Штрихи к портрету: 10 веселых и грустных историй об Айвазовском

У Айвазовского имелись свои представления о географии, и такой абсурд как суша без моря в них не укладывался. В восьмилетнем возрасте услышав от отца, что есть такие места, где одна земля, а моря вообще нет, категорически отказался верить в реальность эдакого кошмара. Быть такого не может по трем причинам: а) потому что не может быть никогда; б) а корабли как же тогда передвигаться будут? Кораблю без моря никак! в) и еще важнее — человеку в этом всём как жить? Человеку без моря тем более никак…

Когда Ованес Гайвазовский вырос и стал именоваться Иваном Айвазовским, он побывал и сам в тех краях, где сплошь земля, а моря нет: учился в Петербурге, странствовал по заграницам, путешествовал степными районами Украины. Но своему правилу «человеку без моря — никак» не изменил, бросил всё и уехал в Феодосию.

В Италии Айвазовский создал такой «Хаос», что даже Папа Римский оказался впечатлен. Речь о великолепном полотне в нехарактерном для Айвазовского мистическом жанре. Вдохновившись библейской строкой «и Дух Божий носился над водою», он воплотил ее на холсте. Картину пожелал приобрести Папа Римский Григорий XVI. Не один день мастерскую Айвазовского посещали бесконечные процессии, состоящие из прелатов, кардиналов и прочих высокопоставленных особ. Не замеченные до той поры в особом пристрастии к русскому искусству, все эти комиссии не смогли отыскать в работе изъяны, которые бы сделали ее недостойной галереи Ватикана. Папа приобрел картину, а Айвазовского наградил Золотой медалью, что утвердило его славу как чудотворца кисти. Гоголь, с которым Айвазовский сдружился в Риме, отлично скаламбурил по этому поводу: «Исполать тебе, Ваня! Пришел ты, маленький человек, с берегов далекой Невы в Рим и сразу поднял хаос в Ватикане! И ведь что обидно, подыми я в Ватикане хаос, мне бы в шею за это дали, писаке, а Ване Айвазовскому дали золотую медаль…»

Великий живописец, покоритель Европы, гордость Отечества, обладатель всевозможных почестей и медалей? Малярам сдавать жилье не велено! Летом 1844 года Айвазовский вернулся в Санкт-Петербург из заграничного турне. За время своих странствий он прославил и свое имя, и русское искусство. Он признан в Италии, Голландии, Англии, Франции, Испании, а в Петербурге ему собираются дать звание академика (и ведь дадут), а также причислить к Главному Морскому штабу первым живописцем. Художник ищет мастерскую. Средств у него хватает, поэтому помещение он желает просторное, в самом центре. Находит подходящий вариант на улице Караванной, не торгуясь, соглашается на назначенную цену, собирается оставить задаток… И эта щедрость кажется подозрительной дворнику, показывавшему помещение. Он требует назвать род занятий потенциального постояльца, и услышав ответ «живописец Айвазовский», отнюдь не просит автограф, а отказывает художнику в сдаче квартиры («фатеры»). На удивленный вопрос Айвазовского отвечает: «Хозяйка строго-настрого запретила пущать в дом мастеровых. Еще вчера портному отказала!». Никакие аргументы насчет «известного художника» не сработали. Дворник упорно стоял на своем: «Понимаем мы это, а все же, значит, мастеровые по малярному цеху. Фатеру загрязните так, что после и не очистишь. Нет уж, извините, а сдать фатеру не могу-с».

Айвазовскому довелось ночевать в комнате-музее Байрона на острове Святого Лазаря в Венеции. Брат художника Гавриил выбрал церковный путь. Когда Иван Айвазовский приезжал к нему на остров святого Лазаря, его поселили в комнате, в которой останавливался Байрон. Эту комнату в монастыре сохраняли как музей. Всё в ней оставалось таким, каким было при визите поэта. Честь остановиться в ней выпадала редким счастливчикам и считалась знаком особого уважения лазаритов. Молодой художник был очень взволнован этим фактом, ему казалось, что таким образом он получает благословение поэта-романтика. В чем-то это справедливо: Айвазовский мог быть мистиком, мог — реалистом, но природа его таланта очевидно романтическая. Примечательно, что именно после ночи, проведенной в комнате Байрона, и утренней долгой беседы с братом художник окончательно решил изменить свою фамилию, убрав букву «Г» и став из Гайвазовского Айвазовским.

