Лев
Самойлович Бакст (Леон Бакст)

Смело отсылайте к истории жизни Леона Бакста любителей делить искусство на высокое и низкое, пренебрежительно отзываться о моде и уверяющих, что театры любят тонкие натуры, а «всякие тряпки» – глупые женщины. Отправляйте их читать биографию Бакста и любоваться его театральными эскизами, расскажите им о том, что шаровары, тюрбаны и платья с высоким разрезом пришли в мир моды из театра, и привел их Леон Бакст – русский художник, изгнанный по причине еврейства из Петербурга, легендарный оформитель «Русских сезонов» Дягилева, опьянивший Париж и покоривший Америку еврейский мальчик Лейб-Хаим Израилевич.

Когда Бакст еще не был Бакстом

Лейб-Хаим (Лев) Израилевич Розенберг. Именно так звали ребенка, родившегося в 1866 году в провинциальном городке Гродно в многодетной семье еврейского коммерсанта. Именем неприятности не ограничивались. За карандаш мальчишка схватился совсем маленьким, а поскольку Тора не позволяет изображать людей, обнаруженные в стопке бумаги нарисованные человеческие фигурки не обрадовали отца.

Бакст – это сокращенное от Бакстер, фамилии деда по материнской линии, оказавшего на будущего художника неоспоримое влияние. Дед был известным портным, достаточно долго прожил в Париже, свой дом в Петербурге обставил по парижской моде. Когда родители обнаружили этот кошмар и ужас – малец вздумал рисовать людей, Левушка попросил защиты у деда, и получил ее. Дед не только позволял у себя дома вволю рисовать и любоваться развешанными по стенам картинами, но сумел заронить зерно сомнения у родителей: может, у ребенка и правда талант? А талантом мальчик обладал несомненным, в связи с чем Петербургская академия художеств, куда его взяли (правда, только вольнослушателем), стала логичным следующим шагом.

Через несколько лет из Академии ему пришлось уйти, потому что его работа на религиозную тему «не соответствовала канонам». А что же скрывалось за казенной формулировкой? Лев Розенберг писал сюжет «Оплакивания Христа» (работа не сохранилась), и все герои его картины отличались характерными еврейскими лицами. Конечно, он не пошел этим ни против исторической, ни против художественной правды, однако руководству Академии такая вольность очень и очень не понравилась. Впрочем, оно было и к лучшему. Родители расстались, и юноша сам обеспечивал семью. Требовалось немедленно применять талант, дабы зарабатывать деньги, и он подыскал место оформителя детских книг.

Леон Бакст и «Мир искусства»

Еще во время учебы Лев Розенберг вступает в общество аквалеристов Альберта Бенуа. Впрочем, важнее другое: там он знакомится с младшим братом Альберта, Шурой. Да-да, тот самый Александр Бенуа, с которым вместе они станут организаторами «Мира искусства», а позже совместно с Дягилевым, тоже входившим в кружок Бенуа, будут издавать одноименный журнал. Собственно, в доме Альберта Бенуа ядро «мирискусников» и составилось. «Мир искусства» противостоял нравоучительным и обличительным интонациям передвижников и ратовал за чистую красоту. А когда же Розенберг стал Бакстом? В 1889 году его пригласили участвовать в совместной выставке российских и финских художников. Помня о своем провале в Академии, Лев серьезно задумался. Хотелось запомниться, но, как показала его жизнь, излишне подчеркивать национальность для этого не стоило… Он урезает фамилию деда и становится Бакстом. Тогда же художник «выбрал» и отчество более благозвучное. А во Франции позже Лев сменился Леоном.

Первое заграничное турне Бакста состоялось в 1891 году. Деньги принес заказ для царского двора. И до 1900-х годов при малейшей возможности жить в Париже он жил в Париже, а в Петербурге бывал наездами. Впрочем, во время этих наездов писал замечательные портреты, приобрел славу талантливого портретиста, преподавал в художественной школе Званцевой, где самым знаменитым его учеником стал Марк Шагал. Ну, и заодно прославился для потомков как тот самый человек, который вроде бы активно отговаривал Шагала от переезда в Париж: мол, никому ты там не нужен, с голоду пропадешь. Разные есть версии по этому поводу (вплоть до того, что Бакст дал Шагалу денег на поездку в Париж), но нельзя не признать, что призывы Бакста внимательно относиться к линии явно не прошли мимо его знаменитого ученика.

Личная жизнь Бакста

Бакст был человеком страстным. Не пускаясь в излишние детали, отметим, что в богемном обществе (в частности, в среде «Русских сезонов») помимо художественных пылали страсти чувственные, в том числе и - по тем, не ведающим о нынешней корректности временам - не традиционные. Бакст ни в чем таком замечен не был, его интересовали исключительно женщины. В Париже молодой художник, новичок в любовных делах, страстно увлекся некой актрисой французской труппы петербургского Михайловского театра. Бенуа со смехом вспоминал, что она весьма старалась «просветить» своего неопытного друга, проводя через «все круги эротического ада».

