Наталья Гарбер, сентябрь 2023
Теория шести рукопожатий Милгрэма и Трэверса говорит, что любые два человека на Земле разделены не более, чем пятью общими знакомыми. То есть через шесть рукопожатий вы можете дойти до любого жителя Планеты, от неизвестного бомжа до Папы Римского, а также Чарльза Виндзора или Владимира Путина. Кстати, это тот самый Милгрэм, который открыл, что если люди не вверяют себя высшим силам путем личного нравственного выбора, то подчинение любому авторитету делает их нацистами в любой стране мира. Предлагаю вам проследить обратный процесс того, как культура личного нравственного пути способна привести нас всех «над схваткой» к свободе для природо-сообразной и кросс-культурной заботе о Планете содружеством стран, начиная с России, в которой любые перемены происходят тантрически :). То есть через кризис, который нам всем предстоит разрешить через настройку гармоний Вселенной — и по ее законам.
Создавая проект «Бриколаж „Испания“: единство природного и культурного наследия» в коллаборации с монографией испанистки МГИМО Алины Королевой, я, задумалась, есть ли у меня «свой человек» в мире испанского культурного наследия. Задумалась, придя из Дома-музея Цветаевых в Тарусе в мастерскую метагеометра нонконформизма Эдуарда Штейнберга. И, когда его вдова, искусствовед Галина Иосифовна Маневич попросила меня называть ее Галей, поймала инсайт — конечно, есть: Гала Дали!
Десять школьных лет я ездила отдыхать на летний пленэр в эстонскую деревеньку Кясму, на берегу Национального парка «Лахемаа». Там же в эти годы отдыхала Анастасия, младшая сестра великого поэта Марины Цветаевой, и дочь основателя Пушкинского музея. Музея, в котором я сформировала свое представление о прекрасном, глядя на статую Давида Микеланджело в пять лет. В пять лет я не знала, что имя Давида переводится как «возлюбленный», но явно ощутила силу и эротизм контрапоста его свободного движения и глубинного покоя, — и выбрала своим мужским идеалом царственный «интеграл красоты», полный аристократического достоинства и созидательной силы. С тех пор я содержу в себе такой анимус, ибо он приобщил меня к освоению и созиданию бриколажа культурного наследия Планеты :).
Приобщение сработало — в восемь лет я рассеянно вошла в лифт с чужим дяденькой, он оказался эксгибиционистом и показал мне свое достоинство. Я обратилась для сравнения к известному мне культурному наследию и сообщила бедняге, что «у Давида лучше». Когда мы доехали до моего пятого этажа, я утешила дядю тем, что те, кто не знает про Давида, могут заинтересоваться его причиндалами. И добавила нечто вроде того, что я, посвященная в бриколаж мировой культуры, предпочитаю гераклическую красоту и силу Давидова контрпоста. И желаю дяде дорасти до этой мужской стати путем культурного самосовершенствования. Дядя расстроенно застегнулся и пошел восвояси. До сих пор не знаю, понял ли он, о каком Давиде я говорила. Но у меня тогда возникла огромная вера в волшебную силу искусства:)
После этого эпизода на летних каникулах я познакомилась с дочерью создателя музея, спасшего меня своим культурным наследием, потому что там я научилась королевскому оппонированию противникам у Давида Микеланджело. Когда я увидела Анастасию Цветаеву впервые, мне было слишком мало лет, чтобы знать, что она начала свой писательский путь с «Королевских размышлений» (1914), подружилась с Галой (в то время — Елене Дьяконовой) во время учебы в гимназии, похоронила в один год мужа и сына, была арестована на 10 лет в 1937 году именно в Тарусе, прошла вторую тюрьму и ссылку «на вечное поселение в Сибирь», нарисовала 900 портретов женщин-заключенных на заказ и пережила самоубийство любимой сестры. Была реабилитирована в оттепель, написала свои знаменитые «Воспоминания» о Марине и Серебряном веке — и «Сибирские рассказы» о животных, где сказала «чем больше звереют люди, тем человечнее делаются животные». Я держу собак с начала 2000-х и подтверждаю этот тренд.
Знакомство с Анастасией Ивановной для меня было шапочным — при встрече на почте: там она писала свои письма под копирку «для истории» и я краем уха слушала ее беседы с гостями и сопровождающими, когда они у нее были. Я ее книг не читала, потому что ходила на пленэр по окрестностям Кясму, изучала искусство красивых решений с профессором физтеха Виктором Борисовичем Лидским, жила в виртуальном пространстве «Мастера и Маргариты» Булгакова и учила английский на пляже, мысленно гуляя с Пушкиным по Букингемскому дворцу. Цветаева для меня была «человек в пейзаже», по выражению Битова, которого я читала, в отличие от воспоминаний Анастасии Ивановны. Марину Цветаеву я любила, и именно поэтому искала путь к превышению ее трагической судьбы, выраженной стихотворением «Они и мы» (1910), сравнивающем genius loci России и Испании. Я пассионарно хотела из этого стоителлинга выйти в устойчивое развитие России и Планеты, чья красота была источником экзистенциальной стойкости и трансцендентной нежности — и моей, и Давида Микланджело в Пушкинском музее.
Теория шести рукопожатий Милгрэма и Трэверса говорит, что любые два человека на Земле разделены не более, чем пятью общими знакомыми. То есть через шесть рукопожатий вы можете дойти до любого жителя Планеты, от неизвестного бомжа до Папы Римского, а также Чарльза Виндзора или Владимира Путина. Кстати, это тот самый Милгрэм, который открыл, что если люди не вверяют себя высшим силам путем личного нравственного выбора, то подчинение любому авторитету делает их нацистами в любой стране мира. Предлагаю вам проследить обратный процесс того, как культура личного нравственного пути способна привести нас всех «над схваткой» к свободе для природо-сообразной и кросс-культурной заботе о Планете содружеством стран, начиная с России, в которой любые перемены происходят тантрически :). То есть через кризис, который нам всем предстоит разрешить через настройку гармоний Вселенной — и по ее законам.
Создавая проект «Бриколаж „Испания“: единство природного и культурного наследия» в коллаборации с монографией испанистки МГИМО Алины Королевой, я, задумалась, есть ли у меня «свой человек» в мире испанского культурного наследия. Задумалась, придя из Дома-музея Цветаевых в Тарусе в мастерскую метагеометра нонконформизма Эдуарда Штейнберга. И, когда его вдова, искусствовед Галина Иосифовна Маневич попросила меня называть ее Галей, поймала инсайт — конечно, есть: Гала Дали!
