«Венерин» гребешок
Раковины полюбились творцам и публике еще во времена античности: их изображения были достаточно популярным элементом в мозаичных украшениях. Причем возвышенным: аккуратная рифленая раковина, стала не только символом водной стихии, но и атрибутом женских божеств, в первую очередь — Афродиты. Перламутр же почитался как божественная оболочка Пеннорожденной. Античную традицию переняли художники Возрождения. На полотнах Пуссена, Тьеполо, Тициана и Боттичелли богиня любви, как правило, стоит посреди моря в большой раковине, но в некоторых случаях держит в руке морской гребешок — символ женского начала.Неудивительно, что символика раковины, связанная с зарождением жизни, незаметно перешла в искусство христианства. В период раннего Возрождения можно встретить изображение Марии над головой которой архитектурная деталь повторяющая форму раковины (Фра Филиппо Липпи. «Мадонна и дитя»). В дальнейшем эхо этого сюжета наполнило сакральным значением полукруглое перекрытие алтаря — конху (греч. konche — «раковина»).
Однако рождению предшествует вожделение, и в традиции Северного Возрождения двустворчатая раковина трансформировалась в символ супружеской неверности (Иеронимус Босх. Сад земных наслаждений).
Все - суета сует
Появление такого жанра, как натюрморт Ванитас (лат.vanitas , букв.— «суета, тщеславие»), внесло свои коррективы в символику. Подобные картины предназначались для напоминания о быстротечности жизни, тщетности удовольствий и неизбежности смерти. Наибольшую популярность Ванитас приобрели в XVI — XVII вв. во Фландрии и Нидерландах. Поскольку в традициях этого жанра у каждого предмета было свое место и роль в сюжете, то и раковины (как останки когда-то живого существа) несли смысловую нагрузку в одном ряду с увесистыми фолиантами, человеческими черепами, перьями и чернильницами, часами и так далее… Все суета… напоминали изображенные объекты неживой природы. Для художников (Питер Клаас, Ян Паувель Гилеманс) эти натюрморты являлись предупреждением против тщеславия и бренности. Ванитас, как правило, располагались в кабинете, дабы придать хозяину солидности.Значение изображенного моллюска могло изменить в зависимости от стиля натюрморта. И если в картине были задействованы христианские символы (хлеб, вино), то вскрытая раковина в этом случае означала душу, готовую покинуть земную оболочку.
Британского скульптора Марк Куинна дары океана заинтересовали тем, что они аккумулируют в себе прошлое и настоящее. На выставке «Археология искусства» (The Archeology of Art. 2013) скульптор представил гигантские раковины, отлитые из бронзы и в точности повторяющие оригинальные творения природы. Громадные размеры экспонатов позволяют зрителю рассмотреть моллюска до мельчайших подробностей.
«На блюде устрицы во льду…»
Вкус устриц раскусили еще в каменном веке. Они бывали на столе римских императоров, а также простых людей вплоть до средних веков. Потом наступил период относительного затишья и вновь популярность устриц возродил Людовик XIV. Морской деликатес прославился как природный афродизиак, во многом благодаря мемуарам Джакомо Казановы. Именно поэтому ряд натюрмортов с изображением устриц нередко рассматривается с точки зрения эротической символики, как знаки кратких и сомнительных плотских удовольствий.Иногда сюжеты картин легко недвусмысленно указывают на происходящее: угощение устрицами или пустые раковины, разбросанные по полу в публичном доме. Весьма красноречиво назвал свое полотно голландский живописец Ян Стен: «Легко пришло, легко и ушло: художник, вкушающий устриц на фоне интерьера». (1660).