Рождение Марии

В плане иконографии фрески Капеллы Торнабуони в церкви Санта-Мария Новелла во Флоренции, написанные Доменико Гирландайо, не выходят за рамки художественных традиций Возрождения, заложенных еще Джотто.

Фрески площадью около 580 кв м (столь масштабную работу Гирландайо, конечно же, не мог выполнить сам, над фресками работала вся его художественная мастерская) разделены на два цикла по шесть композиций и посвященные историям Иоанна Крестителя и Девы Марии. Но именно здесь в лучших традициях беззаботного и богатого флорентийского Кватроченто окончательно стирается грань между высоким религиозным сюжетом и земной реальной жизнью. На фресках Гирландайо в Капелле Торнабуони с мастерской портретной точностью изображены его современники – семейство флорентийского олигарха и родственника Лоренцо Медичи Джованни Торнабуони, семья самого Гирландайо и еще с несколько десятков именитых граждан Флоренции. А фоном для мистической истории у Гирландайо всегда служит не условный Иерусалим, и даже не «фантастические миры» Уччелло, а настоящая Флоренция, с ее великолепными палаццо и милыми сердцу Гирландайо деталями городской суеты.

Действие фрески «Рождение богородицы» перенесено, судя по всему, в парадный зал палаццо самого заказчика росписи капеллы Джованни Торнабуони. Интерьер характерен для домов флорентийской знати – здесь и деревянные панели с античными узорами, и скульптурный фриз с изображением маленьких танцующих путти. Кто такие путти? Это мальчики, совмещающие в себе черты невинных христианских ангелов и античных эротов. Путти – не только излюбленный мотив скульптора Донателло, но и символ прорывающегося сквозь средневековый догмат чувственного начала. И Гирландайо без особой рефлексии помещает их на фреску о рождении Девы Марии, не даром искусство флорентийцев было скорее языческим, нежели христианским.

Латинская надпись над фризом гласит: «Рождеством твоим, Дева, радость возвещена всему миру». И этим, по сути все сказано о фреске: родился розовощекий и улыбающийся младенец Мария, в дом пришла радость, на эту самую радость пришли полюбоваться знатные флорентийские синьоры.

К слову, во главе процессии слева стоит девушка в расшитых золотом нарядах – изображена, вероятно, дочь Торнабуони Лодовика, она пришла проведать мать новорожденной Анну, которая возлежит на ложе справа. Среди остальных барышень искусствоведы узнают теток Лодовики Дианору и Лукрецию. Чудо как хороши прислужницы: одна из них держит драгоценного младенца на руках, ее лицо освящено светлой и нежной улыбкой, другая деловито готовит ванночку для омовения. Кстати, летящую позу и развевающиеся складки одежды для этой служанки Гирландайо, по-видимому, подсмотрел у своего современника Боттичелли.

Одним словом, религиозная история, рассказанная Гирландайо, не располагает к строгой молитве. «Гирландайо есть самое ясное из выражений в искусстве тогдашней житейской суетности, не знающей ни мук сомнений, ни противоречий, и чуждой вообще какого-либо мистического погружения», – пишет Александр Бенуа. «Однако никогда еще это «омирвщление» искусства не носило такого простого, утвердительного характера, не обладало такой устойчивостью и ясностью, а главное, такой прелестью художественного совершенства», – продолжает историк искусств. К слову, Бенуа предполагал, что именно эта «суетность» и «омирвщление» в самой церкви и послужило, в какой-то степени, спусковым крючком для кратковременного реванша средневекового аскетизма под руководством Савонароллы. Для монаха-поборника нравственности фрески Гирландайо были слишком эпикурейскими, слишком земными и выглядели словно насмешкой над самой идеей спасения грешной души.

Автор: Анна Котельникова