Десять школьных лет я ездила отдыхать на летний пленэр в эстонскую деревеньку Кясму, на берегу Национального парка «Лахемаа». Там же в эти годы отдыхала Анастасия, младшая сестра великого поэта Марины Цветаевой, и дочь основателя Пушкинского музея. Музея, в котором я сформировала свое представление о прекрасном, глядя на статую Давида Микеланджело в пять лет. В пять лет я не знала, что имя Давида переводится как «возлюбленный», но явно ощутила силу и эротизм контрапоста его свободного движения и глубинного покоя, — и выбрала своим мужским идеалом царственный «интеграл красоты», полный аристократического достоинства и созидательной силы. С тех пор я содержу в себе такой анимус, ибо он приобщил меня к освоению и созиданию бриколажа культурного наследия Планеты :).
Приобщение сработало — в восемь лет я рассеянно вошла в лифт с чужим дяденькой, он оказался эксгибиционистом и показал мне свое достоинство. Я обратилась для сравнения к известному мне культурному наследию и сообщила бедняге, что «у Давида лучше». Когда мы доехали до моего пятого этажа, я утешила дядю тем, что те, кто не знает про Давида, могут заинтересоваться его причиндалами. И добавила нечто вроде того, что я, посвященная в бриколаж мировой культуры, предпочитаю гераклическую красоту и силу Давидова контрпоста. И желаю дяде дорасти до этой мужской стати путем культурного самосовершенствования. Дядя расстроенно застегнулся и пошел восвояси. До сих пор не знаю, понял ли он, о каком Давиде я говорила. Но у меня тогда возникла огромная вера в волшебную силу искусства:)
После этого эпизода на летних каникулах я познакомилась с дочерью создателя музея, спасшего меня своим культурным наследием, потому что там я научилась королевскому оппонированию противникам у Давида Микеланджело. Когда я увидела Анастасию Цветаеву впервые, мне было слишком мало лет, чтобы знать, что она начала свой писательский путь с «Королевских размышлений» (1914), подружилась с Галой (в то время — Елене Дьяконовой) во время учебы в гимназии, похоронила в один год мужа и сына, была арестована на 10 лет в 1937 году именно в Тарусе, прошла вторую тюрьму и ссылку «на вечное поселение в Сибирь», нарисовала 900 портретов женщин-заключенных на заказ и пережила самоубийство любимой сестры. Была реабилитирована в оттепель, написала свои знаменитые «Воспоминания» о Марине и Серебряном веке — и «Сибирские рассказы» о животных, где сказала «чем больше звереют люди, тем человечнее делаются животные». Я держу собак с начала 2000-х и подтверждаю этот тренд.
Знакомство с Анастасией Ивановной для меня было шапочным — при встрече на почте: там она писала свои письма под копирку «для истории» и я краем уха слушала ее беседы с гостями и сопровождающими, когда они у нее были. Я ее книг не читала, потому что ходила на пленэр по окрестностям Кясму, изучала искусство красивых решений с профессором физтеха Виктором Борисовичем Лидским, жила в виртуальном пространстве «Мастера и Маргариты» Булгакова и учила английский на пляже, мысленно гуляя с Пушкиным по Букингемскому дворцу. Цветаева для меня была «человек в пейзаже», по выражению Битова, которого я читала, в отличие от воспоминаний Анастасии Ивановны. Марину Цветаеву я любила, и именно поэтому искала путь к превышению ее трагической судьбы, выраженной стихотворением «Они и мы» (1910), сравнивающем genius loci России и Испании. Я пассионарно хотела из этого стоителлинга выйти в устойчивое развитие России и Планеты, чья красота была источником экзистенциальной стойкости и трансцендентной нежности — и моей, и Давида Микланджело в Пушкинском музее.
Ася и Женя (Анастасия Цветаева и Евгения Кунина)
Сентябрь 2023
Для меня, овеянной эстонским солнцем, младшая сестра великой поэтессы выглядела в те годы (1975−1985) примерно так, как на этой картине — всегда в платке поверх берета и теплом пальто, а то и в двух. Старушка мерзла, пока я носилась на велике по Кясму и окрестностям полуголой нимфой, в холодные дни ограничиваясь шерстяными шортами и жилетками — они давали одновременно защиту от пронзительного морского ветра и горячий прибалтийский загар. Пролетая на велике мимо, я обычно видела Цветаеву в сопровождении необычайно милой, кроткой и столь же закутанной старушки — «Женечки».
Знакомые по Кясму их упоминали тоже в паре, поэтому я так и запомнила: дуэт «Женечка и Ася». И только сейчас вычитала, что Женечка — это переводчица Евгения Кунина, которая училась поэзии у Брюсова, блестяще переводила Гюго, Мюссе, Ромена Роллана, Арагона и греческих поэтов-антифашистов, переложила русским стихом плач Ярославны из «Слова о полку Игореве» — и написала стихотворение «Надпись к портрету», которое просится в недавно созданный Алиной Королевой и мной бриколаж «Испания»:
Здесь в простоте запечатлел художник
Черты одной задумчивой модели.
Брат говорил, что вовсе непохоже,
Тот, кто любил, — что душу проглядели.
Взгляд — вглубь и вдаль; без слез — их гордость сушит,
Но возле рта — прегорькая гримаска,
И бледность щек, и розовые ушки,
И бьющаяся в заточеньи ласка.
Он написал ее, не понимая,
Что красками души признанье пишет
И что портрет есть исповедь немая,
Которой он не видит и не слышит.
Женечка не знала Галы Дали, но вам ведь тоже кажется, что это ее портрет? Вот фрагменты о Гале из «Воспоминаний» Анастасии Цветаевой: «В полупустой классной комнате на парте сидит тоненькая длинноногая девочка в коротком платье. Узкое лицо, русая коса с завитком на конце. Необычные глаза: карие, узкие, чуть по-китайски поставленные. Темные густые ресницы такой длины, что на них, как утверждали потом подруги, можно рядом положить две спички. В лице упрямство и та степень застенчивости, которая делает движения резкими… Один из самобытнейших характеров, мною встреченных. Взгляд ее узких, поглощающих глаз, движение волевого рта — и она была милее, нужнее всех, что глядели на меня с восхищением. Темы, все, были общие. Стихи, люди, начинающиеся в вихре рождавшегося вкуса — причуды. В ней, пожалуй, сильней моего некое оттолкновение; во взлете брови вдруг вспугивающий весь пыл застенчивости короткий взрыв смеха… Она хватала меня за руку, мы неслись».
Самым ценным в воспоминаниях Анастасии Цветаевой мне кажется именно это чувство неразрывных связей, охватывающих из сердца автора своей сетью всю Планету — и, в частности, примеры творческой женской дружбы, как дуэт «Женечки и Аси». В одном из предисловий к журнальной публикации стихов подруги середины 1980-х годов Цветаева написала: «Поэт и переводчик Евгения Кунина — мой ближайший друг. Дружбе этой, начавшейся с первой встречи, исполнится — если поживу еще немного — серебряное двадцатипятилетие. Мы встретились в старости, но нет сомнения, что встреться мы на столько же лет ранее — цвет серебряный мог бы смениться на — золотой». От архетипических кясминских старушек Женечки и Аси на мою юность веяло XIX веком, в котором они обе родились. Мы с ними десять моих школьных лет разделяли Балтийское море и общепланетарное солнце, которое нынче оказалось для меня общим с каталонцем Хоаном Миро. Женечка Кунина об этом писала так же кротко, как дружила с Анастасией Цветаевой:
Окно распахнуто в закат,
И моря дух пахнул с залива.
