«Чудо «Вирсавии» Рембрандта, нагого тела, которому позволена мысль, больше никогда не повторилось», – писал знаменитый искусствовед Кеннет Кларк. Он знал, о чём говорит: автору обширного исследования «Нагота в искусстве», Кларку было с кем сравнить рембрандовскую героиню. Однако именно луврскую «Вирсавию» он называет одной из величайших картин с изображением ню в истории. Тысячи художников писали обнажённую женскую плоть – Рембрандт едва ли не единственный (или, скажем осторожнее, один из немногих), кто сумел её одухотворить. Из предмета вожделения и «сосуда греха» обнажённое тело трансформируется у Рембрандта в объект сочувствия и зрительского соучастия.
СюжетВторая книга Царств (11:2-4) рассказывает о царе Давиде, который, гуляя по крыше своего дворца, увидел внизу, в купальне, обнажённую женщину. Она мылась, или, говоря высоким стилем, «совершала туалет» и пробудила у Давида немедленное желание ею обладать. Давид поинтересовался у слуг, кто она. Ему ответили: Вирсавия, дочь Елиама и жена Урии Хеттеянина, одного из самых храбрых твоих воинов. Это не смутило царя: он велел привести Вирсавию в свои покои и спал с нею, а когда она забеременела, отправил её мужа Урию на верную смерть.
«Туалет Вирсавии» – сюжет в искусстве распространённый, со своими сложившимися канонами. Обычно Вирсавию изображали в момент омовения, в окружении одной или нескольких служанок, а где-то в отдалении, на высоте и в темноте, мог скрываться подсматривающий Давид. Молодой Рембрандт 20 лет назад примерно так и трактовал этот сюжет: сейчас его ранний
«Туалет Вирсавии» находится в музее Метрополитен.
Но зрелая «Вирсавия» Рембрандта рисует не этот, традиционно изображаемый, а совсем другой момент, для которого в Библии не находится места, но который легко реконструируется из логики повествования. Вирсавия уединилась в купальне с письмом царя Давида. Она беременна, она знает, что не верна мужу, а за это в её мире побивают камнями, и она влюблена. Рембрандт придаёт её лицу мечтательное выражение – выражение, как пишет Кларк,
«столь сложное, что мы уходим вслед за её мыслями далеко за пределы запечатлённого момента». Исследования холста показывают, что изначально он имел более вытянутый формат: Рембрандт урезал его примерно на 10 сантиметров слева и по крайней мере на 20 по высоте. Он стремился уменьшить холст, чтобы усилить воздействие фигуры на зрителя, а рентгенография показывает, что он еще и дополнительно наклонил голову Вирсавии, сделав её вид не только мечтательным, но и удручённым. Отвергнув всю предыдущую традицию (включая даже его кумира
Рубенса), изображавшую Вирсавию кокеткой, Рембрандт показывает её страдалицей.
ПрототипСами пропорции Вирсавии, конечно же, далеки от классических образцов. Как, впрочем, далеки от них и другие рембрандтовские женщины – независимо от того, одеты они или обнажены. Кеннет Кларк объясняет это стремление Рембрандта писать женские тела, которые традиционная эстетика не может назвать красивыми, его своеобразной честностью:
«Мы чувствуем ценность скромной и скрупулёзной честности Рембрандта, ибо этот большой живот, эти тяжелые, трудовые руки и ноги обладают гораздо большим благородством, нежели идеальная форма, скажем, «Венеры Урбинской» Тициана».Тот, кто знаком с
любовной биографией Рембрандта и его женскими портретами, конечно, без труда узнает в его луврской Вирсавии другую женщину –
Хендрикье Стоффельс, последнюю возлюбленную Рембрандта. Молодая хорошенькая девушка из солдатской семьи пришла наниматься в экономки к разорившемуся художнику, который был лет на 20 старше её, и осталась в его доме навсегда, разделив с Рембрандтом все невзгоды последних лет его жизни. Она знала, что Рембрандт никогда не женится на ней, ибо связан завещанием Саскии, своей покойной жены. Она старалась не замечать, как шепчутся у неё за спиной, называя подстилкой и падшей женщиной за то, что живёт в невенчанном браке с художником. Она заменила мать сыну Рембрандта Титусу. Она помогла Рембрандту сохранить остатки состояния и собственного достоинства. Будучи беременной, она пережила позорный суд, обличающий её за связь с Рембрандтом. Хендрикье Стоффельс не только подарила Вирсавии
плавные очертания своего тела, но и в общих чертах повторила её поступок и её историю. Так что, конечно, луврская картина имела для Рембрандта глубоко интимный подтекст.
Анна Вчерашняя