Франсиско Хосе де Гойя-и-Лусьентес (исп.
Francisco Jose de Goya y Lucientes, 30 марта 1746, Фуэндетодес, близ Сарагосы – 16 апреля 1828, Бордо) – великий испанский художник и гравёр. Один из самых ярких мастеров романтического направления и искусстве.
Особенности живописи и графики Франсиско Гойи. Творчество Гойи сложно и глубоко противоречиво. Его экспрессивная манера, изображение разнообразных проявлений зла, насилия, образы несправедливости и страданий, несмотря на очевидную гротескность подачи, отражали реальные переживания лучшей части испанской национальной элиты, не способной вначале осуществить так необходимые Испании демократические преобразования, а затем – отстоять страну в период французской оккупации. Образы на картинах мастера часто аллегоричны и архетипичны: они опираются на глубочайшие слои народного сознания, используют народные сказания и легенды. Работам Франсиско Гойи нередко присущи отчаяние, разочарование, возможно, временами даже неверие, но иногда – и острое чувство радости жизни. В творчестве, как и в жизни, художник руководствовался высокими гуманистическими принципами. Помимо живописи, Франсиско Гойя достиг невиданных высот в графике, соединяющие техники офорта и акватинты (для этого художник покрывает металлическую пластину кислотоупорным лаком и процарапывает иглой в слое высохшего лака рисунок; следующий этап – погружение пластины в азотную кислоту; места, процарапанные иглой, протравливают кислотой, после чего заполняются краской и оттискиваются на бумагу на специальном станке).
Известные картины Франсиско Гойи: «Обнажённая Маха»,
«Король Испании Карл IV и его семья»,
«Расстрел повстанцев 3 мая 1808 года в Мадриде»,
«Похороны сардинки»,
«Сатурн, пожирающий своих детей»,
«Молочница из Бордо».
Мы произносим «Гойя», и перед глазами немедленно возникает
«Обнажённая Маха». Он создал примерно 500 картин, 300 гравюр и тысячу рисунков, но в первый момент непременно вспоминают – её. Полулежащую, с призывным взглядом и слегка искажёнными пропорциями. Это как
Леонардо и
«Джоконда» – невозможно мысленно разделить их, и самые проницательные видят в «Джоконде» автопортрет. Или как Флобер, утверждавший:
«Госпожа Бовари – это я!» Связь Гойи и его «Махи» – того же порядка, и мы попробуем объяснить, почему. Маха – это ведь отнюдь не имя. Махами называли девушек из испанских социальных низов, весёлых, легкомысленных и витальных (
1,
2). Жадных до музыки и любви. Мужской вариант – махо – известен нам сейчас как «мачо». Произношение слегка модифицировалось, но суть осталась прежней: внутренняя сила, темперамент, пассионарность. Франсиско Гойя с его простонародными корнями, жаждой жизни и неистовым характером и был махо. Мачо. Он думал как мачо, вёл себя как мачо, и даже писал – как мачо. В биографическом романе Фейхтвангера Гойя говорит:
«Я – махо, хотя иногда и почитываю Энциклопедию».
Происхождение и ранние годы
Родившийся 30 марта 1746 года Гойя (Франсиско Хосе де Гойя-и-Лусьентес, исп.
Francisco José de Goya y Lucientes) был одним из трёх сыновей владельца маленькой позолотной мастерской в деревушке Фуэндетодос. Его мать происходила из рода захудалых дворян – идальго, так удачно высмеянных Сервантесом в «Дон Кихоте», а вот отец был чистым батурро – простолюдином, передавшим сыну способность крепко стоять на земле и не питать лишних иллюзий.
Потом семья переехала в Сарагосу, где 13-летнего Франсиско отдали учиться в мастерскую художника
Хосе Лусана. Там Гойя проведёт около семи лет, больше преуспев не на поприще живописи, а в исполнении фанданго, пении серенад и уличных драках. Консервативный живописец Лусан сам посоветует Гойе попытать счастья в Мадриде, поступив в Академию Сан-Фернандо, хотя и в Сарагосе не было недостатка в работе. Поговаривали, что учитель просто хотел сплавить с глаз долой взрывного, темпераментного смутьяна, не расстающегося даже в мастерской со своим складным ножом-навахо, коварным оружием испанских махо.
