Польский иллюстратор Яцек Йерка не нуждается в представлении поклонникам фэнтези
, сюрреализма и магического реализма. В 1995 году он получил за свои работы престижную Всемирную премию фэнтези
, а в последние годы популярность его картин у коллекционеров только растёт. Недавно художник дал интервью в аукционном доме Agra-Art в Варшаве, где рассказал о влиянии старых голландцев, своей технике, любимой музыке, увлечениях, и о том, как в фильме «Аватар» появились знаменитые летающие острова.
— Один из вопросов, которые наиболее часто задают коллекционеры и поклонники вашего творчества — как мы находите вдохновение и идеи для своих картин?
— Я часто задаюсь тем же вопросом. Есть множество ответов, ведь я вдохновляюсь настоящим, повседневной жизнью. Но я также многое пережил за свои 60 с лишним лет и до сих пор это помню. В какой-то момент это всё складывается. Не то, чтобы я придумывал нечто и воплощал это в картине; идея развивается, несколько раз появляется во сне. Или я могу увидеть что-то, ситуацию, которая меня вдохновит, и вдруг могу создать картину. Я могу сделать набросок и писать.
— Всё же ваши картины, как бы сказать… не от мира сего. Они населены странными созданиями или реальность в них искажена. Это происходит в ваших снах или как-то иначе?
— Тут определённо нечему завидовать, поскольку мне нужно это визуализировать, а это подчас действительно страшно. И сейчас, и тогда я думаю об этом или использую некоторые ночные кошмары из прошлого — или создаю их сам.
— Я часто задаюсь тем же вопросом. Есть множество ответов, ведь я вдохновляюсь настоящим, повседневной жизнью. Но я также многое пережил за свои 60 с лишним лет и до сих пор это помню. В какой-то момент это всё складывается. Не то, чтобы я придумывал нечто и воплощал это в картине; идея развивается, несколько раз появляется во сне. Или я могу увидеть что-то, ситуацию, которая меня вдохновит, и вдруг могу создать картину. Я могу сделать набросок и писать.
— Всё же ваши картины, как бы сказать… не от мира сего. Они населены странными созданиями или реальность в них искажена. Это происходит в ваших снах или как-то иначе?
— Тут определённо нечему завидовать, поскольку мне нужно это визуализировать, а это подчас действительно страшно. И сейчас, и тогда я думаю об этом или использую некоторые ночные кошмары из прошлого — или создаю их сам.
Утро охотника
2016, 47×59.5 см
— И как вы приходите к начальным наброскам первого варианта идеи? Я полагаю, должно пройти некоторое время.
— Да, у меня есть тетради с набросками 15-летней давности. Когда я их листаю, всегда нахожу идеи для работы. Недавно я раздумывал над кое-чем интересным, что хотел развить. Работал над несколькими проектами, которым примерно 12−15 лет, но я не знаю, как подступиться к ним сейчас. Также я стал больше общаться с собой. Я переехал за город, живу в глуши. Там так тихо, что я могу слышать собственные мысли.
— Да, у меня есть тетради с набросками 15-летней давности. Когда я их листаю, всегда нахожу идеи для работы. Недавно я раздумывал над кое-чем интересным, что хотел развить. Работал над несколькими проектами, которым примерно 12−15 лет, но я не знаю, как подступиться к ним сейчас. Также я стал больше общаться с собой. Я переехал за город, живу в глуши. Там так тихо, что я могу слышать собственные мысли.
Весенний лабиринт
2005, 71×73 см
— Ранее вы упоминали, что вдохновлялись голландской живописью. Есть ли что-то ещё? Как отмечают коллекционеры, в каждой вашей картине есть ряд символов, и их не так уж просто расшифровать. Этот символизм
пошёл от голландцев?
— На самом деле, от случая к случаю. Я часто закачиваю картины на свой iPhone, чтобы они были под рукой, когда я ищу вдохновение для красивого неба или интересного настроения. Я смотрю на них и вижу, как это делалось три или пять сотен лет назад. Я никогда не копирую их идеи, только вдохновляюсь. Какое-то время назад меня приводили в восторг итальянцы, самые впечатляющие из них — Джорджоне, Тициан. Я перелистывал альбомы и фотографии. А потом случайно увидел в музее некоторых нидерландцев и подумал: «Боже, о чём я думал? Только нидерландцы XV века — и ничего больше. Все остальные — просто приложение, всё ещё в поиске». Эти нидерландцы тронули меня и всегда трогают.
