О харьковчанине Павле Макове написано много. И только хорошее. Что и неудивительно: Маков входит во все украинские топ-листы «лучших из лучших» художников и как самый дорогой, и как наиболее именитый на Западе отечественный мастер. Причем, и «по деньгам», и по «славе» он всегда в них — на первых позициях. Среди коллег и журналистов Маков знаменит как один из первых украинцев, чьи работы были проданы на «Сотби» в 2009. Но еще большее, практически, детское удивление до сих пор у всех вызывает тот факт, что он — член Британского королевского общества живописцев и графиков (об этом факте медиа упоминают чуть не в самих заголовках статей).
Но это — напрасно, разумеется. Бесконечные маковские «Сады», «Утопии» и лабиринты, созданные даже «по мотивам» отпечатка пальца, как «слепок души» конкретного коллекционера-заказчика работы, к реальному Харькову имеют отношение не большее, чем к современности — средневековые «Физиологи». И из них же, кстати, переселились на его работы странные орнаментальные растения и травы, грустное зверье, только на первый взгляд похожее на настоящее. На «реальность», иначе говоря.
Впрочем, чтобы лучше понять и верно оценить лабиринты Павла Макова, нужно читать не «Сад божественных песен» Сковороды. Скорее уж — «Сад расходящихся тропок» Борхеса. Маков — человек хмурого, изуверившегося во всем и вся постмодерна, а не жизнерадостного барокко. Еще лучше вместо Борхеса прочесть хоть немного оксфордского философа Ганса Ульбриха Губрехта. А уже потом приступать к осмотру (жаль, лупы, как на одной из выставок на Западе, в Нацхуде к картинам не приложили!) «Утраченного рая», садов и лабиринтов Макова. Это о Губрехте все время говорит сам Павел Маков, его цитирует. Его понимание реальности даже не воспроизводит — часто предвосхищает в своих инстаглио. Бываает…
Елизавета Воробьева
удосужился четко артикулировать. А возможно, это что-то, что
осталось в тексте, никогда и не осознавалось до конца. Не останавливаясь более на этой гипотезе, оставим открытым ещё более привлекательный (а в узко-историческом смысле даже „романтический“) вопрос о том, должно ли всё „содержимое“ текстов сперва регистрироваться (в разной степени осознания) человеческим сознанием или из этого правила возможны исключения. Для начала скажу, что „латентным“ я буду называть всё, что, кажется, присутствует в тексте, но улавливается с трудом».
(Ганс Ульбрих Губрехт. «Как (если вообще) возможно обнаружить то, что остаётся латентным, в текстах?»
