Мари
Бракемон

Образ французской художницы Мари Бракемон (фр. Marie Bracquemond) вполне может возглавить феминистическое движение, подойдет лозунг «ее карьеру загубил муж». Достоверно неизвестно, насколько она была этим опечалена, но забросила живопись Мари именно потому, что устала от бесконечных скандалов мужа и его ревности к успеху жены. Мари Бракемон называли «одной из трех леди импрессионизма». Еще две – Мэри Кассат и Берта Моризо.

Будущая «леди импрессионизма» родилась в Бретани. Отец умер почти сразу после ее рождения, и мать девочки снова вышла замуж. Семья несколько раз меняла место жительства, пока наконец не обосновалась в парижском пригороде Этамп.

Азам живописи Мари обучал местный художник-реставратор, а первым настоящим учителем, которого пишут с большой буквы, стал сам месье Энгр. Получилось это так: 17-летняя девушка, не имевшая профессионального художественного образования, решилась предложить свои работы официальному Салону. Удивительно не это, «безумство храбрых» – дело хорошее во все времена, удивительно, что их приняли. Сначала приняли к участию в экспозиции, а после – просто благосклонно приняли. На выставке Мари познакомилась с академическим живописцем Альфредом Стивенсом, который и представил ее Энгру. Мэтр взял девушку в ученицы. Ее ранние работы написаны под несомненным влиянием Энгра. Упоминая о ее ученичестве, непременно цитируют слова критика Филиппа Бюрти, провозгласившего, что Мари Бракемон – самая умная ученица Энгра. Не смолчим о них и мы.

Работами художницы заинтересовалась императрица Евгения, и Мари писала по ее заказу. Удача ей сопутствовала. По протекции главы французских музеев графа де Ньевенкерк молодой художнице было поручено сделать копии знаменитых шедевров Лувра. По легенде, девушка как раз работала над Рембрандтом, когда познакомилась с художником Феликсом Бракемоном. Знакомство не ограничилось обсуждением художественных достоинств богатств Лувра, и молодые люди вскоре поженились.

В 30 лет Мари родила сына Пьера. Мальчик был слаб здоровьем, и семье пришлось перебраться в пригород. Их выбор пал на живописный Севр. Темп их жизни вовсе не снизился от переезда в провинцию. Феликс руководил студией Haviland. Они сотрудничали с Севрской фарфоровой мануфактурой и Лиможскими фарфоровыми домами, Мари работала над эскизами посуды и керамической плитки, создавала стенные декорации, преподавала рисование в школе. Параллельно художница продолжала отправлять картины на парижские Салоны и выставки. Важным этапом становления Мари Бракемон стало ее участие в Салоне 1874 года. Именно тогда ее картинами заинтересовался Эдгар Дега. Он отыскал Мари на Салоне, познакомился с ней и представил ей Ренуара и Моне. Мари пришла в восторг от перспектив новой живописи. Она открыла для себя работу на пленэре, начала писать в импрессионистской манере, причем отлично писать. «Посвятивший» ее в импрессионизм Дега был в полном восторге от работ своей протеже. Мари Бракемон участвовала в четвертой, пятой и восьмой выставках импрессионистов, представив в общей сложности одиннадцать картин.

Последней каплей стало знакомство с Гогеном. Кстати, с ним Мари познакомил сам муж. Гоген научил ее придавать цвету максимальную интенсивность, а академическая живопись окончательно потеряла талантливую художницу, в то время как импрессионизм приобрел одну из своих леди. «Словно в вашем доме внезапно распахнулось окно и в него ворвались солнце и свежий ветер», – так Мари описывает свои ощущения от импрессионистического метода. И хотя это ее личное impression, с ним хочется согласиться.

Будучи замужем за художником, Мари Бракемон могла бы надеяться найти дома поддержку и понимание. Могла бы, да не надеялась. Феликс чрезвычайно ревниво относился к ее успехам. Ревниво не в том смысле, как, к примеру, Михаил Ларионов к успехам Натальи Гончаровой – ценя их куда больше своих собственных и отстаивая всегда и везде. У Бракемонов была совсем другая история. Мужу не нравилось, что Мари его обходит: его злил успех жены – а успех ей сопутствовал. Ее картины высоко ценили, а он запрещал ей участвовать в выставках (сам при этом выставлялся), устраивал скандалы, когда она пыталась дома показать картины друзьям, да и вообще ограничивал ее общение с другими художниками. Остается надеяться, что в прочих сферах он вел себя иначе, потому что Мари, вконец измученная этими придирками со стороны мужа, все меньше времени уделяла живописи, а в 1890-е годы окончательно ее забросила, сосредоточившись на работе с фарфором. С мужем она прожила всю жизнь, пережив его всего лишь на два года. Хочется верить, что семейная жизнь Мари Бракемон стоила принесенных в жертву занятий живописью.

Автор: Алена Эсаулова