Альбрехт
Дюрер

Альбрехт Дюрер (нем. Albrecht Dürer, 21 мая 1471, Нюрнберг - 6 апреля 1528, Нюрнберг) - крупнейший немецкий живописец и гравёр с прижизненной мировой славой, выдающийся геометр и инженер-фортификатор, родоначальник европейской акварели, механик, архитектор и теоретик искусства. Художник соединил открытия итальянского Ренессанса с художественными традициями северной Европы.

Особенности творчества художника Альбрехта Дюрера: его гравюры сохраняют присущую германской культуре точность и тонкость деталировки, но поражают невиданной доселе изобретательностью композиционных решений. Мастера особо интересовали проблемы гармонии и красоты человеческого тела, закономерности пропорций, доскональное написание кистей человеческих рук. Живопись Дюрера отличают яркие, звучные, эмалевые краски. Акварелям мастера присуща поразительная правдивость воспроизведения явлений природы.

Известные картины и гравюры Альбрехта Дюрера: «Меланхолия», «Трава» («Большой кусок дёрна»), «Адам и Ева», «Заяц», «Четыре всадника Апокалипсиса», «Праздник четок».

Дюрер для Германии – как и Гёте – «наше всё». Эпоху Возрождения в Германии предпочитают звать «эпохой Дюрера», а с 1815-го там постановили ежегодно праздновать «День Дюрера». Характер и биография Альбрехта Дюрера – парадоксальное, на первый взгляд, соединение бюргерской практичности с философской отрешённостью, творческой гениальности с житейской щепетильностью. По-видимому, это сочетание и делает выдающегося художника национальным символом и культурным героем.

«Аз есмь дверь», или происхождение Альбрехта Дюрера

В автобиографии (кстати, и этот жанр Дюрер освоил среди немецких живописцев первым) художник сообщает: «Альбрехт Дюрер родился в королевстве Венгрия, неподалёку от маленького городка Юла, в близлежащей деревеньке под названием Эйтас, и его род кормился разведением быков и лошадей». Это он не о себе – о своём отце и полном тёзке, почтенном нюрнбергском ювелире Альбрехте Дюрере-старшем (1, 2).

Стало быть, крупнейший немецкий художник Альбрехт Дюрер всех времён был венгром? Да и что такого, величайший русский поэт был эфиоп, «арап», «а как писал, как писал»! Здоровый социум понимает, что культуре полезны прививки чуждой крови. Но когда общество заболевает нацизмом, сама мысль об этом становится ему невыносима. По странному совпадению, нацизм в Германии оформился как раз там, где 500 лет назад родился живописец, – в Нюрнберге. С целью доказать, что столп немецкой нации Альбрехт Дюрер был никакой не венгр, а чистокровный ариец, нацисты даже производили эксгумацию останков его отца, чтобы установить соответствие параметров черепа арийскому стандарту.

И до сих пор в вопросе о происхождения художника нет единства. Одни документально доказывают: безусловно, венгр. Другие продолжают утверждать – нет, из немецких колонистов, перекочевавших в Венгрию в незапамятные времена монгольских нашествий.

Ну, а его фамилия – чем не аргумент? Ведь гортанное «Дюрер» звучит так по-немецки. Верно, да только эта фамилия – результат креатива отца Дюрера, лингвистическая шутка и одновременно творческий псевдоним. Он происходит от названия их венгерской родины, деревни Эйтас или Айтас. Ajtos по-венгерски значит «дверь». А по-немецки «дверь» – die Tür. Переиначенная на немецкий лад фамилия сначала звучала как Türer, позже под влиянием местного произношения превратившись в Dürer.

И на фамильном гербе Дюреры обязательно изображали широко раскрытые двери. Так что чрезвычайно набожный художник с полным основанием мог повторить о себе слова Иисуса Христа из 10-й главы Евангелия от Иоанна: «Аз есмь дверь». А если наш каламбур покажется читателю неуместным, напомним: на самом известном из автопортретов выдающийся мастер изобразил себя в образе Спасителя, так что сразу и не сообразишь – это Христос глядит на нас в упор или писаный красавец-художник? Современному зрителю подобная дерзость представляется кощунственной, но средневековому так не казалось. Уподобляться Христу – это ведь главное устремление любого христианина, а уж Альбрехт Дюрер был и богобоязнен, и добродетелен просто на редкость. Один из современников писал о мастере: «За всю его жизнь не известно ни одного поступка, который бы заслуживал порицания или хотя бы снисхождения. Он был безупречен вполне».

