Франсиско де
Сурбаран

Франсиско де Сурбаран (Francisco de Zurbarán), гений «золотого века» испанской живописи, имеет репутацию художника мистического и даже в некотором роде «зловещего». Его часто называют «испанским Караваджо» - впрочем, не из-за бурной жизни, состоящей из приключений и преступлений, а из-за того, что довольно долгое время Сурбаран использовал караваджиевские резкие контрасты света и тени. А еще говорят, что никто не сумел выразить особую, горячую и страстную испанскую религиозность с такой полнотой и силой, как это удалось Франсиско де Сурбарану.

Для гения такой величины о личности Сурбарана известно удивительно мало. Спорят даже о том, из какой семьи он был.

Расхожая легенда, которыми часто пересыпаны биографии художников, повествует, как маленький Франсиско, сын небогатого крестьянина Луиса Сурбарана, пас баранов на окраине деревушки Фуэнте де Кантос и от избытка свободного времени что-то рисовал на дереве. Мимо проезжал знатный сеньор, он заметил мальчишку и забрал его в Севилью учиться. Недаром-де впоследствии Сурбаран с такой фантастической материальной осязаемостью изображал ягнёнка («Агнец божий»).

Но мать Сурбарана Изабелла Маркес происходила из старинного аристократического рода: вряд ли её муж мог быть крестьянином. С недавних пор популярна версия, будто отец Сурбарана торговал дорогими тканями, и целая галерея написанных Франсиско христианских мучениц (Касильда, Доротея, Маргарита, Аполлония, Изабелла и другие) в великолепных платьях – не что иное, как реклама семейного бизнеса.

И ведь правда: святость в их облике едва ли просматривается, а вот роскошная фактура и разнообразие тканей не могут не вызывать восхищения. Неувязка лишь в том, что во время создания этого загадочного цикла Сурбарану было около сорока и он давно покинул родительский кров.

Бесспорно одно: когда Франсиско исполнилось 15, отец отвёз его в столицу Андалусии, Севилью к своему приятелю по имени Педро Диас де Вильянуэва. Артель Вильянуэвы расписывала статуи, использовавшиеся для религиозных процессий. Но Сурбаран рано понял: у Вильянуэвы ему учиться нечему и поступил в Академию, возглавляемую теоретиком искусства Франсиско Пачеко. Здесь он не только познавал основы мастерства, но и познакомился с двумя другими знаменитыми в будущем художниками – Алонсо Кано и Диего Веласкесом. И если Кано впоследствии неизменно будет видеть в Сурбаране соперника и плести против него интриги, то Веласкес на долгие годы станет Сурбарану другом.

В 19 лет Сурбаран закончил курс обучения у Пачеко, однако поступил странно и для товарищей, и для своего учителя: отказавшись сдавать квалификационный экзамен, уехал из Андалусии на родину, в Эстремадуру, где поселился в небольшом городке Льерен. О его творчестве в этот период ничего не известно. Зато известно, что Сурбаран поспешил жениться. Его избранницей стала молодая и небедная вдовушка Мария Перес Хименес, родившая художнику троих детей, но после шести лет брака скоропостижно скончавшаяся. Через пару лет Сурбаран женится снова. И снова на богатой вдове. Беатрис де Моралес была старше его на целых восемь лет. Увы, нам не суждено узнать, как выглядели эти женщины – в отличие от большинства художников, вдохновенно писавших своих возлюбленных, Сурбаран в свою интимную жизнь зрителей не допускал.

Портретов самого Сурбарана тоже не сохранилось. Должно быть, он полагал греховным или нескромным выпячивать собственное «я». Шум и блеск Севильи, а позднее – столичный лоск Мадрида остались чужды его сдержанному и суровому патриархальному нраву, сформировавшемуся в провинции.

Но есть мнение, что один автопортрет Сурбаран всё-таки написал. Множество раз за свою карьеру он будет повторять один и тот же живописный сюжет – «Распятие». На однородном черном фоне ярко выделяется деревянный крест с прибитой к нему освещённой фигурой. Контраст света и тени настолько рельефно «вылепливает» складки ткани, мышцы тела, даже гвозди на кресте, что когда в 1627-м году первое из «Распятий» Сурбарана поместят в полутёмной нише одной из церквей, молящиеся будут думать, что это не картина, а скульптура. А в «Распятии» конца 1630-х годов (его сейчас можно видеть в мадридском Прадо) у Сурбарана неожиданно возникнет еще один герой – евангелист и живописец Лука, стоящий, задрав горбоносый профиль, у креста. Некоторые искусствоведы полагают, что это и есть автопортрет Сурбарана.