— На самом деле, от случая к случаю. Я часто закачиваю картины на свой iPhone, чтобы они были под рукой, когда я ищу вдохновение для красивого неба или интересного настроения. Я смотрю на них и вижу, как это делалось три или пять сотен лет назад. Я никогда не копирую их идеи, только вдохновляюсь. Какое-то время назад меня приводили в восторг итальянцы, самые впечатляющие из них — Джорджоне, Тициан. Я перелистывал альбомы и фотографии. А потом случайно увидел в музее некоторых нидерландцев и подумал: «Боже, о чём я думал? Только нидерландцы XV века — и ничего больше. Все остальные — просто приложение, всё ещё в поиске». Эти нидерландцы тронули меня и всегда трогают.
— Как насчёт других художников и движений?
— Есть множество великих художников. И я ценю их всех. Но всё же нидерландцы (голландцы) — именно те, кто вдохновляют и побуждают меня писать.
— Какую музыку вы слушаете, когда работаете?
— Я слушаю всё подряд. Зависит от того, что я пишу или рисую. Чаще всего слушаю какой-нибудь спокойный трек вроде Энии (Enya), который моя семья уже не может слышать, когда он постоянно прокручивается в течение 3−4 часов. Но это помогает мне испытывать определённые чувства. Только музыка и задумка, над которой я работаю.
— У меня есть такое представление о художнике, возможно, взятое из кино, что вокруг него гремит агрессивная музыка, и он так же действует кистью…
— Возможно, если бы я слушал такую музыку… Нет, она нужна мне, если я устал или стараюсь уложиться в сроки. В таких случаях я подбираю тяжёлое звучание, какой-нибудь панк, и это мне очень помогает. Можно работать 24 часа без сна.
— Есть множество великих художников. И я ценю их всех. Но всё же нидерландцы (голландцы) — именно те, кто вдохновляют и побуждают меня писать.
— Какую музыку вы слушаете, когда работаете?
— Я слушаю всё подряд. Зависит от того, что я пишу или рисую. Чаще всего слушаю какой-нибудь спокойный трек вроде Энии (Enya), который моя семья уже не может слышать, когда он постоянно прокручивается в течение 3−4 часов. Но это помогает мне испытывать определённые чувства. Только музыка и задумка, над которой я работаю.
— У меня есть такое представление о художнике, возможно, взятое из кино, что вокруг него гремит агрессивная музыка, и он так же действует кистью…
— Возможно, если бы я слушал такую музыку… Нет, она нужна мне, если я устал или стараюсь уложиться в сроки. В таких случаях я подбираю тяжёлое звучание, какой-нибудь панк, и это мне очень помогает. Можно работать 24 часа без сна.
Урок хождения
2005, 38×45 см
— Панк?
— «Рамштайн», «Секс Пистолз» — это мне помогает. То же происходит, когда я в дороге — это единственная музыка, которая заряжает меня и взбадривает. Но 95 процентов времени я слушаю романы, аудиокниги.
— Даже когда пишете?
— Да. Я обнаружил, что прослушал больше романов, чем прочитал за всю свою жизнь. Это потрясающая идея! Особенно во время рисования. Мне нужно на время отключить часть своих чувств. Когда пишешь, нельзя отвлекаться на то, что происходит вокруг, и в то же время надо сосредоточиться на картине. Прослушивание романов помогает мне отчасти отключить сознание от реальности. Я одновременно слушаю роман и пишу картину, вот и всё.
— «Рамштайн», «Секс Пистолз» — это мне помогает. То же происходит, когда я в дороге — это единственная музыка, которая заряжает меня и взбадривает. Но 95 процентов времени я слушаю романы, аудиокниги.
— Даже когда пишете?
— Да. Я обнаружил, что прослушал больше романов, чем прочитал за всю свою жизнь. Это потрясающая идея! Особенно во время рисования. Мне нужно на время отключить часть своих чувств. Когда пишешь, нельзя отвлекаться на то, что происходит вокруг, и в то же время надо сосредоточиться на картине. Прослушивание романов помогает мне отчасти отключить сознание от реальности. Я одновременно слушаю роман и пишу картину, вот и всё.
Будуар
2001, 81×81 см
— Ок, давайте начнём с истоков. Насколько мне известно, вы родились в семье художников. Вы когда-нибудь пробовали себя в реализме? В самом начале?
— Могу сказать так: во-первых, я сопротивлялся этому. И прежде чем я научился правильно рисовать, я экспериментировал с какими-то воображаемыми, какими-то фантастическими вещами. Я не думаю, что смог бы когда-нибудь написать реалистичную картину.