И сразу вспомнился наказ:
Пробыть хотя бы час счастливой.
А солнце, отразясь в окне
Спокойным материнским оком,
Взглянуло — и сказало мне:
«Вот видишь, ты не одинока».
Знакомые по Кясму их упоминали тоже в паре, поэтому я так и запомнила: дуэт «Женечка и Ася». И только сейчас вычитала, что Женечка — это переводчица Евгения Кунина, которая училась поэзии у Брюсова, блестяще переводила Гюго, Мюссе, Ромена Роллана, Арагона и греческих поэтов-антифашистов, переложила русским стихом плач Ярославны из «Слова о полку Игореве» — и написала стихотворение «Надпись к портрету», которое просится в недавно созданный Алиной Королевой и мной бриколаж «Испания»:
Здесь в простоте запечатлел художник
Черты одной задумчивой модели.
Брат говорил, что вовсе непохоже,
Тот, кто любил, — что душу проглядели.
Взгляд — вглубь и вдаль; без слез — их гордость сушит,
Но возле рта — прегорькая гримаска,
И бледность щек, и розовые ушки,
И бьющаяся в заточеньи ласка.
Он написал ее, не понимая,
Что красками души признанье пишет
И что портрет есть исповедь немая,
Которой он не видит и не слышит.
Женечка не знала Галы Дали, но вам ведь тоже кажется, что это ее портрет? Вот фрагменты о Гале из «Воспоминаний» Анастасии Цветаевой: «В полупустой классной комнате на парте сидит тоненькая длинноногая девочка в коротком платье. Узкое лицо, русая коса с завитком на конце. Необычные глаза: карие, узкие, чуть по-китайски поставленные. Темные густые ресницы такой длины, что на них, как утверждали потом подруги, можно рядом положить две спички. В лице упрямство и та степень застенчивости, которая делает движения резкими… Один из самобытнейших характеров, мною встреченных. Взгляд ее узких, поглощающих глаз, движение волевого рта — и она была милее, нужнее всех, что глядели на меня с восхищением. Темы, все, были общие. Стихи, люди, начинающиеся в вихре рождавшегося вкуса — причуды. В ней, пожалуй, сильней моего некое оттолкновение; во взлете брови вдруг вспугивающий весь пыл застенчивости короткий взрыв смеха… Она хватала меня за руку, мы неслись».
Самым ценным в воспоминаниях Анастасии Цветаевой мне кажется именно это чувство неразрывных связей, охватывающих из сердца автора своей сетью всю Планету — и, в частности, примеры творческой женской дружбы, как дуэт «Женечки и Аси». В одном из предисловий к журнальной публикации стихов подруги середины 1980-х годов Цветаева написала: «Поэт и переводчик Евгения Кунина — мой ближайший друг. Дружбе этой, начавшейся с первой встречи, исполнится — если поживу еще немного — серебряное двадцатипятилетие. Мы встретились в старости, но нет сомнения, что встреться мы на столько же лет ранее — цвет серебряный мог бы смениться на — золотой». От архетипических кясминских старушек Женечки и Аси на мою юность веяло XIX веком, в котором они обе родились. Мы с ними десять моих школьных лет разделяли Балтийское море и общепланетарное солнце, которое нынче оказалось для меня общим с каталонцем Хоаном Миро. Женечка Кунина об этом писала так же кротко, как дружила с Анастасией Цветаевой:
Окно распахнуто в закат,
И моря дух пахнул с залива.
И сразу вспомнился наказ:
Пробыть хотя бы час счастливой.
А солнце, отразясь в окне
Спокойным материнским оком,
Взглянуло — и сказало мне:
«Вот видишь, ты не одинока».
Разговор с Фридой Кало о судьбе Планеты
Июль 2023
В Женечке я любила трансцендентную нежность Серебряного века, а вот самое значительное мое воспоминание об Анастасии Цветаевой заложило основу моих навыков экзистенциальной стойкости. Деревенька Кясму, куда летом наезжали московские поэты-концептуалисты, включая мрачного, одетого в черное Монастырского и кривоногого сатира Льва Рубинштейна, над самовлюбленностью которых мое творческое окружение по-доброму посмеивалось, находится в пограничной зоне. В мою юность там была застава, над пляжами с обнаженными нимфами ходили дозором пограничники, а в автобусах случался контроль паспортов, потому что в пограничную зону пускали не всех, а только благонадежных. Например, в Кясму не разрешили отдыхать моей школьной учительнице литературы Валерии Герлин, жене правозащитника Юрия Айхенвальда — они встретились в политической ссылке в Караганде. Я счастливо обожала Валерию Михайловну, зимой писала ей неположенные в формате школьной программы сочинения в стихах, а летом я ездила к ней на велике в гости — за 25 км, в городок Локсу. Она жила там с мужем и дочкой Сашей, которая была фантастически способна к изучению языков и выучила сложный эстонский с его 14 падежами за пару недель. Вскоре Саша вышла замуж в Бразилию, расширив туда культурный бриколаж России и мою связку с Латинской Америкой: через теорию шести рукопожатий я досягаю великую Фриду Кало, с которой нахожусь в творческом диалоге про искусство устойчивого развития Планеты.
В отличие от Фриды, которая с юности страдала от последствий автобусной катастрофы, в моей жизни автобус сыграл прямо противоположную роль. У меня был чуть ли не единственный маршрут, который требовал пересадки с великов на автобус — это поездка на сбор земляники в Вийтну, где этой ягоды были целые поля. По дороге за ней в какой-то момент я в средних классах — в годы учебы у Валерии Михайловны, — и попала в один автобус с Анастасией Цветаевой. Посреди дороги автобус остановил пограничный патруль. Все пассажиры достали паспорта и стали послушно их предъявлять, потому что знали правила СССР — без бумажки ты букашка, а с бумажкой человек. Без паспорта высадят и отправят на заставу разбираться, тварь ли ты дрожащая или право имеешь. В России это всегда вопрос острый и решается он обычно не в пользу населения. У сидевшей передо мной закутанной интеллигентной старушки Анастасии Цветаевой паспорта не оказалось, и я уж заволновалась, что пограничники ее высадят и поведут на допрос. И привстала — объяснять, что это сестра великой русской поэтессы, пострадавшая за русскую культуру в лагерях — и часть культурного наследия СССР, в который Эстония тогда входила. И что доблестным советским пограничникам можно пропустить ее без паспорта в поездку к высококультурным друзьям, которых она собралась навестить в соседней деревне, которая когда-нибудь на доме, куда сейчас едет эта скромная старушка, будет вешать табличку «здесь обедала Анастасия Цветаева как часть бриколажа Серебряного века».
