Олимпия

Ее называли самкой гориллы, а ее руку, лежащую на бедре, окрестили отвратительной жабой. Гюстав Курбе сравнивал фигуру Олимпии с дамой пик из колоды карт в морге, а критики искренне не советовали беременным женщинам и юным девушкам смотреть на эту картину. Если бы нескольких крепких охранников не выставили перед полотном, разъяренная публика его бы точно уничтожила. Через несколько дней от греха подальше повесили эту непристойность повыше, чтоб никто не достал, да и разглядеть было сложно. Так случился одни из самых яростных скандалов, положивший начало современному искусству.

Мане в ужасе, он подавлен и уничтожен. Не зря его терзали сомнения, не зря он испугался своей «Олимпии» и спрятал ее на несколько лет в дальний угол мастерской, опасаясь показывать и без того оскорбленным критикам свою новую картину. Он как всегда не собирался никого шокировать и устраивать революций – в истории живописи 19 века вряд ли найдется художник, настолько же провально стремившийся получить официальное признание. И на этот раз у него опять не получилось.

Хлесткое слово «непристойность», прилипшее к Эдуару Мане еще со времен Салона двухгодичной давности, когда он представил «Завтрак на траве», теперь станет его постоянным спутником. И все же что так потрясло и оскорбило взгляды респектабельных французов? Не обнаженное тело, конечно. Его хватает в мировой живописи.

Эдуар Мане недоумевает: «Я писал только то, что видел». Но зритель наотрез отказывался видеть то, что увидел Мане: уверенную, свободную, притягательную и чувственную богиню-куртизанку, чью наготу художник даже не потрудился прикрыть мифологическим сюжетом. Назови он картину «Венерой», градус возмущения, возможно, и поубавился бы.

Но всю эту литературщину с выбором названий и сюжетов Мане не воспринимал всерьез – гораздо больше его интересовали живописные возможности задуманной картины. И название «Олимпия» пришло от кого-то из друзей. Ну, Олимпия, так Олимпия.

Но это имя вызывало совершенно определенные «непристойные» ассоциации. Такие экзотические и выспренные имена любили выбирать себе дорогие проститутки. К тому же Олимпией звали одну из самых знаменитых куртизанок в истории – любовницу папы Иннокентия Х, которая фактически 10 лет управляла католической церковью. И, наконец, прошло чуть меньше 20 лет с тех пор, как во Франции был опубликован роман Александра Дюма-младшего. Одну из героинь-куртизанок в нем тоже звали Олимпией.

Сомнений в роде занятий героини не остается. Даже если не вдаваться в толкование символов, вроде мюлей на ногах Олимпии или орхидеи в ее волосах. Даже если забыть о том, что собаку, символ семейного счастья и верности, лежащую у ног прототипа Олимпии, Венеры Урбинской Тициана, Мане заменил на своенравную кошку. За этого шипящего котенка Мане досталось не меньше чем за смелый, вызывающий взгляд Олимпии, слишком независимый и откровенный.

Когда после смерти Мане художники под руководством Клода Моне собрали 20 тыс. франков, не допустили эмиграции Олимпии за океан, выкупили ее и подарили Лувру, чиновники от искусства приняли такой дар без энтузиазма. «Олимпию» опять упрятали еще на 17 лет – теперь в запасники Люксембургского музея. Она была написана лет на 50 раньше времени.

Автор: Анна Сидельникова