Париж. Дождливый день

Картина Гюстава Кайботта «Парижская улица. Дождливый день» стала частью коллекции Чикагского института искусств только в середине XX века. Родственники художника продали ее основателю автомобильной корпорации Chrysler, а следующим покупателем стал музей. Это приобретение вызвало оживление и восторги вокруг имени художника. Вдохновленный именно этой картиной, искусствовед и куратор Нью-Йоркского музея современного искусства Кирк Варнедо написал единственное до сих пор исследование о жизни и творчестве Гюстава Кайботта.

Каждая картина Кайботта, которая из частной коллекции вдруг попадает в музейный зал, не только вызывает восторг зрителей и специалистов, но и провоцирует историков искусства забыть все, что они знали об импрессионизме, и переписать его историю заново.

Написанная в 1877 году и показанная впервые на Третьей выставке импрессионистов, картина «Парижская улица. Дождливый день» по масштабу, композиции и настроению гораздо ближе к постимпрессионистским поискам, чем к картинам чистых импрессионистов. Ее интонации уместнее и легче сравнить с «Воскресным днем на острове Гранд-Жатт» Сера, чем с «Балом в Мулен де ла Галетт» Ренуара. Американские исследователи называют Кайботта концептуальным импрессионистом – его картины чаще результат долгой, почти инженерной работы над точностью композиции, верностью линий, чем передача мгновенного, мимолетного впечатления от состояния природы. В европейских статьях-обзорах говорят, что Кайботт был чистым реалистом, а импрессионистские техники использовал умеренно и лишь в качестве эксперимента.

Легко забыть, читая биографию, что Гюстав Кайботт был лет на 10 моложе своих друзей-импрессионистов. Долгие годы он оставался для них финансовой опорой и покровителем – и в глазах потомков часто представляется эдаким богатым, прозорливым и рассудительным меценатом. На самом деле в 1877 году Ренуару было 36 лет, Моне – 37, а Кайботту – всего 29. А когда в 1870 году 34-летний Дега с ненавистью цедил сквозь зубы имя барона Османа и до хандры и бессильного отчаянья не желал видеть перестроенного Парижа, Гюставу было всего 22 – и он был влюблен в этот новый, торжественный, светский, промышленный, такой современный Париж.

Его «Парижская улица. Дождливый день» - это гимн новому Парижу, тому городу, который выглядит сегодня точно так же, как и в 1877. Британский арт-критик и обозреватель The Guardian Джейсон Фараго пошутил, что Кайботту удалось передать две вещи, неизменно верные для описания жизни Парижа во все времена: небо чаще всего серое, в моде неизменный черный. Но, конечно, это не единственная заслуга художника.

Самые удивительные эффекты этой картины: печальное, но отнюдь не трагическое ощущение отстраненности и чуждости прохожих в большом городе и ощущение величия и необъятности самого города. Этот последний эффект достигается за счет нарочито неправильного построения перспективы – так парижская Площадь Дублина (фр. Place de Dublin), которая мало поменялась с тех пор, будет выглядеть, если фотограф ляжет на дорогу и направит фотоаппарат с широкоугольным объективом снизу вверх. Но с этой точки зрения художник смотрит на сам город, а на людей, идущих в разные стороны, - уже сверху вниз. Ощущение цельности и стройности композиции при таких оптических несоответствиях делает картину удивительно просторной, завораживающей и настоящей. Кирк Варнедо утверждает, что именно эта картина и еще несколько видов Парижа переводят Кайботта из ранга второстепенных импрессионистов в ряд исключительных, неповторимых и ни с кем не сравнимых художников XIX века.

Автор: Анна Сидельникова