Детское искусствоведение: дети о работах Чюрлениса, Поллока, Магритта, Гойи

Как изменились нравы учеников за 350 лет

Влад, 12 лет, рассказывает о своих впечатлениях от картины Яна Стена «Школьный класс со спящим учителем».
— Нам в изостудии в начале учебного года показали несколько работ Яна Стена о школе, а эту картину я потом сам нашел в интернете. И вот она меня больше всего поразила. Я-то думал, что это мы иногда в классе себя плохо ведем, а ведь вот еще что может быть!

… Меня сначала свинья, жующая учебники, больше всего удивила. Но это просто она самая заметная. А потом все-таки больше всего удивил писающий в кувшин мальчик. Правда, у нас в школе еще ни разу учитель на уроке не засыпал. Но уверен, что даже если бы заснул, то мы все равно бы себя так не вели. Так что зря взрослые говорят, что сейчас дети какие-то не такие. Пусть посмотрят картины Стена и успокоятся!

Средство от несчастной влюбленности

Даниил, 14 лет, рассуждает о картине Ханса Бальдунга «Три возраста женщины и смерть».
— Вот есть полезные картины, как эта. Когда одна моя знакомая, очень красивая, начинает особенно задаваться, то я эту картину вспоминаю. И легче становится (смеется).
— Но стареют не только женщины, но и мужчины.
— Это да. Но мне кажется, что женщины больше, как бы это правильно выразиться… Привязаны к своей внешности. И чаще ее используют для своих целей. Вот эта моя знакомая, например, она знает, что красивая, поэтому иногда ведет себя, ну, вот просто ужасно. Наверное, этот художник такое нарисовал, потому что его тоже женщины достали!

Все искусствоведы делают ЭТО

Софья (13 лет) рассказывает о своей любимой картине, точнее, о целом жанре живописи: ванитас.
— Мне нравится рассматривать картины старых мастеров и расшифровывать послания на них. Над своим столом я повесила натюрморты Виллема Класа Хеды и Францискуса Гейсбрехтса и уже знаю почти о каждом символе, что зашифрован в картинах. Там главное — череп. Это символ смерти и бренности жизни. Еще там есть ноты — это символ искусства; курительная трубка — символ скоротечности наслаждений; книга — символ знаний и науки. У Гейсбрехта череп, такое ощущение, что кусает книгу. Это точно о том, что все познать невозможно…
— У тебя странные предпочтения для девушки твоего возраста…
— Почему? Взрослым кажется, что дети не думают о смерти? Еще как думают.
— Я не столько о символике смерти, сколько вообще о символах. Ты о картине говоришь, как о ребусе с зашифрованным в ней посланием.
— Да. Именно это мне и нравится. Я смотрю на картину и знаю о ней то, что простой человек вообще не заметит. Разве искусствоведы не тем же занимаются? Они умеют видеть картину под особым углом. И это приносит новые впечатления. Не такие, как если бы я просто смотрела на натюрморт и видела там просто пустой бокал, а не символ пустоты и хрупкости жизни.

«Симпсоны» как источник знаний об искусстве

Даниил, 11 лет, рассуждает о картине Рене Магритта «Сын человеческий».
— Вы спросили о любимой картине, но у меня ее пока нет. Я не то, чтобы люблю живопись. Хотя меня родители постоянно просвещают и показывают разные картины. Иногда бывает интересно. Но чаще не тогда, когда показывают альбомы. Типа, вот это — Микеланджело, а это — Рафаэль. А когда что-то само по себе заинтересует. Вот, например, мои родители очень любят мультсериал «Симпсоны». Каждый вечер его смотрят. По кругу. И они очень смеялись, когда увидели Барта Симпсона с яблоком на лице. Мне стало интересно, почему им это смешно? И папа сказал, что это так обыгрывают картину «Сын человеческий». И мне стало интересно: что за картина?
— Рене Магритт, «Сын человеческий».
— Да. Вот мне это стало по-настоящему интересно. Всегда хочется узнать, почему другие смеются, а тебе при этом не смешно. Ведь начинаешь тогда чувствовать себя глупо.
— Так ты понял в результате, что в этом смешного?
— Ну… Мне папа рассказал. Бартон — сын главного Симпсона. То есть, «человеческий», значит, «симпсоновский». Вроде как, все мы тогда — Симпсоны. И это смешно.

Думая о деньгах

Максим, 14 лет, рассуждает о картине Джексона Поллока «Номер 5».
— Я эту картину случайно увидел, когда моя мама читала статью о самых дорогих картинах. Ее за 140 миллионов долларов продали! Но я так понял, что деньги достались не художнику?
— Не художнику. К моменту торгов его уже 50 лет, как не было в живых.
— Мой папа сказал, что и он сам так мог бы красками наляпать. Но я ему сказал, что не мог бы. В таких вещах надо быть первым, потому что все остальные просто не считаются.
— А о самом полотне что ты думаешь?
— Ну… Если долго на него смотреть, то можно увидеть разные там забавные фигурки. Или силуэты людей. Если прищуриться, то вот тут в центре можно увидеть человека в шляпе. Но такое и на обоях пятнистых увидеть можно.
— Во времена Поллока таких обоев еще не было. На них всегда был четкий рисунок.
— Интересно. Но, если честно, то я все равно, глядя на эту картину больше думаю о деньгах. 140 миллионов! И не художнику достались.
— Не переживай. При жизни Поллок тоже не бедствовал.
— Это правильно! Он ведь первый такое придумал. Так и должно быть.

Самая страшная картина

Аня (13 лет), учащаяся изостудии, рассказывает о работе Франсиско Гойи «Сатурн, пожирающий своего сына».
— Я впервые увидела эту картину (я теперь знаю, что это — фреска), когда мне было 10 лет. Летом в гостях у бабушки листала подшивку каких-то журналов о живописи. Даже не помню уже их названия. И вот там была эта репродукция. Когда я ее увидела, помню, что даже закричала. И потом ночью снились кошмары. Мама тогда еще ругалась с бабушкой, что она мне дала такое смотреть. И поэтому я боялась прямо спросить у родителей, почему там такое нарисовано. В интернете сама погуглила. И то, что я узнала про этого древнеримского бога Сатурна, меня успокоило. Потому что там по мифу всё равно всех съеденных детей потом Юпитер освободил. Только вот потом стала думать о том, что Гойя нарисовал так, что это «освобождение» становится вовсе невозможным. По мифу он же должен был их целиком глотать, а не вот так, как у Гойи. И потом я читала мнение искусствоведов о том, что это все значит. И мне особенно запомнилось, как один написал, что эта картина о том, что никакая власть не вечна. И даже пожирая своих детей, которые должны его свергнуть, сам Сатурн уже начал разлагаться. Да, там же видно, какие у него страшные ноги. И еще эти глаза сумасшедшие. Это, конечно, не мое мнение — я его вычитала. Но я с ним согласна. И эту картину до сих пор считаю самой страшной из тех, что видела.

Всё не напрасно

Ната, 13 лет, рассуждает о картине Микалоюса Чюрлёниса «Сотворение мира IX».
— Я об этом художнике совсем недавно узнала. И он меня просто завораживает. Особенно его картина о сотворении мира. Теперь-то я знаю, что он тринадцать работ на эту тему написал, но меня больше всего впечатлили красные цветы, растущие словно из хаоса. Тут еще я недавно прочитала Ахматовское «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда». И все это вместе в моей голове так причудливо соединилось: человек как стихи, стихи как мир. В этой картине много надежды. На нее смотришь и чувствуешь, что все не напрасно.