«Франчо, ты родился луком, а не розой, – беспокойно говорила мать Гойи Евграсия Люсьентес, –
луком ты и помрёшь».
«Университеты» Франсиско Гойи
Академия Сан-Фернандо отфутболила Франсиско дважды. В 1763-м он не получил в свою пользу ни единого голоса, сгоряча отчаялся, но постепенно остыл и в 1766-м предпринял вторую попытку. Она тоже закончилась неудачей: Франсиско Гойя не был силён в рисунке, да и вообще ни на кого не похож – академики просто не поняли этот странный, небывалый, «деформированный» (как назовет его в ХХ веке Ортега-и-Гассет) стиль.
Кто угодно опустил бы руки. Но мастер, родившийся под огненным знаком овна, был чертовски упрям и настолько уверен в собственных силах, что решил: он всё равно перехитрит – если не судьбу, так уж Королевскую академию точно. Не получив от неё пенсиона, 23-летний Франсиско Гойя рванул в Рим за собственный счёт. Для этого он примкнул к группе матадоров, направлявшихся в Италию.
Бой быков, кураж, возбужденный гул толпы – это вообще была его стихия. Общительный и задиристый Франчо обожал шумные сборища и не раз клялся сплясать арагонскую хоту на спинах тех, кто осмеливался косо посмотреть в его сторону. Франсиско Гойя принимал участие в корриде и выступлениях уличных акробатов. Он был ловок, мускулист и отчаянно смел, а о его амурных похождениях, осложнённых многочисленными дуэлями, ходили легенды. Рассказывали, например, как Гойя, влюбившись в послушницу одного из римских монастырей, выкрал девушку из обители. Знавшие его накоротке не сомневались, что именно так оно и было.
Покорение Рима испанский художник начал с того, что забрался на купол Собора Святого Петра. Но не затем, чтобы оценить вид на «вечный город», нет – на вершине собора Франсиско Гойя выцарапал свои инициалы. Матадор и драчун из Сарагосы жаждал во весь голос заявить о себе
urbi et orbi – «городу и миру», и ни секунды не сомневался, что Провидение и Пресвятая Дева Аточская приготовили для него великое будущее.
Плафоны в Сарагосе, шпалеры в Мадриде
В 1771-м, постранствовав по Италии и даже получив премию Пармской академии, Гойя возвращается в Сарагосу. В городе своей юности он с успехом расписывает дворцы и церкви. Его яркая палитра, настоянная на итальянском солнце, радует глаз, а ангелы, для которых позировали уличные плясуньи, украшают плафоны соборов и обволакивают сердца испанцев непозволительно сладкой истомой. Через пару лет Франсиско зарабатывал уже в три раза больше, чем его бывший учитель.
И всё же Гойя рвётся в Мадрид. Амбиции гонят его в столицу, а еще – его зовёт туда старый приятель, придворный художник
Франсиско Байеу (вот
его портрет кисти Гойи), с которым Франсиско познакомился, когда безуспешно пытался поступить в Академию. Байеу сообщает, что король
Карлос III покровительствует искусству, и для мастера тоже вырисовываются интересные перспективы.
В Мадриде мастер начинает создавать рисунки для королевской ковровой мануфактуры св. Варвары. Его шпалеры – безворсовые ковры с идиллическими изображениями из испанской народной жизни (
1,
2,
3,
4) – очень нравятся при дворе. Коммуникабельный Франсиско Гойя быстро обрастает влиятельными знакомыми. Ему покровительствуют
гранд Осуна, критик Сеан-Бермудес, придворные реформаторы
Флоридабланка и
Ховельянос, инфанты и сам король. Вскоре на трон восходит следующий монарх – безвольный, но чувствительный
Карлос IV. Положение художника от этого только упрочилось. Гойя сумел обаять и нового короля, и его умную и властную супругу
Марию Луизу Пармскую, и даже её всесильного фаворита и будущего премьер-министра
Мануэля Годоя. Это тем более поразительно, что в своих портретах королевских и приближенных к ним особ мастер ни в малейшей степени не льстит: Карл IV так и остаётся на них «размазнёй», а королева – стареющей сластолюбицей.
