Приветливо улыбаясь и кивая нам головой, Айвазовский прошёл по всей мастерской, на ходу взглядывая на работы учеников и делая лёгкие замечания: «Хорошо… Хорошо. Так… Так… Прекрасно. А кто это сказки рассказывает?» — указал он на эскиз Рериха, изображавший какой-то сюжет из русского эпоса. «А почему я не вижу моего внука?» — вдруг спросил Айвазовский. «Я здесь, дедушка», — отвечал Латри.
Архип Иванович подвёл гостя к мольберту и обратился к Айвазовскому: «Это вот… Иван Константинович, покажите им, как надо писать море». Айвазовский взял необходимые ему четыре или пять красок, осмотрел кисти, потрогал холстки, стоя, не отходя от мольберта, играя кистью, как виртуоз, написал морской шторм. По просьбе Архипа Ивановича он моментально изобразил качающийся на волнах корабль, причём поразительно ловко, привычным движением кисти дал ему полную оснастку. Картина была готова и подписана. Один час пятьдесят минут тому назад был чистый холст, теперь на нём бушует море. Шумными аплодисментами мы выразили свою благодарность маститому художнику и проводили его всей мастерской к карете.
Последователями Айвазовского стали и его внуки-художники Константин Арцеулов, Михаил Латри, Алексей Ганзен. Об этом «Артхив» рассказывает отдельно.
Заглавная иллюстрация: фрагмент картины Айвазовского «Хождение по водам» с автографом и фирменным фокусом — стекающей с весел водой.
Автор: Алена Эсаулова
Автор: Алена Эсаулова