Однако в момент, когда я с низкого старта собралась защищать Анастасию Ивановну, она железным голосом сказала: «Мне не нужен паспорт, чтобы доказать, что я Анастасия Цветаева». И пограничники отступили. Я уверена, что эти молодцы в военной форме понятия не имели о том, что значит бренд «Анастасия Цветаева», не ходили в Пушкинский музей, не читали знаменитых стихов Марины или воспоминаний ее сестры. Но по интонации бедно одетой сухонькой старушки, прошедшей 17 лет ссылок и лагерей, они поняли, что слышат голос несломленного узника ГУЛАГа. И проверять его право на перемещение по СССР — не их ума дело. Цветаева сделала этот результат не столько словом, сколько «вибрационным уровнем» своего сообщения. А я запомнила и стала учиться так говорить. Валерия Михайловна Герлин, в чьем доме я впервые услышала на видеозаписи, как читает свои стихи высланный из России «нобелевский тунеядец» Иосиф Бродский, мой практикум по пассионарной озвучке своего имени одобрила. Поэтам надо уметь озвучивать право на место под солнцем, нарисованным Хоаном Миро. А если поэт — женщина, да еще и художник, то ее голос может быть силен, как у Фриды Кало. Дорогу осилит идущая шагом фламенко. С легкой руки Валерии Герлин так я и пошла в мир.
В отличие от Фриды, которая с юности страдала от последствий автобусной катастрофы, в моей жизни автобус сыграл прямо противоположную роль. У меня был чуть ли не единственный маршрут, который требовал пересадки с великов на автобус — это поездка на сбор земляники в Вийтну, где этой ягоды были целые поля. По дороге за ней в какой-то момент я в средних классах — в годы учебы у Валерии Михайловны, — и попала в один автобус с Анастасией Цветаевой. Посреди дороги автобус остановил пограничный патруль. Все пассажиры достали паспорта и стали послушно их предъявлять, потому что знали правила СССР — без бумажки ты букашка, а с бумажкой человек. Без паспорта высадят и отправят на заставу разбираться, тварь ли ты дрожащая или право имеешь. В России это всегда вопрос острый и решается он обычно не в пользу населения. У сидевшей передо мной закутанной интеллигентной старушки Анастасии Цветаевой паспорта не оказалось, и я уж заволновалась, что пограничники ее высадят и поведут на допрос. И привстала — объяснять, что это сестра великой русской поэтессы, пострадавшая за русскую культуру в лагерях — и часть культурного наследия СССР, в который Эстония тогда входила. И что доблестным советским пограничникам можно пропустить ее без паспорта в поездку к высококультурным друзьям, которых она собралась навестить в соседней деревне, которая когда-нибудь на доме, куда сейчас едет эта скромная старушка, будет вешать табличку «здесь обедала Анастасия Цветаева как часть бриколажа Серебряного века».
Однако в момент, когда я с низкого старта собралась защищать Анастасию Ивановну, она железным голосом сказала: «Мне не нужен паспорт, чтобы доказать, что я Анастасия Цветаева». И пограничники отступили. Я уверена, что эти молодцы в военной форме понятия не имели о том, что значит бренд «Анастасия Цветаева», не ходили в Пушкинский музей, не читали знаменитых стихов Марины или воспоминаний ее сестры. Но по интонации бедно одетой сухонькой старушки, прошедшей 17 лет ссылок и лагерей, они поняли, что слышат голос несломленного узника ГУЛАГа. И проверять его право на перемещение по СССР — не их ума дело. Цветаева сделала этот результат не столько словом, сколько «вибрационным уровнем» своего сообщения. А я запомнила и стала учиться так говорить. Валерия Михайловна Герлин, в чьем доме я впервые услышала на видеозаписи, как читает свои стихи высланный из России «нобелевский тунеядец» Иосиф Бродский, мой практикум по пассионарной озвучке своего имени одобрила. Поэтам надо уметь озвучивать право на место под солнцем, нарисованным Хоаном Миро. А если поэт — женщина, да еще и художник, то ее голос может быть силен, как у Фриды Кало. Дорогу осилит идущая шагом фламенко. С легкой руки Валерии Герлин так я и пошла в мир.
С годами культурный бренд России пророс во мне шагом фламенко, охватив страну и ее глобальную диаспору. Посему думаю, главное отличие моего нонконформистского культурного бриколажа от экзистенциальной стойкости и трансцендентной нежности «Женечки и Аси» в том, что я ощущаю бОльшую связь с Золотым, чем с Серебряным веком русской культуры. Мне кажется, что к пассионарности Золотого века ближе и Гала, навсегда уехавшая из России за год до революции. Поэтому она и сделала как арт-продюсер из Сальвадора Дали великого и богатого художника, создающего все — от картин до товарных брендов, главным из которых стала она сама :). Анастасия Цветаева в своих воспоминаниях правильно подметила в юной Гале высокую своевольную пассионарность: «Взлетали брови, все ее узенькое лицо вспыхивало, и, озираясь на кого-то, на что-то ее поразившее, отпугнувшее, она срывалась с места: не быть здесь. Так некая часть ее сущности была — в убегании, в ускальзывании от всего, что не нравилось. Не осуждая, не рассуждая, она, может быть еще не осознав, отвертывалась». Так и вышло — Гала всегда смотрела на блестящую сторону жизни, убегая от трагической. Поэтому в утекающем стиле слабовольного Дали мне не хватает экзистенциальной стойкости, а в пассионарности бесстрашной Галы — трансцендентной нежности.
Родившись в России в более вегетарианские времена, чем Анастасия Цветаева и Елена Дьяконова, и осознавая глобальную взаимосвязанность бриколажа мировой культуры, я всегда искала путь трансформации российского культурного бренда в пушкинской свет Золотого века. В частности, «чистила себя под Пушкиным» в Михайловском в 2005—2015, пока не написала новеллу «Настройщик гармоний» про Пушкиногорское природно-культурное наследие, восстанавливая золотое ноосферное звучание бриколажа русской культуры, израненной в советское и пост-советское время. Расписала культурный бренд России от литературного к мультимедийному формату цифровой эпохи. Свела опыт 55 лет жизни в России в книгу «Культурный бренд „Россия“ для инноваторов цифровой эпохи». Сделала природно-культурный бриколаж «Испания» на искусственном интеллекте, ища природо-сообразный путь к гармонический интеграции Планеты через единство внутреннего и зарубежного культурного пространства России. И глядя на Галину Маневич, посвятившую свою жизнь продюсированию творчества метагеометра нонконформизма Эдика Штейнберга, который всегда соединял Тарусу с Парижем, а Россию с Планетой, я встретилась с Галой Дали через ее портрет на стене Дома-музея Цветаевых в Тарусе. Сфотографировала его и подумала — это же оборотная сторона жизни бриколажа культуры Цветаевых. Что их вообще объединяет с Галой Дали?