Ранние годы в биографии художника Альбрехта Дюрера

Отец Дюрера прибыл в Нюрнберг 25 июня 1455 года. В тот день у местного патриция Филиппа Пиркгеймера была свадьба, её играли у крепости, под большими липами. Это показалось венгерскому золотых и серебряных дел мастеру хорошим предзнаменованием, и он остался в городе насовсем. Нанялся на работу к бюргеру Иерониму Холперу, который вскоре, оценив честность и трудолюбие венгра Альбрехта, отдал за него свою дочь, «красивую проворную девицу по имени Барбара, пятнадцати лет». Благодаря этому браку отец Дюрера получил статус гражданина Нюрнберга.

Предзнаменование не обмануло: в семье Дюреров родилось огромное число детей – восемнадцать, из которых, правда, до зрелых лет доживёт лишь трое сыновей, включая художника. Он был третьим ребёнком из 18-ти. Отец рано заметил, насколько рука Альбрехта-младшего тверда, а глазомер точен: он уверенно может провести линию или окружность, не прибегая к линейке и циркулю. Конечно, отец надеялся, что сын станет ювелиром, продолжит династию.

Но сын – не захотел. Лет в 10 он открыл для себя, какую ни с чем не сравнимую радость доставляет ему чудо прикосновения карандаша к бумаге: «Я рисовал втайне от отца. Знал: он будет недоволен. Но рисование уже стало необходимо мне, как воздух».

Старший Альбрехт Дюрер сдался – и отдал Альбрехта-младшего в мастерскую Михаэля Вольгемута, известного в Нюрнберге художника и скульптора (см. портрет Вольгемута кисти Дюрера). Главное, чему за три года научился у него Дюрер, – гравирование на дереве. Интерес к линии, формам, пропорциям был для него на первых порах важнее интереса к краскам и колориту, и искусство гравюры как нельзя лучше отвечало его природным склонностям.

Новая техника и известные работы Альбрехта Дюрера

Когда художнику Дюреру исполнилось 18, его отец принял решение, что сыну пора увидеть мир. Это было частью традиционной программы становления мастера – «годы странствий». Предполагают, что Дюрер побывал в Нидерландах и южной Германии. Точно известно, что он посетил город Кольмар, намеревался встретиться там с художником Мартином Шонгауэром, к которому отец дал Дюреру рекомендательное письмо. Но информация в конце XV века распространялась медленно: прибыв в Кольмар, Дюрер с изумлением узнал, что Шонгауэра уже год как нет в живых.

Зато Дюрера хорошо приняли братья Шонгауэра – Каспар, Пауль и Людвиг, ювелиры и гравёры. От них-то он и получил ценнейшее, можно сказать, эксклюзивное умение – гравировать не по дереву, а по меди. Это была новая техника, популярная у ювелиров и требующая очень тонкой и точной работы, и далеко не все были в состоянии её освоить. При создании резцовой гравюры на меди мастер водит не резцом, а передвигает под ним медную пластинку, в то время как кисть его руки остаётся неподвижной. В этой сложнейшей технике, не дававшейся почти никому, Дюрер оказался непревзойдённым. И самые известные работы Альбрехта Дюрера («Святой Иероним в келье», «Рыцарь, Смерть и Дьявол» и «Меланхолия») – это именно гравюры на меди.

После Кольмара Дюрер еще несколько лет прожил в Базеле, городе книгопечатания и книготорговли, и за это время успел создать около 250-ти книжных иллюстраций. Их количество, а главное, качество было поразительным. Особенно если учесть, что автору только-только исполнилось 20. Что ж, не зря крёстным отцом Дюрера был Антон Кобергер – владелец крупнейшей (24 печатных станка, больше 100 работников) в Нюрнберге типографии.

