Говорит и показывает: цитаты Поля Сезанна о темпераменте, гордости, почестях, глазах и интеллекте

В сущности, если у тебя есть характер, значит есть и талант. Я не говорю, что характера достаточно, что достаточно быть славным малым, чтобы хорошо рисовать. Это было бы слишком просто. Но я не думаю, что гениальность — удел негодяя. 〈…〉 Главное, не пачкать руки, вот что я имею в виду. Все художники, черт побери, так или иначе всегда малость сходят с рельс, кто больше, кто меньше. Есть такие, кто ради успеха… да, но я считаю, это как раз те, кто обделен талантом. В искусстве надо быть неподкупным, а чтобы быть неподкупным в искусстве, надо приучиться быть неподкупным и в жизни.

Разговоры об искусстве почти бесполезны. Работа, благодаря которой делаешь успехи в своем ремесле, — достаточное вознаграждение за то, что тебя не понимают глупцы.

Только Курбе умеет так шлепнуть черной краской по холсту и не продырявить его.

В каждом положенном мною мазке есть капля моей крови, смешавшейся с каплей крови вашего отца, возникает удивительная связь, о которой он не догадывается, она соединяет мои глаза с его душой, воссоздает ее, чтобы он смог узнать себя… Все мы должны прийти к гармонии — моя модель, мои краски и я сам, — чтобы вместе пережить этот волнующий момент. (Из разговора с Жоашимом Гаске, сыном Анри Гаске)

Да поможет им (невеждам — ред.) Бог, если их воображение не способно постичь, как, смешав зеленый и красный до подходящего оттенка, сделать, чтобы рот был печальным, а щека улыбалась.

Между тем, что создает вашу и мою индивидуальность, есть этот мир и солнце, они существуют, и мы оба их видим. Наши одежды, тела, игра света — сквозь все это мне нужно прорваться. И малейший неверный мазок может все испортить. Если я буду прислушиваться к своим чувствам, то смещу ваш глаз в сторону. Если я свяжу с выражением вашего лица целую систему небольших вкраплений синего и коричневого, которые здесь есть и соединяются вместе, на своем холсте я запечатлею вас таким, как есть. Мазок за мазком, мазок за мазком. Но если я буду бесстрастным, если буду рисовать и писать как в академиях, я ничего не увижу. Только рот или нос, «как по писаному», всегда одинаковый — ни души, ни загадки, ни страсти. У мольберта я всякий раз другой человек и всегда — Сезанн.

Энгр, несмотря на свой стиль и несмотря на своих почитателей, на самом деле совсем небольшой художник.

Не скрою, я тоже был импрессионистом. Писсарро оказал на меня огромное влияние. Но я хотел сделать импрессионизм

Об импрессионизме вы наверняка знаете очень много: и фамилии художников-корифеев назовете, и в музее запросто отыщете зал, где мерцает водная гладь и один и тот же мотив написан в разное время суток, и про скандал на первой выставке наверняка вспомните, и даже Моне от Мане отличите. А значит, пора переходить на следующий уровень: все, что вы еще хотели узнать об импрессионизме. Читать дальше

незыблемым и вечным, как музейное искусство. 〈…〉 Послушайте, ведь зеленой лужайки достаточно, чтобы мы увидели пейзаж

Развитие жанра от древности до наших дней: как религия и изобретение техники масляной живописи способствовали становлению жанра в Европе и почему так важна река Гудзон? Читать дальше

, а телесный тон отображает лицо, становится им. Выходит, что все мы, как видно, учились у Писсарро. Он был первым импрессионистом.

Я же работаю крайне медленно. Природа видится мне чрезвычайно сложной. Все время есть что улучшить, не запутаться бы только в снах разума.

Я бы смешал меланхолию и солнечный свет. В Провансе есть неуловимая тоска, которую Пуссен почувствовал бы, склонившись над могилой под тополями Алискампа. Я хочу, как Пуссен, наделить рассудком траву и пустить слезу в небо. Но нужно довольствоваться тем, что есть… Необходимо изучить и хорошенько прочувствовать свою модель, а затем, если мне удастся выразиться четко и сильно, это и будет мой «пуссен», мой собственный классицизм

Классицизм прочно обосновался в европейском искусстве XVII века, сдав свои позиции лишь в первой трети следующего столетия. Классицисты преклонялись перед античностью, свято верили в идею порядка и логичности мироздания, а также в безграничные возможности человеческого разума. Читать дальше

. Существует вкус. Нет лучше судьи. Но он так редко встречается.