Изучая «сквозь цветаевскую Тарусу» сакральную метагеометрию нонконформиста Штейнберга и земную жизнь его «Галы» Маневич, я поняла, что: нас всех объединяет задача культурного развития нашей живой Планеты во Вселенной. Стиль Штейнберга описывают как экзистенциальную жалость и трансцендентную нежность. Благодаря Тарусским путешествиям лета 2023 я осознала, что работаю в стиле «экзистенциальной стойкости и трансцендентной нежности». И делаю проект «Бриколаж „Испания“: единство природного и культурного наследия» под знаком космической Галы, которую прозрел в ней Дали. А для бриколажа Планеты, которую я провижу через бриколаж России, нужно брать выше. Есть известная шутка, что масштаб художника определяет длина его шарфа. Выйдя из научно-художественных и природно-культурных ритритов по поиску красивых решений развития России и Планеты мимо Анастасии Цветаевой во взрослую жизнь, я купила себе шарф в космический горошек, символизирующий связь моего трансформационного научного искусства со Вселенной.
Я иду «над схваткой» политических баталий, как и Анастасия Цветаева, написавшая в своих воспоминаниях: «Политика — не моя сфера. И несмотря на то, что она прокатилась по моему хребту так активно своим колесом (аресты, допросы, тюрьмы, лагерь и ссылка), она все-таки не стала моей сферой. Вероятно потому, что я — верующий человек,т. е. верю в Иную жизнь, а этой — только частично внимаю». Думаю, это мое с ней главное соприкосновение случилось где-то вокруг церкви в Кясму, напротив которой я жила летом, пока она туда ходила, написав стихотворение:
Я только имя Божье поняла
В иноязычном том богослуженьи —
Но задушевной силе кроткой речи,
Но песнопений простоте вняла.
Я мысленно стояла на коленях.
Я слушала — а музыка текла
К Тому, Кому понятны все наречья;
И слитна с ней мольба моя была.
Родившись в России в более вегетарианские времена, чем Анастасия Цветаева и Елена Дьяконова, и осознавая глобальную взаимосвязанность бриколажа мировой культуры, я всегда искала путь трансформации российского культурного бренда в пушкинской свет Золотого века. В частности, «чистила себя под Пушкиным» в Михайловском в 2005—2015, пока не написала новеллу «Настройщик гармоний» про Пушкиногорское природно-культурное наследие, восстанавливая золотое ноосферное звучание бриколажа русской культуры, израненной в советское и пост-советское время. Расписала культурный бренд России от литературного к мультимедийному формату цифровой эпохи. Свела опыт 55 лет жизни в России в книгу «Культурный бренд „Россия“ для инноваторов цифровой эпохи». Сделала природно-культурный бриколаж «Испания» на искусственном интеллекте, ища природо-сообразный путь к гармонический интеграции Планеты через единство внутреннего и зарубежного культурного пространства России. И глядя на Галину Маневич, посвятившую свою жизнь продюсированию творчества метагеометра нонконформизма Эдика Штейнберга, который всегда соединял Тарусу с Парижем, а Россию с Планетой, я встретилась с Галой Дали через ее портрет на стене Дома-музея Цветаевых в Тарусе. Сфотографировала его и подумала — это же оборотная сторона жизни бриколажа культуры Цветаевых. Что их вообще объединяет с Галой Дали?
Изучая «сквозь цветаевскую Тарусу» сакральную метагеометрию нонконформиста Штейнберга и земную жизнь его «Галы» Маневич, я поняла, что: нас всех объединяет задача культурного развития нашей живой Планеты во Вселенной. Стиль Штейнберга описывают как экзистенциальную жалость и трансцендентную нежность. Благодаря Тарусским путешествиям лета 2023 я осознала, что работаю в стиле «экзистенциальной стойкости и трансцендентной нежности». И делаю проект «Бриколаж „Испания“: единство природного и культурного наследия» под знаком космической Галы, которую прозрел в ней Дали. А для бриколажа Планеты, которую я провижу через бриколаж России, нужно брать выше. Есть известная шутка, что масштаб художника определяет длина его шарфа. Выйдя из научно-художественных и природно-культурных ритритов по поиску красивых решений развития России и Планеты мимо Анастасии Цветаевой во взрослую жизнь, я купила себе шарф в космический горошек, символизирующий связь моего трансформационного научного искусства со Вселенной.
Я иду «над схваткой» политических баталий, как и Анастасия Цветаева, написавшая в своих воспоминаниях: «Политика — не моя сфера. И несмотря на то, что она прокатилась по моему хребту так активно своим колесом (аресты, допросы, тюрьмы, лагерь и ссылка), она все-таки не стала моей сферой. Вероятно потому, что я — верующий человек,
Я только имя Божье поняла
В иноязычном том богослуженьи —
Но задушевной силе кроткой речи,
Но песнопений простоте вняла.
Я мысленно стояла на коленях.
Я слушала — а музыка текла
К Тому, Кому понятны все наречья;
И слитна с ней мольба моя была.
Я тоже думаю, что все трагические коллизии решаются через восхождение к высшим смыслам бытия, когда мы обнаруживаем, что все связаны через не более, чем шесть рукопожатий. Так, Ася держит меня одной рукой, Галу — другой, и мы идем в одной культурной связке к решению задачи заботы о Планете. Каждая из нас делает это своими природными дарованиями, поэтому я знаю, что Гала продюсировала искусство Дали в сторону той же музыки вселенских гармоний, что и я. Именно поэтому мое исследование сакральной метагеометрии Штейнберга и бриколажа Испании срифмовалось через Елену-Галу Дьяконову-Дали. Однако, создавая в начале 2020-х свой transformational science art с корнями в русском космизме, придумывая арт-терапию на базе биосфероцентризма Вернадского, ваяя автопортрет
«Вселенная Натальи Гарбер», я не думала о Гале. Я думала о Хоане Миро, именем которого гениальный слушатель моих лидерских курсов Андрей Хусид назвал свою глобальную Интернет-платформу для сотрудничества креативных команд. Включая те, которые могут решать задачи природо-сообразного и культурного развития стран Планеты в едином гармоническом бриколаже сотрудничества.