— Пейзажи, как [Юзеф] Хелмоньский…
— Ну да, но я не знаю, как рисовать «как тогда». В моих первых попытках было что-то от Сезанна, что-то от кубистов, но никогда — от реализма. Я не проходил фазу реализма. Теперь я всё время реалист.
— Вы определённо разнообразны. От сюрреализма до…
— Я тоже не знаю, как классифицировать то, что я создаю. Но это очень похоже на меня.
— Иногда это называют магическим реализмом.
— Я как-то пытался определить себя, но мне ничего не подходит на 100 процентов.
— Могу сказать так: во-первых, я сопротивлялся этому. И прежде чем я научился правильно рисовать, я экспериментировал с какими-то воображаемыми, какими-то фантастическими вещами. Я не думаю, что смог бы когда-нибудь написать реалистичную картину.
— Пейзажи, как [Юзеф] Хелмоньский…
— Ну да, но я не знаю, как рисовать «как тогда». В моих первых попытках было что-то от Сезанна, что-то от кубистов, но никогда — от реализма. Я не проходил фазу реализма. Теперь я всё время реалист.
— Вы определённо разнообразны. От сюрреализма до…
— Я тоже не знаю, как классифицировать то, что я создаю. Но это очень похоже на меня.
— Иногда это называют магическим реализмом.
— Я как-то пытался определить себя, но мне ничего не подходит на 100 процентов.
— Хорошо. У меня сложилось впечатление, что рассматривая ваши работы, можно выделить повторяющуюся группу тем. Старая Варшава, например. Вы согласны? Есть ли такие элементы, к которым вы возвращаетесь?
— Да, безусловно. Но они временные. Например, я написал старую Варшаву в шести-восьми моих работах в 90-х, а потом прекратил. Я полностью исчерпал этот элемент. Всё, что мне необходимо было от Варшавы, я выразил в картинах. Я также помню сельские кухни из периода моего очарования деревней. В 70-х я регулярно ездил в сельскую местность. Представьте 20-летнего юношу, который впервые увидел обитаемый сельский дом! Я был очарован. Я написал множество деревенских картин, и эта тема вскоре полностью исчерпала себя.
— Есть вопрос, который часто задают коллекционеры. Как долго вы пишите картину и почему так долго?
— Погодите, если кто-то знает мои работы, они непременно понимают, что это не могло быть сделано быстро. Все эти детали, которые должны быть доведены до совершенства… А также пространство, цвет, свет. Часто мне приходится закончить картину через неделю, а я всё ещё пытаюсь изобразить небо. И я знаю, что закончу все детали в течение недели, но в первые три недели я только сосредотачиваюсь на том, чтобы убедиться, что настроение, которое я хочу передать — правильное.
— Да, безусловно. Но они временные. Например, я написал старую Варшаву в шести-восьми моих работах в 90-х, а потом прекратил. Я полностью исчерпал этот элемент. Всё, что мне необходимо было от Варшавы, я выразил в картинах. Я также помню сельские кухни из периода моего очарования деревней. В 70-х я регулярно ездил в сельскую местность. Представьте 20-летнего юношу, который впервые увидел обитаемый сельский дом! Я был очарован. Я написал множество деревенских картин, и эта тема вскоре полностью исчерпала себя.
— Есть вопрос, который часто задают коллекционеры. Как долго вы пишите картину и почему так долго?
— Погодите, если кто-то знает мои работы, они непременно понимают, что это не могло быть сделано быстро. Все эти детали, которые должны быть доведены до совершенства… А также пространство, цвет, свет. Часто мне приходится закончить картину через неделю, а я всё ещё пытаюсь изобразить небо. И я знаю, что закончу все детали в течение недели, но в первые три недели я только сосредотачиваюсь на том, чтобы убедиться, что настроение, которое я хочу передать — правильное.
Метрополис
2000-е
, 94×85 см
— Вы ощущаете время от времени недостаток вдохновения?
— Ну, я не могу все время рисовать, потому что иногда мне нужно жить, отвлекаться, работать в саду или что-то ремонтировать. И это меня печалит. Мне нужно сидеть и писать, чтобы чувствовать себя на вершине блаженства. Без живописи нет жизни, счастливой жизни, во всяком случае. Рисование, живопись, рисование…
— Есть ли у вас любимые темы в творчестве? Они меняются? Они соотносятся с реальными событиями? Мне кажется, что вы передаёте личные истории или исторические моменты в вашей жизни.