Айвазовский был очень хлебосольным хозяином. Он любил принимать гостей у себя дома, радовался визитерам, с восторгом их встречал. Что примечательно, гости у него бывали самые разные по происхождению, социальному положению, роду занятий. Как-то одновременно гостили известный скрипач Венявский и нечистый на руку коммерсант, с которым Венявский напрочь отказался знакомиться. Впрочем, гости всех рангов и сословий могли столкнуться с тем, что через несколько дней за обедом приветливый хозяин сообщал, что велел заложить лошадей… И вовсе не потому, что гости надоели. Просто ему жизненно необходимо было работать, писать, а для этого надо уединение и минимум отвлекающих факторов. Есть подозрение, что гости в такие моменты не очень комфортно себя чувствовали.

Айвазовский умел удивить гостей десертом. Нередко художник вместе с поваром продумывал меню для приемов и банкетов. В его доме часто подавали шампанское, к которому маэстро питал слабость. Ему было не лень на место фабричной этикетки наклеить собственноручно изготовленную. Как правило, на этикетках «от Айвазовского» оказывались какие-то особо «бурлящие» марины, чаще всего «Девятый вал».

На пятидесятилетие художника был организован пышный банкет. Ближе к его завершению Айвазовский встал и произнес: «Господа, я приношу вам свои извинения. Мой повар забыл про десерт! Поэтому вам придется отведать блюдо моего приготовления». Гостям подали маленькие подносы, на каждом из которых лежал небольшой пейзаж

Развитие жанра от древности до наших дней: как религия и изобретение техники масляной живописи способствовали становлению жанра в Европе и почему так важна река Гудзон? Читать дальше

от Айвазовского.

Кстати, в русской живописи был и настоящий кондитер. Василий Тропинин учился мастерству приготовления сладостей В Петербурге. Не по своей воле, а по распоряжению хозяина, ведь Тропинин до 47 лет оставался крепостным — вот и приходилось баловать господ пирожными и суфле.

Айвазовский первым обратил пристальное исследовательское внимание на холмы в окрестностях Феодосии и Керчи. Ему показалось, что у них явно искусственное происхождение. На собственные средства он организовал раскопки, а после выстроил здание Археологического музея. В ходе раскопок были обнаружены интересные находки. В частности, в одном из имений Айвазовского, деревне Шейх-Мамай, найдены останки, которые можно было счесть местом захоронения Мамая. Впрочем, окончательно не было доказано, что могила Мамая находится именно в этом месте, и сенсации, сообщающие, что вот теперь-то она найдена по-настоящему, появляются и поныне.

Тем не менее, на месте возможной могилы ордынского темника Айвазовский соорудил беседку, чтобы в ней «размышлять о бренности человеческой жизни». Подтверждая эту бренность, в 1917 году имение вместе с беседкой сгорело. Современные исследования показали, что поселение Шейх-Мамай входило в состав античной хоры Феодосии с 60-х годов III века до нашей эры. Сейчас это село называется Айвазовское.

Перед женой Айвазовского преклонил колено крымский Робин Гуд. Есть легенда, что в выстроенной Айвазовским беседке на месте раскопок в селе Шейх-Мамай ему довелось угощать кофеем крымскую инкарнацию Робин Гуда, знаменитого разбойника Алима Айдамака. В песнях и сказаниях Айдамаку приписывают подвиги, аналогичные деяниям героя английских баллад: у богатых отнять, бедным раздать. По некоторым версиям, не обошлось без женщины — якобы батрак Алим засматривался на хозяйскую дочку, за что и пострадал. Если верить легендам, разбойник посетил художника, любовался его картинами, имел приятную беседу, в том числе узнал о скорой женитьбе Айвазовского на молодой Анне Саркизовой.