Бриколаж «Испания» помог мне восстановить связи зарубежной и русской культуры в момент обострения всемирной конфронтации — и пройти над схваткой шагом фламенко, опираясь на силу законов поэзии и мощнсоти глобальной этики, выраженной еще в «Менинах» Веласкеса. Завершив бриколаж, я нашла свое юношеское фото в космическом шарфе художника, сделанное после 10 лет эстонских ритритов в момент распада СССР. И сделала коллаж своего тогдашнего движения к свету в компании с Анастасией Цветаевой и Давидом Микеланджело, которого ее отец поставил в музее изящных искусств с пращой, ибо искусство — это оружие. Оружие культуры. Наше сияющее трио в начале этой статьи — визуализация вселенской работы русской и мировой культуры по развитию жизни на Земле. Именно в поиске первоисточника мировой гармонии природы и культуры конфликтовавший со своей матерью и потому слабовольный, хотя и очень талантливый Дали прославил пассионарную Галу множеством портретов, мучительно соединяющих небесное и земное. И именно дисгармония любви к родине сделала личные отношения Галы такими сложными и запутанными, даже когда Дали купил ей личный зАмок. Замок был, ключа к счастью — не было. А теперь этот ключ связи российской и мировой культуры шагом фламенко — у меня.
Приветствую тебя, Гала! И благодарю за «творческую подачу» из XIX музейно-цветаевского в мой цифровой XXI век транзитом Москва-Кясму-Таруса-Мадрид. В 2020 году в своей колонке «Белый лебедь» я обещала, что именно женщины выведут Планету из глобальной депрессии, следующей за тупиками мужского торга по поводу взаимной военной агрессии, в которую после ковидного шока ринется достижительная мужская цивилизация. Так оно и будет: пришло время призывать и балансировать Геркулесов :).
Именно об этом «женском» потенциале России для культурной дипломатии и творческого продюсирования международного согласия России и мира я прочла в воспоминаниях Анастасии Цветаевой. Первый муж Галы, французский поэт-сюрреалиста Поль Элюар, «страстный коллекционер редкостей», сказал Асе во время встречи в Париже в 1927 году: «Ваша страна в самом деле удивительна. Я никогда не мог с французскими женщинами говорить серьезно, свободно, с полным знанием, что понят. Так я говорю — из женщин — всего во второй раз в жизни. В первый раз это было с моей женой, Галей, во второй раз — с вами. И обе вы — русские!» Во времена гражданской войны в Испании антифашист Элюар дружил с Пикассо и написал вдохновленную его шедевром поэму «Победа Герники». В 1942 в оккупированном Париже он создал песню французского Сопротивления «Свобода», заканчивающуюся знаменитым:
И силой единого слова
Я вновь возвращаюсь к жизни
Я рожден для того чтобы знать тебя
Чтоб тебя называть
Свобода.
Бриколаж «Испания» помог мне восстановить связи зарубежной и русской культуры в момент обострения всемирной конфронтации — и пройти над схваткой шагом фламенко, опираясь на силу законов поэзии и мощнсоти глобальной этики, выраженной еще в «Менинах» Веласкеса. Завершив бриколаж, я нашла свое юношеское фото в космическом шарфе художника, сделанное после 10 лет эстонских ритритов в момент распада СССР. И сделала коллаж своего тогдашнего движения к свету в компании с Анастасией Цветаевой и Давидом Микеланджело, которого ее отец поставил в музее изящных искусств с пращой, ибо искусство — это оружие. Оружие культуры. Наше сияющее трио в начале этой статьи — визуализация вселенской работы русской и мировой культуры по развитию жизни на Земле. Именно в поиске первоисточника мировой гармонии природы и культуры конфликтовавший со своей матерью и потому слабовольный, хотя и очень талантливый Дали прославил пассионарную Галу множеством портретов, мучительно соединяющих небесное и земное. И именно дисгармония любви к родине сделала личные отношения Галы такими сложными и запутанными, даже когда Дали купил ей личный зАмок. Замок был, ключа к счастью — не было. А теперь этот ключ связи российской и мировой культуры шагом фламенко — у меня.
Приветствую тебя, Гала! И благодарю за «творческую подачу» из XIX музейно-цветаевского в мой цифровой XXI век транзитом Москва-Кясму-Таруса-Мадрид. В 2020 году в своей колонке «Белый лебедь» я обещала, что именно женщины выведут Планету из глобальной депрессии, следующей за тупиками мужского торга по поводу взаимной военной агрессии, в которую после ковидного шока ринется достижительная мужская цивилизация. Так оно и будет: пришло время призывать и балансировать Геркулесов :).
Именно об этом «женском» потенциале России для культурной дипломатии и творческого продюсирования международного согласия России и мира я прочла в воспоминаниях Анастасии Цветаевой. Первый муж Галы, французский поэт-сюрреалиста Поль Элюар, «страстный коллекционер редкостей», сказал Асе во время встречи в Париже в 1927 году: «Ваша страна в самом деле удивительна. Я никогда не мог с французскими женщинами говорить серьезно, свободно, с полным знанием, что понят. Так я говорю — из женщин — всего во второй раз в жизни. В первый раз это было с моей женой, Галей, во второй раз — с вами. И обе вы — русские!» Во времена гражданской войны в Испании антифашист Элюар дружил с Пикассо и написал вдохновленную его шедевром поэму «Победа Герники». В 1942 в оккупированном Париже он создал песню французского Сопротивления «Свобода», заканчивающуюся знаменитым:
И силой единого слова
Я вновь возвращаюсь к жизни
Я рожден для того чтобы знать тебя
Чтоб тебя называть
Свобода.
Парная природа Вселенной: земная и небесная.
Сентябрь 2023
PS Дописав этот текст, я посмотрела по Сети — выдающийся лингвист Александра Айхенвальд давно уже профессорствует в Австралии, где изучает языки и картину мира первобытных народов, Мы списались, и Саша прислала мне статью с обложкой книги «Дон Кихот на русской почве«.ее папы, Юрия Айхенвальда. Все рифмуется, потому что культура, выражающая себя в языке народов Планеты, — это океан, помогающий расти к лучшей версии себя :). Бродский говорил, что речь — видовое отличие человека, а мои буддийские учителя складывают человека из ума, тела и речи. Именно поэтому Саша Айхенвальд в книге «Искусство грамматики» с картиной Малевича на обложке пишет, что языкознание — это естественная наука. Трубецкой заявил это уже в 1909 году: «лингвистика была единственной отраслью «человеческих знаний» с научным подходом и все другие отрасли этого знания (этнография, история религии, история культуры и т. д. ) покинули бы свою донаучную, «алхимическую» стадию только тогда, когда последовали примеру лингвистики». С разных сторон занимаясь сторителлингом, проявляющим сквозь себя локальные племена и глобальную культуру Планеты, мы с Сашей сходимся в том, что важно не то, сколько языков человек знает, а то, есть ли у него что сказать на каждом из этих языков. Так говорила известный литературовед Юдифь Каган, которая дружила с Анастасией Цветаевой, исследовала творчество Марины и написала биографию их отца, основателя Пушкинского музея, под названием «И.В. Цветаев: Жизнь. Деятельность. Личность». Так теория шести рукопожатий Милгрэма и Трэверса обошла вместо со мной глобус и вернулась в Пушкинский, созданный Цветаевым для «внесения чистых образов и идей в среду современного и грядущего юношества» с высших уровней духовной мотивации, дающих человеку истинную свободу.