Женитьба и семейная жизнь художника Дюрера

Длившееся 4 года путешествие Дюрера завершилось внезапно. Отец прислал ему письмо, в котором настоятельно потребовал Альбрехта домой. Повод был важнейший: старший Дюрер сосватал 22-летнему сыну подходящую невесту. 15-летняя Агнес Фрай была дочкой богатого механика и владельца цехов по производству точных инструментов (а Нюрнберг времён Дюрера славился своими мастерами – там, к примеру, были изобретены карманные часы и даже глобус). Будущий тесть Дюрера входил в руководство города и, по слухам, был связан кровными узами с итальянской банкирской династией Медичи. В общем, для сына многодетного и совсем не богатого венгра это была крайне выгодная партия. К тому же за Агнес давали кругленькую сумму – 200 гульденов.

Судя по документам, никакого внутреннего протеста заочное сватовство у Дюрера не вызвало. Он был очень почтительным сыном, любил отца и боготворил мать, ему и в голову не пришло ослушаться. Более того: известный луврский автопортрет с рыжими локонами и в нарядной до вычурности одежде, за который художника не раз упрекнут в самолюбовании (как и за более поздний автопортрет из Прадо), Дюрер написал специально, чтобы послать невесте, которая никогда его не видела. Представил «товар лицом».

Этот брак, продлившийся до самой смерти Дюрера и внешне вполне благополучный, мало кто осмеливался назвать счастливым. Ближайший друг Дюрера, гуманист Виллибальд Пиркгеймер (из рода тех самых патрициев Пиркгеймеров, на чью свадьбу когда-то удачно угодил Дюрер-отец) писал: «Семейная жизнь Альбрехта Дюрера и Агнес Фрай не сложилась – может быть, потому, что они не имели детей. А может быть, детей они не имели именно потому, что жизнь не сложилась…» Письма Дюрера к другу пестрят грубоватыми шутками в отношении любовных похождений Пиркгеймера, но не дают никакой информации о таковых у Дюрера. Кажется, этот меланхолический красавец с тонкими чертами, длинными пальцами и выразительным взглядом, неравнодушный к собственной внешности, был довольно равнодушен к тому, на что многие готовы положить жизнь, – любовным страстям и романтическим приключениям.

…Свадьба состоялась в июле 1494-го, а уже в сентябре Дюрер в первый раз оставил Агнес, как будет неоднократно поступать и потом. Он отправил жену в деревню под предлогом надвигавшейся на Нюрнберг чумы, а сам уехал в Венецию.

Творчество Альбрехта Дюрера итальянского и нюрнбергского периодов

Венеция не могла не потрясти молодого Дюрера непомерной роскошью, фантастическим смешением языков и новых идей, небывалыми красками и темпом жизни. В то время как в Нюрнберге еще господствовало Средневековье, Венеция и другие итальянские города переживали бурный рост, там уже вовсю цвёл Ренессанс. Известно, что Дюрер был знаком с братьями Беллини (1, 2), возможно, с Тицианом и Джорджоне, а также со множеством менее известных мастеров. Художник учился, многое наматывал на ус, однако отношения с коллегами не складывались. Он жаловался Пиркгеймеру, что итальянцы считают немцев никудышными колористами, в то время как сами – подлецы и мошенники: «У меня много добрых друзей среди итальянцев, которые предостерегают меня, чтобы я не ел и не пил с их живописцами. Многие из них мне враги; они копируют мои работы в церквах и везде, где только могут их найти, а потом ругают их и говорят, что они не в античном вкусе и поэтому плохи».

В одну из поездок в Италию, которых в биографии Дюрера было несколько, Пиркгеймер подбил друга доказать итальянцам, что он не хуже них владеет колоритом и законами композиции. Так была создана триумфальная работа «Праздник чёток» – картина Дюрера, от которой пришёл в восторг Джованни Беллини и с которой, как считается, начался немецкий Ренессанс.

Вернувшись домой, вдохновлённый мастер открывает собственную гравировальную мастерскую. Не живопись кормила семью художника (заказчики картин Дюрера причиняли ему несметные огорчения, торопя с работой и вечно недоплачивая), а именно серии гравюр, которые тиражировались в типографии крёстного Кобергера. Жена и мать мастера продавали его гравюры в ярмарочные дни в Нюрнберге, и вскоре они стали так популярны, что разлетелись по всей Германии и за её пределы. Именно гравюры принесли 30-летнему Альбрехту Дюреру всемирную славу. Их злостно копировали, и мастер не раз судился с нечистоплотными подражателями.