Карьера Сурбарана по-настоящему началась около 1626-го года, когда, живя в провинции, он неожиданно получил крупный заказ из Севильи. Доминиканский монастырь Сан Пабло заказал ему серию из 21 картины, по завершении очень быстро сделавшую своего автора знаменитым. Отмечают, что та моментальная известность, которую обрёл Сурбаран, встречается в истории живописи редко. Но очевидно, сдержанно-эмоциональный строй его полотен как нельзя лучше соответствовал феномену испанской религиозности. После доминиканцев к Сурбарану обратился небедный орден мерседариев – для них были написаны картины из жизни местного святого Педро Ноласко. Сурбаран не успел еще завершить работу для мерседариев, как его персоной заинтересовались францисканцы: от них художник получает заказ на выполнение 4-х полотен, посвященных жизни христианского мистика XII века Бонавентуры. Ну, а почти монохромные изображения самого св. Франциска (1, 2, 3, 4, 5) становятся, как сказали бы теперь, «визитной карточкой» Сурбарана.

«Ни одному из художников не удавалось изобразить человеческую веру столь убедительно», – утверждает современный британский арт-критик Вальдемар Янушчак.

Когда к 1630-му году художник, устав кочевать по городам, окончательно переехал жить в Севилью, власти города были до крайности удивлены, что он до сих пор не имеет официального статуса и дали Сурбарану титул «почетный живописец Севильи», чем, кстати, вызвали ревность Алонсо Кано. Теперь Сурбаран выполняет заказы городских властей, но также продолжает сотрудничество с монашескими орденами: знаменитое «Видение Алонсо Родригеса» написано для иезуитов, а «Апофеоз Фомы Аквинского» - для францисканцев.

Парадокс творческой манеры Сурбарана в сочетании масштабности и монументальности его работ с доходящей до аскетизма экономией выразительных средств, которые он использует. Историки искусства с восхищением пишут о Сурбаране: «Нельзя достичь большего эффекта, пользуясь столь незначительными средствами».

Это, кстати, касается не только религиозных композиций, но и немногочисленных натюрмортов, которыми также славен Сурбаран. «Натюрморт с четырьмя сосудами», «Натюрморт с лимонами и апельсинами» - их совершенство в простоте. В них нет ничего лишнего, никакой избыточности.

Испанская слава Сурбарана, между тем, растёт и доходит до Мадрида. Веласкес, работающий при дворе, приглашает друга юности работать над оформлением новой монаршей резиденции, дворца Буэн Ретиро. Тут Сурбаран пробует себя в не свойственных ему жанрах – пишет батальную сцену «Оборона Кадиса» и особо понравившиеся королю Филиппу IV сцены подвигов Геракла (1, 2) – любимого у испанцев античного героя. Но, очевидно, сам Сурбаран понимает, что это «не его», и возвращается в Севилью, несмотря на то, что король пытался удержать мастера в Мадриде, пожаловав ему титул придворного художника.

В 1640-е Севилья постепенно утрачивает значение культурной столицы, к тому же половину города выкашивает беспощадная эпидемия чумы. В 1639-м умерла вторая жена Сурбарана, а спустя лет 5 он снова женится, приобретя в новом браке еще шестерых детей, ни один из которых, увы, не доживет до зрелого возраста. Сын Сурбарана по имени Хуан был единственным из детей своего отца, унаследовавших его ремесло. Он также стал художником, писал натюрморты (на современных выставках они экспонируются вместе с работами его великого отца) и много помогал отцу в его мастерской, но ранняя смерть Хуана стала для Сурбарана огромным ударом.

В Севилье не осталось состоятельных заказчиков, которых интересовало бы искусство Сурбарана. К тому же мода неуловимо изменилась: теперь в почёте были не его суровые и ясные композиции, а многоцветные и немного слащавые, в духе на два десятка лет младшего художника Бартоломе Эстебана Мурильо. От отчаяния Сурбаран даже пытался ему подражать: колорит его последних работ стал значительно светлее, появилась неведомая прежде сентиментальность (1, 2). Но всё было напрасно: былую славу вернуть художнику не удалось.

Последние несколько лет до своей смерти 27 августа 1664 года Сурбаран прожил в нищете и забвении.

Автор: Анна Вчерашняя