Ничего личного
Минимализм, как и большинство стилей-пионеров постмодернизма, возник как реакция на модернизм. Главным его оппонентом и главной силой, против которой была объявлена война, стал абстрактный экспрессионизм. Первых постмодернистов не устраивало в этом движении всё: предельные эмоции, узнаваемый авторский стиль каждого художника, художественная харизма и драматизм, культ цвета и техники как квинтэссенции смыслов и глубоких переживаний. Слишком много спонтанности в процессе создания, слишком много личности художника в законченном произведении, слишком много ключей к пониманию требуется зрителю. Вместо этого минималисты предъявляют зрителю объективную красоту предмета, исключают себя из выставочного контекста. Зритель может не знать и не пытаться запомнить имя художника — это не важно.Выставка «Первичные конструкции» подняла вопрос о роли художника: в прессе, в выставочных залах, на конференции, проведенной со всеми участниками, говорили об этом. Скульптуры минималистов часто изготавливались в промышленных мастерских — и художник участвовал в этом процессе только как автор эскиза, отказавшись от технической части, от воплощения.
Например, американский скульптор Дональд Джадд проектировал конструкции, которые сложно отнести к скульптуре или живописи в традиционном европейском художественном контексте. Ритмично встроенные прямо в стену выставочного зала бруски из алюминия и плексигласа Джад не изготавливал сам, а просто дал точные указания рабочим-подрядчикам. Идея этой конструкции делает Джада ее автором, художником? Даже коллеги-скульпторы не всегда готовы были признать такой способ творчества допустимым.
Ничего лишнего
Скульптору-минималисту и художнику-минималисту не нужны особые профессиональные материалы и инструменты. Особая грунтовка холста, колдовство над специальной консистенцией масляных красок, подбор рамы, выбор лака, нагревание пастели — все эти эксперименты с техниками, которыми так увлекались модернисты, стали ненужными и несущественными, более того, были объявлены помехой в поиске объективной, простой красоты. Юный Фрэнк Стелла по окончании университета подрабатывал маляром — и свою первую знаменитую серию картин «Черная живопись» создал, используя обычную интерьерную краску и малярные кисти из ближайшего строительного магазина. Дэн Флавин 30 лет проработал с одним-единственным материалом — флуоресцентными лампами, которые тоже не составляло труда купить в любом магазине товаров для дома. Сол Левитт создал 1350 декоративных живописных работ — и все они написаны акриловыми красками на стенах, вписаны не только в прямоугольник поверхности конкретной стены, а в архитектуру всего помещения. При этом покрывать стены краской ему часто помогала целая команда рабочих.Среди главных предшественников минимализма называют художников, скульпторов и архитекторов немецкой школы Баухауз, архитектоны Казимира Малевича, башни Владимира Татлина. Только если всех их занимала практичность, утилитарность, социальная значимость (пусть даже умозрительная, нереальная, футуристическая) создаваемых вещей, то минималисты бегут от социальных и политических смыслов как от огня. Дэн Флавин в течение 30 лет продолжал обращаться в своих работах к Татлину и создал 39 оммажей его «Башне третьего интернационала»: скульптуры из белых флуоресцентных ламп, по очертаниям напоминающие архитектурные сооружения.
Знаковые работы
Фрэнку Стелле было 22 года, когда он начал серию «Черная живопись». Он тогда только переехал в Нью-Йорк и был, само собой, под огромным впечатлением от работ абстрактных экспрессионистов. Но за собственные работы взялся, когда увидел то, что делает Джаспер Джонс. Черная живопись — огромные полотна, покрытые единственной краской — черной. Геометрический рисунок из белых полос — это просто незакрашенный холст. В 23 Стелла стал знаменит. Три из его работ были представлены на выставке в Мемориальном художественном музее Аллена, и в том же году — на выставке в Музее современного искусства в Нью-Йорке. Примерно тогда же Стелла сказал: «Картина — это плоская поверхность, покрытая краской, и ничто иное».
Вообще-то любая из работ Дэна Флавина может претендовать на звание знаковой, потому что в каждой из них используются свет и пространство выставочного зала как материалы. Флавин создавал конструкции из флуоресцентных ламп и алюминиевых строительных планок. Но оконченной могла считаться только тогда, когда размещалась на стене, в углу, в нише. Это могла быть сетка из разноцветных ламп или всего лишь одна светящаяся полоса, размещенная почти над уровнем пола. В любом случае скульптурный и живописный смысл работы становится понятным в затемненной комнате, когда свет ложится на стены или окутывает отведенное ему пространство.
Сол Левитт не только раскрашивал стены в музеях и общественных пространствах, но и много работал со скульптурой. Его любимой исходной фигурой был куб. Он сам объяснял эту страсть так: «Самое интересное свойство куба — это его относительная неинтересность. Лучше всего использовать его как базовую единицу для создания любой более сложной фигуры». И Левитт использовал: он создал множество кубических кунструкций, которые внутри были разделены на множество мелких кубов, составлял несколько одинаковых первоначальных модулей, сдвигая их относительно общей грани.
В 1966 году для выставки в галерее Тибор де Надь Карл Андре создал 8 скульптур и расположил их на полу. Каждая скульптура состояла из 120 силикатных кирпичей и обладала набором сходных параметров: одинаковый вес, одинаковый объем, одинаковая высота. Менялись только ширина и высота прямоугольников. Для Карла Андре было важно, чтобы скульптура формировала пространство, а не просто занимала в нем место.
Ничего вечного
Кого только не ругали за недостаточность усилий, приложенных к созданию произведению. Это началось примерно за столетие до 1960-х — уже с импрессионистов. И каждое новое авангардное движение (кубистов, дадаистов, Малевича с его супрематизмом, абстрактных экспрессионистов) обвиняли в том, что такое мог намалевать кто угодно. При этом достижения каждого рано или поздно были признаны и вписаны в историю искусства.Минималисты стали первыми, кто подверг сомнению саму важность такого признания. Их работы стали кошмаром кураторов, вызовом традиционной организации выставок, вызовом традиционной системе коммерческой оценки искусства. Часто работа была актуальна только для определенного помещения, только в определенном освещении, только в одном кураторском замысле. Если взять для «Эквивалентов» Карла Андре другие кирпичи, а не те, которые участвовали в первой выставке, скульптура потеряет свою ценность? Если купить в ближайшем строительном десяток флуоресцентных ламп и в собственной гостиной собрать их в композицию, подобную скульптурам Дэна Флавина, этот осветительный прибор сможет претендовать на статус произведения искусства? И что, в конце концов, делать с тем, что за пределами конкретной выставки, разового высказывания — это всего лишь лампы или 120 кирпичей?