Я более традиционен, чем все думают. Как и Роден. Никто не знает, какой он глубоко внутри. Он человек Средневековья, который создает прекрасные вещи, но не видит целого… Слушай, я не хочу преуменьшать его таланты… Он мне нравится, я восхищаюсь им, но он живет в своем времени, как и все мы. Мы создаем фрагменты. Но уже не можем объединить их.

В наши дни все меняется, но не для меня. Я живу в городе своего детства и вновь узнаю ушедшие дни в лицах своих сверстников. Больше всего мне нравится то, как выглядят люди, которые состарились, не изменив в корне своих привычек, — люди, которые подчиняются правилам времени. Я не понимаю тех, кто противится этому процессу.

Лувр — это книга, по которой мы учимся читать. Мы тем не менее не должны довольствоваться только прекрасными рецептами наших знаменитых предшественников. Выйдем за их пределы, чтобы изучать прекрасную природу во всем ее совершенстве; постараемся освободить от них наш дух и выразить себя в соответствии со своим темпераментом.

Все мои сограждане поганцы по сравнению со мной.

Сегодня мы не в меру утомляем свое зрение, навязывая ему тысячи образов. А музеи, а картины в музеях! И выставки! Мы больше не способны видеть природу; мы видим лишь картины, вновь и вновь. Увидеть творение Господа — вот к чему я стремлюсь! Являюсь я реалистом или идеалистом в том смысле, который они вкладывают в эти понятия, или же я просто художник, мастер?

Самое важное в картине — найти правильное расстояние.

Всю жизнь я работал, чтобы добиться признания, но я думал, что можно писать добротные картины и не выставлять перед всеми свою частную жизнь. Конечно, художник хочет подняться как можно выше в интеллектуальном смысле, но как человек он должен оставаться в тени. Удовлетворение он должен получать от самой работы.

У Моне был такой огромный талант, он только глянет и сразу нарисует все в верных пропорциях. Берет отсюда и ставит сюда. И Рубенс так мог. В отличие от Моне, Ренуару не хватает ясности ощущения. Его гениальность мешает ему найти верный метод работы. У Моне видение целостное. Он достигает задуманного и на этом останавливается. Да, Моне — счастливчик. Он приходит к своему прекрасному предназначению.

Общества, стипендии, почести созданы для кретинов, мошенников и прохиндеев всех мастей.

Я ищу свет — цилиндр, шар. Я хочу передать цветом белое и черное, выявить все наслоения ощущений. Ощущение важнее всего.

У человека должна быть гордость, но ее нельзя слишком выпячивать, надо быть терпимым. Гоген был слишком гордым… Ренуар? Слишком чопорен.

Я — веха, за мной придут другие… В моем возрасте начинаешь думать о вечности.

Между глазами и объектом создается столь сильное притяжение, что разрыв этой связи приносит боль… Жена говорит, что у меня глаза выкатываются и наливаются кровью… Когда я отхожу от холста, я ощущаю головокружение и крайнее возбуждение, будто бы я бродил кругами в тумане.

Все, что мы видим, распадается и исчезает, разве нет? Природа всегда та же, но ничто из того, что мы видим, не остается неизменным. Именно искусство должно передавать ощущение постоянства природы через ее элементы, через ее изменчивые проявления. Оно должно давать нам ощущение вечности. Что за этим кроется? Возможно, ничего. А может быть, всё. Понимаете — всё?

Сейчас проходит минута из жизни целого мира. Ухвати ее!

У художника есть две вещи: глаза и интеллект, и они должны взаимно помогать друг другу. Нужно стараться их обоюдно развивать, упражняя глаз путем наблюдения природы, интеллект — путем постижения логики ощущений, создающей выразительные средства.

Мне по нраву мускулы, красивые краски, кровь. Я сенсуалист. 〈…〉 Мы не душу рисуем. Мы изображаем тела; а когда они, черт возьми, хорошо написаны, то сияние души — если таковая в них есть — проявляется во всем.