«Так случилось, что отныне я – придворный художник. Трудно привыкнуть к мысли, что мой годовой доход теперь будет составлять более 15 тысяч реалов», – сообщает Гойя одному из друзей. Другому пишет:
«Я не могу себя ограничивать так, как, может быть, себя ограничивают другие, потому что здесь, в Мадриде, я очень почитаем». Теперь Франсиско может отдаться своим слабостям – поглощению шоколада и
охоте на куропаток. И он, наконец, отмщён перед Академией Сан-Фернандо: сначала избирается её членом, а потом становится директором. На этом посту он сменил скончавшегося Байеу.
Семейная жизнь Франсиско Гойи
Нужно сказать, отношения Гойи и Байеу никогда не были простыми. Франсиско казалось, что Байеу давит на него, и они часто ссорились. Классицистки настроенный Байеу поучал Гойю, что тому следовало бы быть посдержаннее в красках и поаккуратнее в линиях, а для этого брать себе за образец француза
Жака Луи Давида. Можно представить, как действовали на гордеца Франсиско эти призывы. В одном из сохранившихся писем Гойя заклинает собственный гнев на Байеу словами:
«Я вновь и вновь обращаюсь к Богу с просьбой осводобить меня от вспыльчивой гордости, которая овладевает мною».
Но была и еще одна причина, порождавшая напряжение: любвеобильный Гойя соблазнил сестру Байеу
Хосефу. Всё открылось не сразу. На момент спешного венчания Хосефа была беременна. Байеу был возмущён, но подавил эмоции: Франсиско уже успел получить прочное положение при дворе и был далеко не беден.
Первое время Хосефа ощущала себя очень счастливой, их дом был полной чашей, а за один только парадный выезд (лошадей и карету) мастер отдал столько, сколько его отец-позолотчик не зарабатывал за год. Франсиско Гойя хвастал:
«В Мадриде такая только у меня и у министра Годоя».
Испанский художник и Хосефа проживут вместе почти 40 лет. Она будет страдать от многочисленных измен мужа, бояться, когда Гойю, становящегося в своих работах всё откровеннее и критичнее, начнёт преследовать инквизиция. Хосефа потеряет (живыми и неродившимися), по некоторым сведениям, почти 20 детей: до зрелых лет доживёт только один их сын, Хавьер – тоже художник, а впоследствии ростовщик и пройдоха.
За все четыре семейных десятилетия Франсиско написал лишь один портрет Хосефы. Во всяком случае, других до нас не дошло.
«От какой болезни он умрёт?»
Гойе было 46, когда с ним приключилось нечто, наложившее отпечаток на всю его дальнейшую жизнь.
Загадочное заболевание, о котором нам достоверно известно лишь то, что оно преследовало Гойю уже много лет, заставило его просить в Мадриде официальный отпуск на пару месяцев и направиться для поправки здоровья в Андалусию.
Разумеется, за два месяца болезнь не прошла. Когда Гойя гостил у своего друга-финансиста
Себастьяна Мартинеса в Кадисе, им внезапно овладело
«скверное расположение духа», за которым последовал удар. Художник ощутил мучительный шум в голове, престал ориентироваться в пространстве и вскоре впал в кому. Быть может, это был инсульт? В конце XVIII века не знали действенных способов его лечения – ну, разве что кровь пустить. Франсиско Гойя некоторое время находился на грани жизни и смерти, однако выжил.
Многие сходятся на том, что загадочная болезнь могла стать осложнением перенесенного в 1777-м сифилиса, следствия бурной молодости, а один из биографов замечает:
«Семейное счастье Гойи разрушила спирохета». С тех пор он страдал от сильних головных болей, шума в ушах, временной слепоты, непроизвольной дрожи мышц и паралича правой руки. Но главное: мастер потерял слух.