Абсолютным «хитом» стала серия работ на тему Апокалипсиса, в особенности «Четыре всадника»: тогда был «миллениум», рубеж XV и XVI веков, и вовсю циркулировали слухи о конце света, которым и сам религиозный Дюрер не без трепета внимал. Он лично видел комету в небе (предвестницу Апокалипсиса) и кошмарные сны о большом потопе.

Дюрер делал гравюры на дереве и меди, писал новаторские акварельные этюды («Заяц», «Большой кусок дёрна»), создавал портреты и большие полотна на религиозную тему, работал над учебником рисования, теоретическими трактатами и геометрическими выкладками, не гнушался росписями ваз, изготовлением витражей и ювелирных украшений. Но ни одно из дел не принесло ему стабильного, гарантированного дохода. Даже самый высокопоставленный из его заказчиков, император Максимилиан – и тот никогда не платил вовремя. Правда, он обязал город Нюрнберг назначить Дюреру ежегодную выплату ста гульденов из городских налогов (по сути, пенсию), за что Дюрер был ему глубочайше признателен. Но как только Максимилиан умер, город вероломно оставил мастера без средств к существованию, и пожилой художник задумал целую авантюру – поехать вместе с женой (в кои-то веки!) через Нидерланды в Аахен, к месту коронации следующего императора Карла V, и лично умолять его о восстановлении справедливости.

Скупой? Рыцарь!

Альбрехт Дюрер оставил нам интереснейший документ – «Дневник путешествия в Нидерланды». Это не дневник в строгом смысле слова, а скорее расходная книга. В ней Дюрер кратко описывает, что видел и с кем встречался, но гораздо дотошнее и подробнее он фиксирует свои траты. Педантичность этих записей вызывает невольную улыбку.

Дюрер сообщает, сколько гульденов, пфеннингов, штюберов и вайспфеннингов (виды валюты меняются по ходу его перемещений) он платил за груши и вино, чётки из кедрового дерева и буйволовый рог, череп из слоновой кости и точёную шкатулочку, рубашку из красной шерсти, копыто лося и маленькую черепаху. Мы узнаём, сколько Дюрер отдал за дрова для кухни и туфли для жены, за пергамент, щипчики для снятия нагара, 2 калькутских солонки и корзину изюма; сколько он истратил на купание и по скольку дал посыльному, привратнику, скорняку и портному. Несколько раз Дюрер с удовлетворением сообщает, что ему удалось благополучно разменять испорченные гульдены. Или что его обед оплатил кто-то из тех, с кем он знакомится в ходе путешествия. А также, что один знакомец прислал ему сотню устриц, а другие – 4 кувшина вина, бархатный кошелёк, коробку хорошего лекарственного снадобья, 7 брабантских локтей бархата или ящик лимонного сахару. Художник скрупулёзно фиксирует, сколько выручил за гравюры и сколько пропил с друзьями, сколько дал аптекарю за клистиры и сколько – монаху, исповедовавшему его жену.

В общем, если бы в нашем распоряжении были только эти записи, можно было бы заключить: художник Альбрехт Дюрер – это самый практичный гений в истории. Однако дело обстояло ровно (ну, или почти) наоборот.

Гнетущий страх бедности преследовал Агнес Дюрер всю жизнь. Её гениальный муж работал на износ, но это не всегда позволяло покрыть насущные расходы. В последние 4 года Дюрер почти отказался от кормившего его творчества, чтобы, предчувствуя смерть, успеть окончить важные теоретический трактат об измерениях и пропорциях и «Руководство по укреплению замков, городов и крепостей», ведь труд по фортификации мог пригодиться неласковому к Дюреру, но всё-таки родному Нюрнбергу. Да и загадочную болезнь, подточившую силы художника за несколько лет до смерти, Дюрер заработал в результате чистой непрактичности: пожилой и не вполне здоровый человек решился по холоду и ветру срочно ехать в городок Нерензее, только чтобы успеть взглянуть на чудо природы – выбросившегося на берег кита. «Желание многое знать и через это постигнуть истинную сущность всех вещей заложено в нас от природы», - был свято убеждён Дюрер.

Он умер 6 апреля 1528 года, пятидесяти шести лет. Виллибальд Пиркгеймер, как и обещал, сочинил для любимого друга эпитафию: «Под этим холмом покоится то, что было смертного в Альбрехте Дюрере».

Автор: Анна Вчерашняя