войти
Войдите на сайт
Залогиньтесь, чтобы использовать максимум функций Артхива
Девятый вал
Иван Константинович Айвазовский • Живопись, 1850, 221×332 см
Описание картины «Девятый вал»
Картина Айвазовского «Девятый вал» – наверное, самая известная его работа. Современники сразу же оценили ее как шедевр. Полотно было выставлено в Московском училище живописи, ваяния и зодчестве. Очереди к ней были сопоставимы разве что с теми, которые стояли к к картине «Последний день Помпеи» Карла Брюллова, впервые выставленной 16-ю годами ранее. Айвазовский не скрывал, что Брюллов оказал на него огромное влияние. Формально они не состояли в отношениях учитель-ученик, но Айвазовский во многом считал себя последователем Брюллова, который, в свою очередь, оценил талант мариниста уже в его студенческие годы.
Айвазовский близко дружил с Ильей Репиным. Художники не упускали случая друг над другом подшутить. Однажды Репин гостил у Айвазовского, хозяин пригласил гостя пройти в одну из комнат и пропустил его вперед. Репин распахнул дверь и вскрикнул: прямо на него «поднимался» «Девятый вал».
На картине "9 вал" Айвазовский изобразил рассвет после штормовой ночи. На небе занимается зарево – как ту не вспомнить Тёрнера с его непревзойденными небесами? Кстати, британец от картин Ивана Константиновича был в полном восторге, а о «Неполитанском заливе» даже сочинил стихотворение (он и свои картины нередко сопровождал стихами собственного сочинения): «На картине этой вижу луну с ее золотом и серебром, стоящую над морем и в нем отражающуюся (… )Прости мне, великий художник, если я ошибся, приняв картину за действительность, но работа твоя очаровала меня, и восторг овладел мною. Искусство твое высоко и могущественно, потому что тебя вдохновляет Гений».
Айвазовский всегда начинал писать свои пейзажи с неба, причем заканчивал его в один заход – будь то полчаса или 20 часов. Сияние от изображаемого им светила было настолько горячим, что во время его европейской стажировки на одной из выставок Ивана Константиновича заподозрили в том, что за холстом он поместил свечу, которая и озаряет полотно изнутри!
На картине Айвазовского "Девятый вал" сверкающее солнце освещает мечущийся среди грозовых волн обломок мачты разрушенного корабля и пытающихся спастись на нем людей. Похоже, они всю ночь боролись со стихией. К утру они обессилены, в изнеможении прижимаются к спасительной мачте и друг к другу. Но бой еще на завершен – на них надвигается девятый вал. Считается, что во время шторма самый опасный и мощный вал – девятый. И действительно, слева на них движется огромная волна, гребень которой грозно вздымается над обломком корабля. Удастся ли им спастись? Разрывающие мрак солнечные лучи дарят такую надежду. Слишком уж мажорное, яркое, сияющее настроение картины. Да, это разгул стихии, но восторг от него, кажется, значительно перевешивает ужас.
От полотна нет ощущения неотвратимой гибели, но ни о какой «победе человека над стихией» речь точно не идет. Стихии просто нечего противопоставить. Батальная живопись Айвазовского стоит особняком, но и в такого плана картинах человек отнюдь не побеждать стихию, он может победить лишь другого человека.
Картина «Девятый вал» считается (и заслуженно) одной из вершин романтической живописи в России. Айвазовский еще не пришел к сдержанности реализма, он в полной мере дает свободу своему, признаем честно, все-таки не реалистическому, а романтическому таланту. Завораживает буйство красок, захватывает дух от мощи разыгравшейся бури. А как любовно выписаны блики на воде и сама вода! Ее практически праздничное, торжественное сияние тоже не оставляет нам повода прогнозировать трагический финал.
Советские искусствоведы пытались увидеть в «Девятом вале» политически аллегории, трактуя его то как отсылку к пронесшейся по Европе волне революций, то связывая его со смертью Белинского, симпатизировавшего художнику, то видя в нем предчувствие сотрясений, которые через некоторое время обрушатся на Российскую империю. Но эти аллегории, пожалуй, чересчур надуманны. Иван Константинович не играл в символизм, он был безумно влюблен в морскую стихию, и когда писал море, то писал море.
