Автопортрет и портрет Петра Кончаловского

Портрет Машкова и Кончаловского можно считать программным. В нем отображено одно из веяний нового искусства того времени: провозглашение торжества плоти, демонстративная телесность. «Бубновалетовцы» возвели тело в культ. На картине перед нами атлетически сложенные, почти обнаженные красавцы-художники.

Портрет представляет собой вызов академическому подходу и символизму, уносящим в «даль небесную». Вокруг мускулистых парней гири, а рядом – пианино. Одетый в черные плавки Машков собирается играть на скрипке, а Кончаловский (форма одежды – аналогична!) держит нотный лист. В чем, в чем, а в оторванности от земных сфер изображенных художников явно не упрекнуть. Это популярная у «бубновалетовцев» тенденция – рисовать себя (или не себя) нарочито земными, материальными, твердо стоящими на ногах. Мы можем наблюдать такой подход в написанном Бурлюком «Портрете песнебойца футуриста Василия Каменского», «Автопортрете с желтыми лилиями» Натальи Гончаровой, ироничном «Портрете великого художника» Аристарха Лентулова.

Тела Машкова и Кончаловского выставлены нарочито, гиперболизированы – чего стоят тщательно выписанные вздутые бицепсы! На столе – остатки совместного распития то ли чая, то ли кофе и бутылка, явно не с соком. И при этом – пианино, скрипки, картины на заднем плане, книги. Разделить мир на духовное и телесное, высокое и низкое не удастся. Видны корешки книг. Что же читают художники-культуристы? Монография Сезанна, Библия, книги об искусстве, Древняя Греция. «Мы – есть. И мы есть новое искусство. Отмахнуться от нас уже не получится», – заявляет своей картиной Илья Машков.

Автор: Алена Эсаулова