— Всё что угодно может быть вдохновением, которое сподвигает меня на творчество. Но иногда меня блокирует. Я могу вернуться к задумке через полгода, пытаться делать наброски, но всё ещё не могу раскрыть её. Тогда третья попытка может стать удачной — я вижу, что она оказывается удачной. Что вдохновляет меня, так это картина или мелодия, у которых есть сильная связь с тем, что мне знакомо. Книга, история из недавнего прошлого… Определённо, что угодно может стать источником вдохновения.
— Ну, я не могу все время рисовать, потому что иногда мне нужно жить, отвлекаться, работать в саду или что-то ремонтировать. И это меня печалит. Мне нужно сидеть и писать, чтобы чувствовать себя на вершине блаженства. Без живописи нет жизни, счастливой жизни, во всяком случае. Рисование, живопись, рисование…
— Есть ли у вас любимые темы в творчестве? Они меняются? Они соотносятся с реальными событиями? Мне кажется, что вы передаёте личные истории или исторические моменты в вашей жизни.
— Всё что угодно может быть вдохновением, которое сподвигает меня на творчество. Но иногда меня блокирует. Я могу вернуться к задумке через полгода, пытаться делать наброски, но всё ещё не могу раскрыть её. Тогда третья попытка может стать удачной — я вижу, что она оказывается удачной. Что вдохновляет меня, так это картина или мелодия, у которых есть сильная связь с тем, что мне знакомо. Книга, история из недавнего прошлого… Определённо, что угодно может стать источником вдохновения.
Вечное 13 декабря 1981 года
1985, 61×50 см
— Я хотел спросить, как вы относитесь к научно-фантастической литературе. У вас был опыт сотрудничества с Харланом Эллисоном, в результате чего появился совместный шедевр.
— Я создал несколько картин и он написал рассказы, основанные на них. Их довольно тяжело было читать. Честно говоря, я так и не прочитал их все.
— Они были короткими?
— К счастью, да.
— Я создал несколько картин и он написал рассказы, основанные на них. Их довольно тяжело было читать. Честно говоря, я так и не прочитал их все.
— Они были короткими?
— К счастью, да.
Обложка книги «Поля разума» Яцека Йерки и Харлана Эллисона
— У меня сложилось впечатление, что ваше творчество хорошо подходит поколению, выросшему на «Звёздных войнах», фантастической литературе и компьютерных играх. Ваш стиль зародился независимо [от этого]? Или научно-фантастическая культура, игры, компьютерные образы всё же повлияли на вас? Или вы пытались уйти от них, и это поколение заметило вас каким-то чудесным образом?
— У меня это началось примерно в институте. Тогда я сталкивался с фантастической литературой, но не ценил её. Она мне казалось слишком простой, детской и банальной. А потом я нашёл книгу, которая затянула меня. Это был Станислав Лем. Я начал искать других научно-фантастических авторов, и к 30-ти годам уже был начитан и искал по-настоящему интересные романы. Это было действительно сильное увлечение. Сейчас это прошло, хотя с аудиокнигами я иногда возвращаюсь к вещам, которые читал несколько лет назад или которые тогда были недоступны. Я слишком стар для «Звёздных войн». Когда я посмотрел их впервые, был уже достаточно взрослым, так что они не произвели на меня большого впечатления.
— Вы можете сами вообразить вселенную, и вам для этого не нужны «Звёздные войны». Я был озадачен и даже шокирован, когда увидел в «Аватаре» парящие скалы, как у вас на картинах. Как в «Теории струн», она ведь появилась раньше…
— Когда я был в Голливуде, говорил с продюсерами и режиссёрами. В их библиотеках есть все типы альбомов с произведениями, подобным моим. Символический сюрреализм . И они их используют. Может быть кто-то когда-то видел несколько картин или альбом. Альбомы с моими репродукциями тоже могут быть где угодно. Они открыты для поисков вдохновения у нестандартных, странных художников.
— У меня это началось примерно в институте. Тогда я сталкивался с фантастической литературой, но не ценил её. Она мне казалось слишком простой, детской и банальной. А потом я нашёл книгу, которая затянула меня. Это был Станислав Лем. Я начал искать других научно-фантастических авторов, и к 30-ти годам уже был начитан и искал по-настоящему интересные романы. Это было действительно сильное увлечение. Сейчас это прошло, хотя с аудиокнигами я иногда возвращаюсь к вещам, которые читал несколько лет назад или которые тогда были недоступны. Я слишком стар для «Звёздных войн». Когда я посмотрел их впервые, был уже достаточно взрослым, так что они не произвели на меня большого впечатления.