Эти уровни в Пушкинском утеряны, поэтому сейчас чистые образы замутнены рабской тьмой, начиная с олигарха-«эксгибициониста» Петра Авена, ставшего попечителем музея в знаковом 2014. Как известно, раб не хочет стать свободным, он хочет стать господином. Поэтому нынче двуличный интриган отсиживается на капиталы, заработанные именем Путина, и в период СВО выданные Британией (привет британской разведке :) в коррумпированной Латвии, имитирующей перед Евросоюзом потуги лишения его гражданства. Сидит вместе с латвийской шлюхой и бастрадом 2014 года, с помощью которых в 2015 довел до смерти русскую жену Елену, сделавшую его мультимиллиардером-коллекционером из младшего научного сотрудника. Сидит после покупки здания под «семейный музей», где собрался представлять русскую культуру под запрещенный за непристойность «Клип за 10 лямов» Альфа-банка, созданный в коллаборации со специалистом по мизогинии (ненависти к женщинам) Моргенштерном. В попытке разблокировать заработанные на России активы, олигарх, приткнувший могилы обоих родителей на кладбище Донского монастыря, на пороге восьмого десятка отрекся от родины и позиционирует себя как потомка дедушки — латышского чекиста, помогавшего Сталину расстреливать русских, и удивившегося, когда расстреляли его самого. В России «Клип за 10 лямов» был запрещен Роскомнадзором за непристойность, но Латвия во Вторую мировую между Сталиным и Гитлером выбрала второго, и с тех пор проводит ежегодные марши СС как символ своей свободы. Так что для нее чекистская мизогиния отлично зашла: латвийский СМИ публикуют интервью олигарха, в которых он лжет, ноет и предает («с Путиным я представлял Альфа-групп, а не себя«). Как и Березовский, про 30+ лет влюбленности в которого конформист-агностик Авен написал 800-страничную книгу после смерти жены (привет ЛГБТ-сообществу :).
Все это старо, уродливо и пошло, но у олигарха удачная фамилия, позволяющая показать истоки проблем духовного рабства и падения человека лингвистически: слово «авен» означает «дом нечестия». Название это дано было иудейским пророком городу Вефилю, из-за крайнего господствовавшего здесь разврата и идолопоклонства. Там были поставлены для поклонения золотые тельцы, объяснила мне Библейская энциклопедия архиепископа Никифора. Авен — это ничтожество и суетность, добавила она: таким именем пророк назвал долину в Сирии Дамасской, лежащую между двумя хребтами Ливанских гор, где на языческих капищах служили Ваалу. И потому пророк, предсказывая грядущие бедствия сириянам за их преступления, авеном обозначает ничтожество их идолов и суетность надежд на них. Авен — это ничтожность, пустота, идол, сказал мне Библейский Словарь русской канонической Библии. Авен — дуновение, а также ложь, удивил меня парадоксом Словарь библейских имен, добавляя, что это еще и Гелиополь — языческий город солнца в египетской долине, в арамейском царстве между Ливаном и Антиливаном. Авен — это «злое», «зловещее», «плохое», подытожила все это Библейская энциклопедия Брокгауза. С высоты духа это и есть сценарий личной и деловой карьеры морального урода, нарушающего 10 заповедей, рабски карабкаясь в господа противу законов звездного неба над нами и нравственного закона внутри нас (Канту привет :).
Эти уровни в Пушкинском утеряны, поэтому сейчас чистые образы замутнены рабской тьмой, начиная с олигарха-«эксгибициониста» Петра Авена, ставшего попечителем музея в знаковом 2014. Как известно, раб не хочет стать свободным, он хочет стать господином. Поэтому нынче двуличный интриган отсиживается на капиталы, заработанные именем Путина, и в период СВО выданные Британией (привет британской разведке :) в коррумпированной Латвии, имитирующей перед Евросоюзом потуги лишения его гражданства. Сидит вместе с латвийской шлюхой и бастрадом 2014 года, с помощью которых в 2015 довел до смерти русскую жену Елену, сделавшую его мультимиллиардером-коллекционером из младшего научного сотрудника. Сидит после покупки здания под «семейный музей», где собрался представлять русскую культуру под запрещенный за непристойность «Клип за 10 лямов» Альфа-банка, созданный в коллаборации со специалистом по мизогинии (ненависти к женщинам) Моргенштерном. В попытке разблокировать заработанные на России активы, олигарх, приткнувший могилы обоих родителей на кладбище Донского монастыря, на пороге восьмого десятка отрекся от родины и позиционирует себя как потомка дедушки — латышского чекиста, помогавшего Сталину расстреливать русских, и удивившегося, когда расстреляли его самого. В России «Клип за 10 лямов» был запрещен Роскомнадзором за непристойность, но Латвия во Вторую мировую между Сталиным и Гитлером выбрала второго, и с тех пор проводит ежегодные марши СС как символ своей свободы. Так что для нее чекистская мизогиния отлично зашла: латвийский СМИ публикуют интервью олигарха, в которых он лжет, ноет и предает («с Путиным я представлял Альфа-групп, а не себя«). Как и Березовский, про 30+ лет влюбленности в которого конформист-агностик Авен написал 800-страничную книгу после смерти жены (привет ЛГБТ-сообществу :).
Все это старо, уродливо и пошло, но у олигарха удачная фамилия, позволяющая показать истоки проблем духовного рабства и падения человека лингвистически: слово «авен» означает «дом нечестия». Название это дано было иудейским пророком городу Вефилю, из-за крайнего господствовавшего здесь разврата и идолопоклонства. Там были поставлены для поклонения золотые тельцы, объяснила мне Библейская энциклопедия архиепископа Никифора. Авен — это ничтожество и суетность, добавила она: таким именем пророк назвал долину в Сирии Дамасской, лежащую между двумя хребтами Ливанских гор, где на языческих капищах служили Ваалу. И потому пророк, предсказывая грядущие бедствия сириянам за их преступления, авеном обозначает ничтожество их идолов и суетность надежд на них. Авен — это ничтожность, пустота, идол, сказал мне Библейский Словарь русской канонической Библии. Авен — дуновение, а также ложь, удивил меня парадоксом Словарь библейских имен, добавляя, что это еще и Гелиополь — языческий город солнца в египетской долине, в арамейском царстве между Ливаном и Антиливаном. Авен — это «злое», «зловещее», «плохое», подытожила все это Библейская энциклопедия Брокгауза. С высоты духа это и есть сценарий личной и деловой карьеры морального урода, нарушающего 10 заповедей, рабски карабкаясь в господа противу законов звездного неба над нами и нравственного закона внутри нас (Канту привет :).
