Паркетчики

Когда Кайботт предложил «Паркетчиков» для ежегодной парижской выставки в Салоне в 1875 году, академики ее брезгливо отвергли: вульгарно. Когда картина появилась на второй выставке импрессионистов, даже друг художников-новаторов Эмиль Золя, написавший множество хвалебных статей в их поддержку, был возмущен. Буржуазное искусство – фыркнул писатель. Его конечно смутила и восхитила почти фотографическая точность и возмутил этот взгляд художника сверху. Свысока – подумал Золя.

Точно, Кайботт был невероятно богат – и по всем правилам и ожиданиям должен был писать огромные полотна на исторические темы или ясноглазых Венер, окруженных розовощекими купидонами. Эти картины должны были бы благосклонно приниматься Салоном и прямиком оттуда разъезжаться по модным парижским гостиным. Но Кайботту кружит голову новая современная жизнь города, изобретения, технические перевороты, широкие бульвары и тяжелые мосты. Вместо трех граций, танцующих на невесомых облаках, он пишет трех рабочих, соскребающих лак с паркета. Пишет с классическим академическим совершенством и точностью.

Этот новый шикарный дом, в котором работают паркетчики, располагался на улице Миромениль. А пол, который они скребут, – пол будущей мастерской художника. Вальдемар Янушчак, британский арт-критик, провел настоящее строительное расследование, чтоб понять, зачем рабочие скребут новый с виду пол и почему сначала проскребают ровные полоски на поверхности. Во-первых, пол хоть и новый, но темный. А в мастерской художника должно быть светло. Во-вторых, полосы делают и сейчас – чтобы не сбиться и не снять лишний слой дерева. Словом, чтобы пол на всей плоскости оставался ровным.

Но взгляд сверху для Кайботта – это просто взгляд сверху. Технический прием и композиционная головоломка. Кайботт охотился за такими сложными точками обзора: писал гребца, сидя с ним в одной лодке, почти упираясь коленями в его колени, или смотрел с балкона на проходящих внизу людей, у которых в такой перспективе видны только ботинки, плечи и цилиндры.

Кайботта теперь уже давно не обвиняют в снисходительном отношении к паркетчикам и в буржуазных замашках, потому что он первый художник, который сделал городского рабочего героем картины. Он пошел дальше всех. Курбе писал дробильщиков камней, а Милле – крестьян, просеивающих зерно и сажающих картофель. В город перебрались Мане и Ренуар, но и они писали танцующих белошвеек и грустящих барменш. А на вокзалах Моне никто не работает – там все давно отлажено и дымит. Кайботт впервые заметил, что горожане работают. В его Париже маляры красят фасады, и даже сельскохозяйственные работы выглядят каким-то ультрасовременным и новаторским экспериментом (1, 2).

Автор: Анна Сидельникова