Айвазовский написал картину«Девятый вал» за 11 дней, практически не отрываясь от холста. Кстати, 11 дней – это для него достаточно много, как правило, он справлялся значительно быстрее. Муза его была легкой и радостной, а не изнуряющей.
Картина Айвазовского «Девятый вал» была приобретена для русской галереи Эрмитажа и стала одной из первых в коллекции открытого в 1898 году Русского музея императора Александра III.
Автор: Алена Эсаулова
Айвазовский близко дружил с Ильей Репиным. Художники не упускали случая друг над другом подшутить. Однажды Репин гостил у Айвазовского, хозяин пригласил гостя пройти в одну из комнат и пропустил его вперед. Репин распахнул дверь и вскрикнул: прямо на него «поднимался» «Девятый вал».
На картине "9 вал" Айвазовский изобразил рассвет после штормовой ночи. На небе занимается зарево – как ту не вспомнить Тёрнера с его непревзойденными небесами? Кстати, британец от картин Ивана Константиновича был в полном восторге, а о «Неполитанском заливе» даже сочинил стихотворение (он и свои картины нередко сопровождал стихами собственного сочинения): «На картине этой вижу луну с ее золотом и серебром, стоящую над морем и в нем отражающуюся (… )Прости мне, великий художник, если я ошибся, приняв картину за действительность, но работа твоя очаровала меня, и восторг овладел мною. Искусство твое высоко и могущественно, потому что тебя вдохновляет Гений».
Айвазовский всегда начинал писать свои пейзажи с неба, причем заканчивал его в один заход – будь то полчаса или 20 часов. Сияние от изображаемого им светила было настолько горячим, что во время его европейской стажировки на одной из выставок Ивана Константиновича заподозрили в том, что за холстом он поместил свечу, которая и озаряет полотно изнутри!
На картине Айвазовского "Девятый вал" сверкающее солнце освещает мечущийся среди грозовых волн обломок мачты разрушенного корабля и пытающихся спастись на нем людей. Похоже, они всю ночь боролись со стихией. К утру они обессилены, в изнеможении прижимаются к спасительной мачте и друг к другу. Но бой еще на завершен – на них надвигается девятый вал. Считается, что во время шторма самый опасный и мощный вал – девятый. И действительно, слева на них движется огромная волна, гребень которой грозно вздымается над обломком корабля. Удастся ли им спастись? Разрывающие мрак солнечные лучи дарят такую надежду. Слишком уж мажорное, яркое, сияющее настроение картины. Да, это разгул стихии, но восторг от него, кажется, значительно перевешивает ужас.
От полотна нет ощущения неотвратимой гибели, но ни о какой «победе человека над стихией» речь точно не идет. Стихии просто нечего противопоставить. Батальная живопись Айвазовского стоит особняком, но и в такого плана картинах человек отнюдь не побеждать стихию, он может победить лишь другого человека.
Картина «Девятый вал» считается (и заслуженно) одной из вершин романтической живописи в России. Айвазовский еще не пришел к сдержанности реализма, он в полной мере дает свободу своему, признаем честно, все-таки не реалистическому, а романтическому таланту. Завораживает буйство красок, захватывает дух от мощи разыгравшейся бури. А как любовно выписаны блики на воде и сама вода! Ее практически праздничное, торжественное сияние тоже не оставляет нам повода прогнозировать трагический финал.
Советские искусствоведы пытались увидеть в «Девятом вале» политически аллегории, трактуя его то как отсылку к пронесшейся по Европе волне революций, то связывая его со смертью Белинского, симпатизировавшего художнику, то видя в нем предчувствие сотрясений, которые через некоторое время обрушатся на Российскую империю. Но эти аллегории, пожалуй, чересчур надуманны. Иван Константинович не играл в символизм, он был безумно влюблен в морскую стихию, и когда писал море, то писал море.
Айвазовский написал картину«Девятый вал» за 11 дней, практически не отрываясь от холста. Кстати, 11 дней – это для него достаточно много, как правило, он справлялся значительно быстрее. Муза его была легкой и радостной, а не изнуряющей.
Картина Айвазовского «Девятый вал» была приобретена для русской галереи Эрмитажа и стала одной из первых в коллекции открытого в 1898 году Русского музея императора Александра III.
Автор: Алена Эсаулова