Что мы имеем в итоге 10-летнего Авеновского попечительства над Пушкинским музеем, которым в те годы рулила Марина с говорящей фамилией Лошак? Казалось бы, променяв культуру на деньги, музей должен страшно разбогатеть и щедро патронировать молодежи своим культурным наследием. Но законы кармы задают иные корпстандарты. В 2023 году московская школа с творческим уклоном захотела повесить в своем коридоре три фото с картинами Эдуарда Штейнберга, бесплатно переданными Пушкинскому вдовой художника, и честно спросила разрешения на это у начальства Пушкинского. И музей, созданный для «внесения чистых образов и идей в среду современного и грядущего юношества», выкатил школе гигантский ценник за право любоваться этими фотографиями. И школа эти деньги заплатила. А Пушкинский их взял, следуя стандартами коррупционеров от культуры.
В буддизме такое состояние ума называется «голодные дУхи» — такие люди не могут наесться сверхпотреблением. В пирамиде Маслоу это сексуально-финансовая дисфункция второго уровня иотивации («стабильность»), в просторечии называемая «жлобы и шлюхи». Увеличивая масштабы бескультурного потребления и псевдокультурной проституции, умы таких людей падают в состояние «адов», которым соответствует съемка клипов за 10 лямов с певцами чекистской мизогинии и проведение маршей СС в качестве символов демократии. Когда\если Пушкинский докатится до этого, Марина и Андрей Лошаки присоединятся к шабашу за бабло, таща туда же и Пушкинский. Если сменившая Лошак Елизавета Лихачева, однофамилица знаменитого академика, специалиста по русской культуре, этого корпстандарта не изменит.
А что же в эти темные времена делать нам, людям культуры? Личный нравственный выбор. Мои буддийские учителя говорят, что результат любого действия определяется мотивацией. Ибо она определяет личный нравственный выбор. Давид и Микеланджело, Цветаевы и Женечка Кунина, «Сопротивление» и Поль Элюар, семья Айхенвальдов и я смогли держаться высшей мотивации — амбассадоров свободы Планеты. Посему, завершая эту историю, я встаю рядом с победителем Голиафа и вспоминаю Маяковского «ты одна мне ростом вровень». Сейчас мы с Давидом равны. Каждый из нас держит свою пращу культуры в руке и мы смотрим в одну сторону, как писал Экзюпери о возлюбленных. Такая форма истории называется рондо, и она самая распространенная в мире, потому что Земля — круглая. И вертится, как говорил Галилей, борясь за свою свободу. Сейчас мы все боремся за свою свободу. За свободу управлять Планетой согласно законам звездного неба над нами и нравственного чувства внутри нас. Настройка этих гармоний сегодня — наша главная работа, поэтому знаете, что? Я бы не ушла от Элюара к Дали, как Гала. Это скучно. Я бы ушла от него только к гению места Геркулесу, который поддерживает жизнь и свободу на Планете :). Потому что это — красиво.
My embassy of the biosphere
Ноябрь 2023
Тонглен для Путинской России
Мантра армии биосфероцентрического просветления :)
Я тихо стою на Сенатской,
Чтоб ярко зажегся рассвет
Над вашею мукою адской,
Открыв вам Планеты завет.
В измученном сердце воскресли
Застенки, ГУЛАГ, Колыма,
Где держат под грифом «секретно"
Природу святого ума.
Но мне не пристало бояться —
Я племени русского мать.
Я просто стою на Сенатской,
Чтоб мир расхотел умирать,
Чтоб песня моя прозвучала,
Как всем нам Земля дорога,
Она для племен означала —
Из друга не делать врага,
Чтоб вздрогнула армия братства,
Продравшись сквозь русские сны,
Посланцы любви на Сенатской —
Прекрасной России сыны.
Бесстрашные в гибели адской,
Держа свое сердце в горсти,
Они поднялись на Сенатской,
Чтоб сердце Планеты спасти.
Стук сердца — простая награда
Для тех, кто спокойно готов
Запеть на Сенатской средь ада,
Что вывести мир из адов:
Учась ничего не бояться,
Посланцы живой тишины,
Мы сердцем стоим на Сенатской,
Чтоб не было в сердце войны.
Нас много, крылатых и тихих,
Мы — контур охраны живых.
Мы ходим сквозь стены и лихо,
Струя навигатором стих.
Объяты любовию братской,
Свободные не умирать,
Мы вместе стоим на Сенатской,
И нас — безграничная рать.
Мы вечно стоим на Сенатской,
Крылатые сонмы небес,
Чтоб каждый почувствовал братство,
Как чувствуют звезды и лес.
Мы — контур охраны Планеты,
Сплотившие все племена,
Мы счастья чеканим монеты,
Чтоб кончилась в мире война.
Я тихо стою на Сенатской,
Спасая Планету свою,
Чтоб стало свободою рабство —
За вас, мои дети, стою.
12 июня 2022, День России
Мантра армии биосфероцентрического просветления :)
Я тихо стою на Сенатской,
Чтоб ярко зажегся рассвет
Над вашею мукою адской,
Открыв вам Планеты завет.
В измученном сердце воскресли
Застенки, ГУЛАГ, Колыма,
Где держат под грифом «секретно"
Природу святого ума.
Но мне не пристало бояться —
Я племени русского мать.
Я просто стою на Сенатской,
Чтоб мир расхотел умирать,
Чтоб песня моя прозвучала,
Как всем нам Земля дорога,
Она для племен означала —
Из друга не делать врага,
Чтоб вздрогнула армия братства,
Продравшись сквозь русские сны,
Посланцы любви на Сенатской —
Прекрасной России сыны.
Бесстрашные в гибели адской,
Держа свое сердце в горсти,
Они поднялись на Сенатской,
Чтоб сердце Планеты спасти.
Стук сердца — простая награда
Для тех, кто спокойно готов
Запеть на Сенатской средь ада,
Что вывести мир из адов:
Учась ничего не бояться,
Посланцы живой тишины,
Мы сердцем стоим на Сенатской,
Чтоб не было в сердце войны.
Нас много, крылатых и тихих,
Мы — контур охраны живых.
Мы ходим сквозь стены и лихо,
Струя навигатором стих.
Объяты любовию братской,
Свободные не умирать,
Мы вместе стоим на Сенатской,
И нас — безграничная рать.
Мы вечно стоим на Сенатской,
Крылатые сонмы небес,
Чтоб каждый почувствовал братство,
Как чувствуют звезды и лес.
Мы — контур охраны Планеты,
Сплотившие все племена,
Мы счастья чеканим монеты,
Чтоб кончилась в мире война.
Я тихо стою на Сенатской,
Спасая Планету свою,
Чтоб стало свободою рабство —
За вас, мои дети, стою.
12 июня 2022, День России
