Картина Поля Сезанна
«Дом повешенного» обзавелась мистическим шлейфом сразу же, как только появилась на первой выставке импрессионистов в ателье фотографа Надара в 1874 году. Ничто, абсолютно ничто не предвещало, что она станет одной из нескольких картин, проданных тут же, на этой скандальной выставке.
Ужасно и смешно прославившийся критик Луи Леруа (придумавший импрессионистам это прозвище в насмешку), уже написал
свою снисходительно-нервную рецензию. В этом ядовитом журналистском репортаже «Дом повешенного» становится для зашедшего на выставку художника Венсана последней каплей на пути к безумию. Но, как ни странно, Леруа по отношению к Сезанну очень скуп на подробности. Никаких виртуозных сравнений с обойными эскизами и малярами, подновляющими фонтан, никаких комментариев по поводу рисунка и цвета. Это случалось потом всегда с Сезанном: мало кто толком мог объяснить, за что его ненавидит или за что боготворит.
Однажды на выставку зашел немолодой человек со взрослым сыном. Видя «Дом повешенного», он останавливается, морщится. Объясняя сыну свое неприятное впечатление от полотна, мужчина старается найти точные аргументы. Чем дольше он говорит, тем медленнее и неувереннее звучат его слова, тем больше интереса появляется во взгляде.
«Нет, мы ничего решительно не понимаем! - внезапно восклицает незнакомец. -
Какие-то важные особенности заложены в полотнах этого художника. Он непременно должен быть представлен в моей галерее» (цитата из книги Анри Перрюшо «Жизнь Сезанна»). Это коллекционер граф Арман Дориа. Он сразу же выкладывает 300 франков за поразившую его картину. Он, конечно, не может еще толком объяснить, за что начинает любить Сезанна.
Пройдет 25 лет, но ничего не поменяется. Другой граф Исаак Камондо покупая картину уже за 6200 франков, все еще не понимает, что делает.
«О да, я купил полотно, никем еще не признанное! Но я ничем не рискую: у меня есть письмо, подписанное Клодом Моне, который дал мне слово чести, что этому холсту суждено стать знаменитым. Навестите меня, и я покажу вам это письмо. Я храню его в небольшом кармане, приколотом с обратной стороны холста, специально для злопыхателей, которые думают, будто я повредился умом со своим «Домом повешенного».
То, что почувствовал, но не смог объяснить сыну граф Дориа, то, что знал Моне, но не стал объяснять графу Камондо, с тех пор пытались объяснить по-разному. Сюрреалисты, считавшие Сезанна одним из своих предтеч, видят в картине прежде всего искусно созданное зловещее пространство и целый набор символов и метафор: дом, словно подвешенный в воздухе, разлагающая горизонтальная трещина на стене дома.
«Художник, как и всякий человек, имеет обыкновение возвращаться к месту преступления», - пишет Андре Бретон. И вспоминает другие картины Сезанна, воссоздающие накаленную атмосферу угрозы и смерти:
«Заброшенный дом»,
«Дом с треснувшей стеной»,
«Юноша с черепом» и, наконец,
«Игроки в карты».
Матисс вообще называет Сезанна художником «Дома повешенного» и «Игроков в карты» и ставит эти работы на один уровень: юношескую дебютную картину и мощный зрелый многолетний цикл.
«Матисса привлекла структура этих работ – или архитектура, если можно так выразиться: то, что обе они четко выстроены, видно сразу. В основе обеих композиций V-образная форма, образованная в одном случае стенами зданий, а в другом — ногами игроков в карты», - рассказывает
Алекс Данчев, биограф Сезанна.
Но общая выстроенность, геометрическая четкость «Дома повешенного» складывается из множества нарочитых перспективных неточностей: ближние и дальние планы существуют так, как угодно общей живописной задаче произведения. Ветки далекого дерева оказываются перед домом, стоящим гораздо ближе, совершенно не понятно (при каждом новом взгляде по-разному), стоят ли дома вдалеке рядом или один за другим. Да и сам дом повешенного ничего общего с прямой перспективой не имеет.
Именно эта гармония неправильностей заставила, наверное, графа Дориа купить картину и много лет рассматривать ее в своей галерее.
Автор: Анна Сидельникова