Настал день свадьбы. Праздничный кортеж остановила шайка разбойников. Гости переполошились, но предводитель разбойников спрыгнул с лошади, опустился на колено перед невестой и вручил ей роскошную восточную шаль. Некоторые источники утверждают, что эта история имела место во время женитьбы Айвазовского на Юлии Гревс. В пользу такой версии свидетельствуют легенды, согласно которым в 1849 году Алимов был пойман, получил шесть тысяч палок, после чего его сослали в Сибирь, так что во время женитьбы на Анне в 1882 году художник не мог с ним встречаться. Против этой версии такие нюансы: женившись на Юлии, Айвазовский только переехал в Феодосию, а археологией заниматься начал с 1853 года, и беседка, в которой они с Алимом якобы пили кофе, к женитьбе на Юлии Гревс еще не построена. Но главное даже не это: крымский Робин Гуд явно таким элегантным образом почтил не только художественные таланты, но и грандиозные заслуги «отца города», которых к женитьбе на Анне накопилось куда больше.

На веку Айвазовского сменилось пять императоров. Иногда говорят, что он «со всеми был в добрых отношениях», что не совсем справедливо. С Александром I он не успел побывать ни в каких отношениях, а с остальными действительно находился в достаточно хороших. Велика вероятность, что это было значительно проще делать именно из Феодосии, а не оставаясь в Петербурге. Монархи нередко ревнивы, а Айвазовский в Феодосии устроил фактически «страну Айвазовского». К счастью, он был не обделен и светским тактом, что позволило не противопоставлять себя императорам, а демонстрировать, что всё, что делается, — делается во благо империи. Собственно, это так и было. Кстати, на средства, собранные Айвазовским, в Феодосии был установлен монумент Александру III. Таким образом художник выразил благодарность за согласие императора строить в Феодосии торговый порт, что стало серьезным экономическим рывком для города. Неизвестно, как бы складывались отношения с царствующими особами, не покинь Айвазовский Петербург. Ведь, к примеру, Николай I в свое время был близок к тому, чтобы совсем юного художника отправить в опалу.

Юный Айвазовский помогал приближенному ко двору французскому маринисту Таннеру. Француз сразу оценил талант помощника и использовал его более чем активно. Когда же на выставке оказались работы Айвазовского, и их оценили значительно выше, чем манерные марины Таннера, тот взбеленился и, используя близость к императору, оклеветал молодого Айвазовского. На этом карьера лучшего российского мариниста могла и закончиться, но протекции прославленных художников того времени и, главное, учителя рисования у царских дочерей профессора Александра Зауервейда помогли смягчить гнев Николая I. Айвазовский же убедился в справедливости строк Грибоедова «минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь».

Все женщины Айвазовского, о которых известно общественности, чем-то да необычны. Первая жена — гувернантка Юлия Гревс. Сам Айвазовский к тому времени был одним из самых завидных женихов Санкт-Петербурга. Вторая жена Анна Саркизова младше его почти на 40 лет. Но была еще одна женщина, которая тоже достойна упоминания. Балерина Мария Тальони, старше Айвазовского на 13 лет. История их отношений, по сути, зиждется на легендах, но до чего красивы эти легенды. Мария Тальони помогла подняться Айвазовскому, когда, задетый ее экипажем, он упал на дороге. Во вторую встречу он получил билет на ее представление. После представления Мария бросила ему один из букетов, которыми ее осыпали поклонники. Когда он приехал в Италию, две картины на его выставке купила Мария… И оставила билет на свое представление. Наконец личная встреча, долгая прогулка, завершившаяся дома у Марии, и — много счастья, любви, живописи, балета. Он мечтал быть всегда рядом, предлагал Марии руку и сердце. И получил отказ — она не хотела ни для него стать со временем обузой, ни в своем сердце отдать кому-то такое же место, какое там занимал балет. Но если верить легендам, на память о первой возлюбленной у Айвазовского на всю жизнь осталась ее розовая балетка. Когда художник умер, его жена Анна первым делом сожгла эту балетку.

Заглавная иллюстрация: Алексей Тыранов. Портрет Ивана Айвазовского (фрагмент), 1841. Третьяковская галерея, Москва

Автор: Алена Эсаулова