Девушки в черном

В начале 1880-х Ренуару 40 лет, ровно середина жизни. Он встречает Алин Шариго, которая скоро станет его женой и совсем скоро у Ренуаров родится первый сын Пьер. В начале 80-х Ренуар едет в Италию, устает от мастерства Микеланджело и Бернини, доезжает до Неаполя и испытывает самое сильное художественное потрясение в своей жизни - фрески Помпей в местном неаполитанском музее. «Живопись, которая выглядит вечной, но не твердит об этом, вечность обыденности, подмеченная из-за угла соседнего дома», - скажет он позже. Потом Ренуар отправляется в Алжир - и возвращается в Париж, опьяненный ярким белым светом Востока. И в этой середине своей жизни, влюбленный и наполненный новыми художественными впечатлениями, он объявляет: я подошел к концу импрессионизма.

Это кажется странным, ведь все творчество Ренуара принято называть импрессионизмом. Что же было тогда дальше, в остальные 40 лет? Картина «Девушки в черном» написана как раз в этом переломе, в конце личного ренуаровского импрессионизма и в начале уже нового периода, который искусствоведы позже назовут энгровским. В это же время художник пишет знаменитые три танца - в деревне, в городе и в Буживале. К этому же периоду относятся «Большие купальщицы» и «Зонтики».

После возвращения из Италии и Алжира Ренуар не меняет моделей. Героини его картин - те же жительницы Монмартра, которые позировали для «Бала в Мулен де ла Галетт», швеи и прачки, юные и совсем не заботившиеся об идеалах добродетели. Они тяжело работали днем и беззаботно танцевали по вечерам. Они рожали детей вне брака и охотно позировали молодым художникам, чтоб подзаработать.

Меняются не герои и не мотивы, меняется живописная техника Ренуара. Продолжая держать в голове помпейские фрески, вечные и великолепные, он отказывается от мелких, раздельных мазков, от резких солнечных бликов на коже, от этюдности. Фигуры первого плана обретают четкий контур - Ренуар как будто ловит их в фокус, стремится к большей четкости, плавности цветовых переходов. А подвижный глубокий фон разбивает на несколько насыщенных цветовых пятен.

Черный цвет здесь контрабандой. Его не должно быть. Импрессионисты отказались от темных цветов и вычистили их с палитры. Даже тени, отброшенные предметами и деревьями в солнечный день, они научились писать фиолетовыми и желтыми. А здесь он беспардонно занимает две трети пространства картины: платья, шляпки. Но ренуаровский черный, оказывается, не черный. Это оттенки синего ультрамарина, желтого и краплака.

Из подвижного, раскаленного яркими красками пространства (скорее всего - это все тот же «Мулен де ла Галлетт») к сидящей девушке подбегает ее подруга. Ренуар не любил, когда о его героинях критики и арт-дилеры говорили «размышляет». «Мои девушки не размышляют!» - смеялся он. Задумалась, наблюдает, вспоминает что-то прекрасное, ждет, мечтает, отдыхает после танца - но ни в коем случае не размышляет. Ее подруга врывается из внешнего, громкого, танцующего пространства - поэтому украшения на ее шляпке и бант на шее размываются движением. Через мгновенье сидящая девушка обернется - и ее шляпка тоже поплывет в этом общем вечернем движении. Секунда до танца или смеха, до объятий или удивления.

Ренуар ошибался. Это не он прощался с импрессионизмом, это импрессионизм менялся и начинал вмещать больше.

Автор: Анна Сидельникова