Не зачёт. 5 хороших художников, которые были плохими студентами

Бедро Венеры

Винсенту Ван Гогу учеба давалась не слишком хорошо. Хотя он с легкостью осваивал иностранные языки и, помимо родного голландского, свободно владел немецким, английским и французским, будущий художник так и не смог поступить на факультет теологии Амстердамского университета. Камнем преткновения для Винсента стали греческий и латынь, которые категорически ему не давались.

Когда Ван Гог передумал становиться священником и решил посвятить себя живописи, от былого христианского смирения и вовсе ничего не осталось. В искусстве для Винсента практически не существовало авторитетов среди современников. Рисовать он учился, копируя рисунки из учебников и работы своих любимых художников — например, Гюстава Доре и Жана-Франсуа Милле. А потом сразу взялся за рисование с натуры. Из-за этого Ван Гог в пух и прах разругался со своим первым наставником и родственником Антоном Мауве.

Винсент терпеть не мог художественные академии и школы. Он считал, что преподают в них совершенно ненужные вещи, и был уверен, что гораздо важнее учиться рисовать окружающую действительность и людей, чем французских королей и римские статуи. Впрочем, однажды Ван Гог все же поступил в одно из таких учебных заведений — художественную академию в Антверпене. По большей части, ради свободного доступа к натурщикам. Но и здесь крутой нрав Винсента не давал ему стать образцовым прилежным студентом. Один из сокурсников вспоминал, как однажды, рисуя с натуры фигуру Венеры Милосской, Ван Гог изобразил ее с более реалистичными пышными формами. И когда возмущенный профессор выхватил у него рисунок и стал его исправлять, Винсент гневно воскликнул: «Вы определенно не знаете, как выглядит молодая женщина! У нее должны быть бедра и зад, иначе она не сможет выносить ребенка!»

В тесных стенах академии Ван Гог выдержал всего два месяца, после чего сбежал к брату в Париж, навсегда оставшись гениальным самоучкой.

Make art, not war

Там, где Винсент Ван Гог спорил и ругался с преподавателями, Джеймс Уистлер просто откровенно над ними издевался. А все потому, что его заставили учиться делу, совершенно ему не подходящему и неинтересному. На самом деле, Уистлер еще в детстве понял, что хочет быть художником, и даже успел немного поучиться в петербургской Академии художеств. Но потом умер его отец, а мать решила, что Джеймс должен непременно пойти по его стопам, и отправила сына в военную академию Вест-Пойнт.

В душных рамках военной дисциплины Уистлер изнывал от скуки, поэтому развлекал себя сам, как мог. Согласно знаменитой легенде, однажды Джеймс на уроке получил задание: выполнить инженерный рисунок моста. Рисунок получился прекрасный: с живописной рекой, заросшими травой берегами и двумя детьми с удочками на мосту. Преподаватель почему-то полет фантазии Уистлера не оценил и потребовал убрать детей с моста. Джеймс подчинился и «пересадил» их на берег, вместе с удочками. Тут уж учитель совсем вышел из себя и приказал «убрать детей совсем». После чего на берегу вместо двух маленьких рыбаков появились два маленьких могильных камня.

Прославленным военным Джеймс Уистлер так и не стал. Когда его все-таки отчислили из Вест-Пойнта, он вздохнул, наконец, с облегчением и отправился в Париж становиться великим художником.

От любви до ненависти

Сальвадор Дали, как ни странно, был очень прилежным и усидчивым студентом. Вот как художник вспоминал о годах учебы в Академии изящных искусств в Мадриде: «Я не болтался по улицам, никогда не ходил в кино, не посещал своих товарищей по Резиденции. Я возвращался и закрывался у себя в комнате, чтобы продолжать работать в одиночестве. В воскресные утра я ходил в музей Прадо и брал каталоги картин разных школ… <…> Моя внутренняя жизнь довольствовалась этим. А всякие развлечения мне претили».

Впрочем, именно тогда Дали начал делать первые шаги к будущему эксцентричному образу. Он отрастил длинные волосы и бакенбарды, обзавелся усами, как у Диего Веласкеса, и начал одеваться в стиле английских эстетов конца XIX века. А дальше эмоциональная натура художника стала искать другие выходы. Сначала Сальвадора отчислили из академии — якобы за то, что он возглавил студенческий бунт против выбора руководством преподавательского состава. Дали ненадолго вернулся в Фигерас, но через несколько месяцев ему позволили продолжить обучение. Однако внутренний протест молодого художника подавить так и не удалось: недовольство Сальвадора консервативностью и ограниченностью преподавателей росло с каждым днем. Закончилось все предсказуемо: Дали окончательно выгнали из академии почти накануне выпускных экзаменов из-за очередного скандала. Учителя почему-то страшно оскорбились, когда Сальвадор заявил, что ни один человек на факультете не является достаточно компетентным, чтобы его экзаменовать.

Билет в один конец

Тому, что молодые, амбициозные и свободолюбивые художники в стремлении вырваться за тесные рамки уходили из учебного заведения, хлопнув дверью, удивляться не приходится. Однако как минимум однажды произошла и совершенно обратная история: о том, как студента никакими силами выгнать не получалось.