— Вы можете сами вообразить вселенную, и вам для этого не нужны «Звёздные войны». Я был озадачен и даже шокирован, когда увидел в «Аватаре» парящие скалы, как у вас на картинах. Как в «Теории струн», она ведь появилась раньше…
— Когда я был в Голливуде, говорил с продюсерами и режиссёрами. В их библиотеках есть все типы альбомов с произведениями, подобным моим. Символический сюрреализм . И они их используют. Может быть кто-то когда-то видел несколько картин или альбом. Альбомы с моими репродукциями тоже могут быть где угодно. Они открыты для поисков вдохновения у нестандартных, странных художников.
Летающие скалы и острова в «Аватаре» соотносят и с творчеством Роджера Дина (там, пожалуй, сходства ландшафтов еще больше — добавьте и драконов), а если вспомнить и Рене Магритта — становится очевидным, что библиотека альбомов в Голливуде действительна обширна.
— Поговорим немного о технике. Если я правильно помню, какое-то время назад вы писали маслом, но перешли на акрил. Почему?
— Да, это было такое романтичное начало. Начальный период масляной живописи. И вместе с тем я пытался писать в технике старых мастеров. Выглядело это так: я клал слой краски и ждал три недели, пока она высохнет. В конце концов это начало меня раздражать, потому что написание многослойной картины занимало у меня год. Потом я пошёл по пути голландцев. Они, как оказалось, писали очень быстро. То, что они делали, было довольно эскизно. И я обратился к этому методу, делал акриловый подмалёвок коричневым, а затем клал слой масляной краски. В итоге я стал писать акриловыми красками, поскольку они становились всё лучше и лучше. Поначалу они были ужасными.
— А как насчёт работ на бумаге? Пастелью? Вы ведь тоже работаете ею время от времени? Вообще, что вам нравится больше — рисование, пастель или живопись акрилом?
— Пастель — это здорово, ведь ею можно работать довольно быстро. Но я предпочитаю рисовать мелом, это доставляет мне большое удовольствие.
— Да, это было такое романтичное начало. Начальный период масляной живописи. И вместе с тем я пытался писать в технике старых мастеров. Выглядело это так: я клал слой краски и ждал три недели, пока она высохнет. В конце концов это начало меня раздражать, потому что написание многослойной картины занимало у меня год. Потом я пошёл по пути голландцев. Они, как оказалось, писали очень быстро. То, что они делали, было довольно эскизно. И я обратился к этому методу, делал акриловый подмалёвок коричневым, а затем клал слой масляной краски. В итоге я стал писать акриловыми красками, поскольку они становились всё лучше и лучше. Поначалу они были ужасными.
— А как насчёт работ на бумаге? Пастелью? Вы ведь тоже работаете ею время от времени? Вообще, что вам нравится больше — рисование, пастель или живопись акрилом?
— Пастель — это здорово, ведь ею можно работать довольно быстро. Но я предпочитаю рисовать мелом, это доставляет мне большое удовольствие.
Полдень с братьями Гримм
1990, 82×90 см
— Какое у вас хобби сейчас?
— Сейчас у меня нет времени на хобби. После своих 60-ти лет я познакомился с садоводством, со всеми этими ухищрениями, необходимыми, чтобы всё жило и росло. А ещё я филателист, но у меня недостаточно времени, чтобы сидеть со своими альбомами. У меня их более сорока, и надо привести их в порядок. Я собираю в основном старые марки. А ещё я собираю камни. Я начал собирать их с тех пор, когда полюбил прогулки, так что я, должно быть, в какой-то мере каменистый человек.
— В каком смысле собираете камни? Те, что просто лежат на дороге?
— Именно. Обычные камни с интересными фрагментами.
— То есть главное — некие фрагменты, цвет?
— Я ищу по-своему исключительные. Я читал фантастическую книгу братьев Стругацких «Пикник на обочине», они придумали предметы, которые были частью космоса и могли аккумулировать и отдавать свет. Так же и я верю, что мои камни — это часть внешнего космоса и других миров. У меня не хватает времени на них, но камни меня очаровывают. И раковины. Морские раковины великолепны из-за своих пропорций.
