Двух любимых героинь Жоржа де Латура мы видим на его картине
«Скорбящая Мария Магдалина». Первая – это свеча: редкое полотно Латура обходится без неё, свеча стала опознавательным знаком, позволяющим «вычислить» художника среди других мастеров
тенебросо. Ну, а вторая – разумеется, сама раскаявшаяся библейская блудница.
О том, что Мария Магдалина была предметом творческих медитаций художника, можно судить хотя бы по тому, что до нас дошли четыре (и это не считая копий) различающихся, но всё же очень похожих композиций Латура. На всех четырёх сидящая в темном помещении Магдалина размышляет о бренном в присутствии двух неизменных атрибутов – локального источника света и черепа.
Наиболее знаменита
«Мария Магдалина» из Лувра – та, где свечу заменяет
искуснейше написанный стеклянный светильник. Её еще называют «Магдалина из коллекции Терф».
Почти идентичная картина выставлена в Музее искусств Лос-Анджелеса. Они с луврской Магдалиной – как сестры-двойняшки: лишь немного различаются рисунком черт лица. В Национальной галерее искусств (Вашингтон) хранится
третья «Мария Магдалина» Латура: по композиции она зеркальна ко всем остальным вариантам, а вот источник света тут точно определить затруднительно: его наполовину загораживает стоящий перед ним череп. Вашингтонская святая также получила название от имени коллекции, в которой находилась раньше: «Магдалина Фабиус».
И наконец, четвёртая «Скорбящая Мария Магдалина» Латура находится в нью-йоркском Музее Метрополитен. Её различительное название «Магдалина Райтсмен». Бытует также название «Мария Магдалина с двумя свечами».
XVI и XVII века – время, когда католическая церковь напряженно боролась с набиравшим силу протестантизмом. Протестанты отказались от поклонения кому бы то ни было, кроме самого Христа. В противовес этому католицизм упорно насаждает культ святых. Естественно, доходило до перегибов. «В моду» вошла религиозность визионерская и экстатическая. Марии Магдалины подобная «мода» коснулась одной из первых. К примеру, если средневековые богословы утверждали, что ангелы возносили Марию Магдалину на небо ежедневно, то в текстах XVII века речь уже идёт о семи вознесениях на дню. Сама святая (и бывшая блудница) часто изображается в экстатическом религиозном исступлении, не слишком отличающемся от чувственного исступления из её прошлой жизни.
Многие помнят Магдалин
Тициана,
Леонардо да Винчи или
Аньоло Бронзино: руки прижаты к горячо вздымающейся груди, в глазах – отчаяние и страсть. Такой сложился визуальный стереотип.
Латур крайне далёк от подобных трактовок образа. Все его Магдалины не демонстрируют безумной аффектации. Напротив, они зафиксированы в состоянии неспешного и спокойного размышления. О чем оно? Само собой, о бренности сущего – череп, символизирующей тщету всего земного, не допускает на этот счет двух мнений.
Латур даже избегает подчеркивать, что его героиня блудница. У луврской и лос-анжелесской Магдалин обнажены колени, икры и плечи, но и они не сообщают картине оттенка неприкрытой животной чувственности – настолько отрешённой везде у Латура выглядит Магдалина. О Магдалине нью-йоркской мы даже не можем точно сказать, красива ли она. Её лицо нарочно отвернуто от зрителя: картинная Магдалена раскаялась и больше не намерена никого прельщать своим видом. Именно в этой версии возникает интересный мотив зеркала: оно издавна считалось аллегорией соблазна, женской греховности. Свеча с высоким пламенем словно перечёркивает зеркало по горизонтали. Это должно символизировать, что огонь веры, вспыхнувшей в душе Магдалины, перечеркнул её греховное прошлое.
Автор: Анна Вчерашняя