В 1898 году в знаменитое Московское училище живописи, ваяния и зодчества поступил будущий основатель лучизма Михаил Ларионов. На протяжении четырех лет он прилежно учился и вдохновенно рисовал под влиянием импрессионистов. А в 1902 году вдруг стал фигурантом громкого скандала. Каждый год в училище проходили выставки работ учеников, и в тот раз Ларионов наконец дождался своего звездного часа. Он представил на суд комиссии и зрителей такое огромное количество работ, что они не умещались на стенах, поэтому пришлось раскладывать и развешивать их на всех доступных поверхностях. Выставка длилась всего один день, и зрители в ожидании толпились у двери, чтобы успеть увидеть работы многообещающего молодого художника. Однако члены комиссии вышли из комнаты в гробовом молчании, а через пять минут секретарь запер дверь на ключ и опечатал ее. Зрителям приказали разойтись и не дали никаких ответов.

Впрочем, причина такого странного поведения выяснилась быстро: некоторые работы Ларионова сочли порнографическими. Его отстранили от занятий на полгода, запретили выставляться и даже посещать столовую. Но Ларионов продолжал упорно приходить на занятия. В конце концов, Михаилу купили билет до родного Тирасполя, привезли на вокзал и проследили, чтобы он точно сел в поезд и уехал. Как ни странно, Ларионов все же вернулся в МУЖВЗ и смог его окончить. А история с «порнографическими» работами стала первой в череде скандалов, которые сопровождали студенческие выставки в училище. В 1903 году, к примеру, были исключены Владимир Татлин и Константин Юон.

Краткая история всего

Еще один наш герой — Кузьма Петров-Водкин — даже и студентом побыть не успел, но история его поступления в самарское железнодорожное училище заслуживает отдельного упоминания. В своей книге «Пространство Эвклида. Моя повесть» художник вспоминает, что проверку слуха и зрения он прошел без проблем. А дальше последовал экзамен по истории, на котором «надо было изложить кратко историю России». Петров-Водкин пишет, что как раз по пути на экзамены заметил вывеску классов живописи, поэтому не очень боялся провалиться, но свое сочинение описывает очень забавно:

«План у меня возник довольно быстро, но, вероятно, я его начал чересчур издалека. Начало я запомнил: „Древние русские жили в курных ямах, как полудикие люди, и сеяли хлебные злаки…“ На этом месте застопорило меня надолго.

Картины одна мрачнее другой вставали в моём воображении. „Курные ямы“ населил я древнерусскими детьми, которые умирали в них, „как котята“, — „ка, ка, ко“ не понравилось по звучности и показалось оскорбительным для ребятишек. Зачеркнул „котята“ и написал — „цыплята“… Взяло раздумье: через „ы“ или через „и“ цыплята пишутся… Зачеркнул „цыплята“ и написал еще близкое по памяти: „умирали, как от холеры“.

Затем с трудом выплыли промыслы за „пушным зверем“, за „гонкой водки“. Потом на этих „полудиких жителей“ полезли артели вооруженных людей и начали собирать с них дань, а на эти деньги начали строить города. Отсюда, уже не помню как, у меня возникли междоусобицы между князьями… Тоска на меня, помню, напала невыносимая от изложенных картин родной истории, но все-таки я себя почувствовал перелезшим через колючую изгородь — дальше становилось яснее и проще: татарское иго объединит силы страны возле Москвы, а там и Петр Великий: „Все флаги будут в гости к нам“ я уже наметил впустить в сочинение… Говоря по совести, если бы мне дали запасную бумагу и время, я бы выправил мой план, но до княжеских междоусобиц протекли положенные два часа, и ведущий экзамен объявил конец письменности.

На этом сочинении я провалился.

Седой с зелеными кантами старик, вручая мне мои бумаги, уныло посмотрел на меня и сказал:

— Этак, молодой человек, ты и поезд в яму загонишь, как отечество родное загнал…»

Бонус. «Плохой» учитель

Американский художник Томас Икинс прославился в стенах Пенсильванской академии изящных искусств благодаря своим нетрадиционным, даже противоречивым методам обучения. Став преподавателем в 1876 году, спустя шесть лет он уже был директором академии, но авторитет и любовь студентов не спасали Икинса от критики и нападок со стороны коллег.

Томас Икинс не изводил своих учеников бесконечным зарисовыванием гипсовых слепков. В качестве подготовки они получали короткий курс рисования углем, после чего быстро переходили к живописи, поскольку профессор был убежден, что им нужно как можно скорее постичь объекты в их истинном цвете. Икинс поощрял студентов использовать фотографии в качестве пособия по анатомии и для изучения движения тела и был против проведения конкурсов с призами. Но главной причиной, по которой профессора практически предали анафеме, стало его «непристойное» поведение.

В начале 1880-х курс Икинса в Пенсильванской академии называли «самым либеральным и передовым в мире», в частности, благодаря огромному вниманию, которое он уделял рисованию с натуры. Здесь и начинались его расхождения с руководством академии и другими преподавателями. Икинс считал, что все студенты, независимо от половой принадлежности, должны пользоваться одинаковыми «профессиональными привилегиями». Однако девушек в то время не допускали ни к вскрытиям, ни к работе с обнаженными натурщиками. В смешанных классах мужчины позировали в обязательных набедренных повязках.

Гонения на Икинса начались после случая со студенткой Амелией Ван Бюрен, которая попросила профессора объяснить, как движется мужской таз. Икинс пригласил ее в свою студию и «дал объяснение, которое не мог сделать только при помощи слов». Интриги внутри академии и желание некоторых преподавателей занять директорское кресло сделали положение Икинса еще более шатким. В конце концов, в 1886 году его вынудили уйти в отставку после того, как он снял с натурщика набедренную повязку в смешанном классе. На Икинса ополчились многие знакомые, коллеги и даже родственники. Однако некоторые студенты оставались настолько преданны ему, что тоже покинули академию и образовали Студенческую художественную лигу Филадельфии, в которой Икинс стал преподавать.