— Сейчас у меня нет времени на хобби. После своих 60-ти лет я познакомился с садоводством, со всеми этими ухищрениями, необходимыми, чтобы всё жило и росло. А ещё я филателист, но у меня недостаточно времени, чтобы сидеть со своими альбомами. У меня их более сорока, и надо привести их в порядок. Я собираю в основном старые марки. А ещё я собираю камни. Я начал собирать их с тех пор, когда полюбил прогулки, так что я, должно быть, в какой-то мере каменистый человек.
— В каком смысле собираете камни? Те, что просто лежат на дороге?
— Именно. Обычные камни с интересными фрагментами.
— То есть главное — некие фрагменты, цвет?
— Я ищу по-своему исключительные. Я читал фантастическую книгу братьев Стругацких «Пикник на обочине», они придумали предметы, которые были частью космоса и могли аккумулировать и отдавать свет. Так же и я верю, что мои камни — это часть внешнего космоса и других миров. У меня не хватает времени на них, но камни меня очаровывают. И раковины. Морские раковины великолепны из-за своих пропорций.
Тектоник
2005, 81×73 см
— Кто-то из ваших детей последовал по вашему [профессиональному] пути?
— Моя дочь Мелания закончила колледж в Лондоне, и она пишет картины. Её выставляли, у неё есть собственный стиль.
— Он похож на ваш стиль или это нечто совсем другое?
— Они избегают этого. Даже моя самая младшая дочь, которая демонстрировала многообещающий талант, в 10-летнем возрасте заявила, что не хочет заниматься живописью, потому что не хочет мучиться, как я. И она держала слово, пока не закончила школу. Тогда она сказала, что поступает в художественный институт и сдала экзамены с первого раза.
— Что она имела в виду под мучениями? Искусство мучает или развлекает вас?
— Она видела, что искусство поглощает меня. Что у меня нет времени на детей, что я всегда отдаюсь ему. Что если я посвящаю время детям, мне не хватает его, чтобы закончить в срок картину. Что если что-то не так с продажами, нам всем приходится экономить и занимать деньги. Её утомлял этот недостаток стабильности. У моих детей было прекрасное детство, но они переживали за меня.
— То есть деньги всё-таки важны? В искусстве и особенно для художника.
— Ну конечно. Жизнь есть жизнь, мы не можем жить без денег.
— Моя дочь Мелания закончила колледж в Лондоне, и она пишет картины. Её выставляли, у неё есть собственный стиль.
— Он похож на ваш стиль или это нечто совсем другое?
— Они избегают этого. Даже моя самая младшая дочь, которая демонстрировала многообещающий талант, в 10-летнем возрасте заявила, что не хочет заниматься живописью, потому что не хочет мучиться, как я. И она держала слово, пока не закончила школу. Тогда она сказала, что поступает в художественный институт и сдала экзамены с первого раза.
— Что она имела в виду под мучениями? Искусство мучает или развлекает вас?
— Она видела, что искусство поглощает меня. Что у меня нет времени на детей, что я всегда отдаюсь ему. Что если я посвящаю время детям, мне не хватает его, чтобы закончить в срок картину. Что если что-то не так с продажами, нам всем приходится экономить и занимать деньги. Её утомлял этот недостаток стабильности. У моих детей было прекрасное детство, но они переживали за меня.
— То есть деньги всё-таки важны? В искусстве и особенно для художника.
— Ну конечно. Жизнь есть жизнь, мы не можем жить без денег.
— Но в последние годы всё не так плохо, не так ли? Я вижу, что ваше творчество становится всё более востребованным у коллекционеров. Или тот факт, что вы пишете всего несколько картин в год, заставляет людей так сильно желать их. Их мало, и кому-то приходится ждать их довольно долго.
— У меня нет мастерской (художник имеет в виду не помещение, а команду учеников — прим. ред), я сижу и пишу все сам.
— Как гений, одинокий голландский мастер. Всё приходится делать самому.
— Ну, они писали скорее живо и часто давали в долг, когда процветали. Всё зависело от того, как идут дела. У них были доходные дома на стороне. Они чем-то управляли. Редко когда картины были единственным источником доходов.
— У меня нет мастерской (художник имеет в виду не помещение, а команду учеников — прим. ред), я сижу и пишу все сам.
— Как гений, одинокий голландский мастер. Всё приходится делать самому.
— Ну, они писали скорее живо и часто давали в долг, когда процветали. Всё зависело от того, как идут дела. У них были доходные дома на стороне. Они чем-то управляли. Редко когда картины были единственным источником доходов.
Видеозапись беседы на официальной странице Яцека Йерки в Facebook