Другие проявления болезни бывали периодическими – глухота осталась с ним навсегда. До конца жизни (а проживёт он еще 36 лет) художник останется глухим. Он общался с людьми, читая по губам и используя записки.
«Теперь наконец я знаю, что значит жить!»
Когда-то Гойя бравировал отменным здоровьем. В юности он ради смеха подписывал свою корреспонденцию
«Франсиско де Лос Таурус» – Франсиско Бычий. Теперь он признавался в письме ближайшему другу
Мартину Сапатеру:
«Я стал старым, на моём лице много морщин, ты меня даже, может быть, не узнал бы, если бы не мой плоский нос и не мои впалые глаза».
Изменения коснулись творчества Гойи: красочную жизнерадостность сменили гротеск и кошмары. Тогда родилась тревожащая серия офортов – знаменитые
«Капричос». Призраки и злодеи, ведьмы и демоны вместо пышногрудых мах, испанских святых и королевских особ – так теперь видел и воспринимал мир испанский художник, лишённый возможности его, этот мир, расслышать.
Но одно в жизни художника осталось неизменным: его всё так же любили женщины.
Самой яркой звезде на небосклоне мадридской придворной жизни герцогине Каэтане Альбе было чуть за двадцать, когда Гойя изобразил её в рисунке для шпалер и слегка за 30, когда он написал с неё
первый портрет. Она отличалась красотой, утонченностью, пылкостью, а её родословная дала бы фору даже находящимся при власти Бурбонам. Когда между нею и Гойей вспыхнул роман, ему было под пятьдесят. Он был наполовину простолюдин, к тому же совершенно глухой. Но разве это могло остановить любовь?
Уже в ХХ веке наследники герцогини Альба потребуют эксгумации её бренных останков и проведения замеров костей, чтобы доказать: бесстыдно обнажённая «Маха» – это вовсе не она, не Альба! Не с неё, дескать, писал Гойя это соблазнительное тело с приставленной к нему (чтобы не вычислила инквизиция!) чужой головой.
Но, что бы там ни заявляла их чисто испанская сословная спесь, в наследии мастера сбереглись следы того, что после смерти Хосе де Толедо, мужа Каэтаны, художник стал её кортехо (возлюбленным). Десятки рисунков
изображают герцогиню обнажённой, а на одном из них приписано её рукой
«Хранить такое – просто безумие». На живописном портрете
Альбы в черном её руку
украшают кольцо и перстень: на одном из них надпись «Гойя», а на другом – «Альба». И еще от того периода сохранилась записка Франсиско другу:
«Теперь наконец я знаю, что значит жить!»
Альба дразнила его, бросала мастера, уходила от него к кому-то более молодому и знатному, потом снова возвращалась и осталась самой большой и мучительной страстью в жизни Гойи. Их отношения длились около семи лет.
Старость и радость
Казалось, под старость Франсиско Гойя останется совсем один. Кого-то из его друзей угробила инквизиция, кто-то по политическим мотивам вынужден был покинуть страну. В 1802-м году умрёт Альба, по слухам, отравленная ядом из красочных пигментов, а в 1812-м не станет ворчливой и верной Хосефы. Гойя уединится в пригороде Мадрида, выстроив там усадьбу Кинта дель Сордо («Дом глухого») и покроет её стены изображениями пугающих видений (
1,
2,
3,
4). Испания переживёт «ужасы войны» и французскую оккупацию, однако Франсиско сможет сохранить положение придворного художника и при правлении французов – чего потом испанцы долго не смогут ему простить.
А когда Гойе исполнится 68 лет и можно будет подводить итоги и оплакивать потери, его жизнь вновь заиграет радугой и запахнет скандалом. Замужняя красавица
Леокадия Вейс, на 40 лет его моложе, влюбится в Гойю и уйдёт от состоятельного и нестарого мужа к нему. Вместе они сбегут от политических гонений во Францию, у них родится еще двое детей – сын и дочь, а его старший возмущенный сын Хавьер, ровесник Леокадии, долго будет судиться с отцом за немалое наследство.
Великий испанский художник умрёт во французском Бордо в возрасте 82 лет.
Автор: Анна Вчерашняя