В Петербурге Леон Бакст по большой любви женился на дочери Павла Третьякова, Любе. До Бакста она была замужем за художником-аквалеристом, морским офицером Николаем Гриценко, родила от него дочь Марину. В 1898 году скончался ее отец, а через два года – муж. А что же Бакст? Он был буквально одержим Любовью Гриценко. Ради женитьбы на ней перешел из иудаизма в лютеранство. В 1907 году у них родился сын Андрей. Бакст очень любил свою семью. Нельзя с уверенностью сказать, что послужило причиной раскола, но через несколько лет отношения разладились, и брак распался. Леон Бакст на всю жизнь сохранил теплые отношения с бывшей женой и детьми, поддерживал их материально. Кстати, после развода он вернулся в иудаизм.

«Париж был пьян Бакстом» (А.Левинсон)

1909 год. Первые «Русские сезоны» Сергея Дягилева в Париже близятся к завершению. Дают балет «Клеопатра» в театре Шатле. Ничего особенного на этот раз избалованная публика не ждет, хотя в высоком классе представления сомнений нет. Наверняка, будут пирамиды и сфинкс, балетные юбки украшены лотосами, артисты представят достаточно банальный сюжет. «Но техника у этих русских великолепна, вы согласны, месье?» – в зале вполголоса обсуждают «Сезоны».

Занавес взмывает вверх, и зал замирает. Перед зрителями раскинул воды Нил, черные рабы, обжигаемые палящим солнцем, выносят драгоценный паланкин. Из него извлекается мумия, рабы разматывают яркие одеяния: красный огонь, изумрудная волна, жар пустыни, темная ночь, еще, еще, еще. Сбрасывают одиннадцатый наряд и… вот она, Клеопатра! Скорее обнажена, чем одета в этом прозрачном синем уборе, словно магнит, приковавшая к себе взгляды всего зала. Кажется, зрители забыли о том, что людям свойственно дышать? Сергей Дягилев об этом выступлении сказал так: «Успех? Триумф? – эти слова ничего не говорят и не передают того энтузиазма, того священного огня и священного бреда, который охватил всю зрительную залу».
Театральная эпоха Леона Бакста началась. Париж им опьянен. Современники говорили, что быть Бакстом – это и есть быть парижанином. Его боготворят. Каждое представление, к которому он прикладывает руку, становится событием. Марсель Пруст пишет: «...Передайте Баксту, что я испытываю волшебное удивление, не зная ничего более прекрасного, чем «Шахерезада»». Ида Рубинштейн, богатая и безумно влюбленная в театр, желает видеть только его своим декоратором (1, 2, 3). Впрочем, его желают все.

По сути, Бакст произвел революцию не в российском, и не в парижском театре, а в мировом театральном искусстве. Декорации, костюмы, сюжет, движение – перестали быть разрозненными частями целого, соединились и образовали то, чего не было никогда раньше.

В какой-то мере «Русские сезоны» сделали Бакста. Их с Дягилевым отношения не были безоблачными, но они многое дали друг другу как профессионалы. В 1910 года Бакст поселился в Париже. Известный как автор великолепнейших декораций, в столице мировой моды он стал к тому же желанным и очень востребованным создателем орнаментов для тканей. Короли моды сотрудничали с ним, его имя не сходило с обложек журналов. Америка за океаном сходила с ума, желая заполучить Бакста, Париж был пьян. А что же Бакст? Работал без продыху. Он помогал братьям-сестрам, бывшей жене с двумя детьми. Несмотря на признание и благополучие, возможности выдохнуть и остановиться у него не было.

Кое-что о черте оседлости

А Родина? Когда уже широко известный в Европе Леон Бакст, чье имя гремело, кого желали видеть, с кем желали работать, так вот, когда Леон Бакст прибыл в 1912 году в Петербург по делам, с чем он столкнулся? Вернее, с кем: с околоточным надзирателем, предписывающим обласканному Западом гению покинуть российскую столицу. "Почему?" – удивлен художник. А потому что Петербург согласно новому закону не входит в черту оседлости евреев, вот так-то. История всколыхнула общество. На его защиту встали всемирно известные в мире искусства люди, но это ничего не изменило. «... Это был позор для страны, которую я пытался изо всех моих сил прославить в целом мире», – с горечью говорил художник. Подав прошение на имя императора о праве на жительство в северной столице, он снова уехал в Париж. Во Франции его ценили больше. Человек, которому оказалось не дозволено «пачкать» своим присутствием петербургскую землю, в 1914 году награжден высшим французским знаком отличия – Орденом Почетного Легиона. Вдохновленный, он снова приезжает в Петербург и… Ему отказано в прошении. В этом же году Академия Художеств избирает его своим действительным членом, это избавляет Бакста от необходимости мириться с позорным законом, он имеет право жить в Петербурге. Но уже слишком поздно. Художник измучен, устал, слишком много работы, слишком много тревог, у него нервное расстройство, депрессия и вдобавок гипертония. Развод с женой, равно как и мировые катаклизмы, в частности, Первая мировая война, тоже оптимизма в жизни не прибавляли. После грянула революция, и уж в революционной и советской России Баксту тем более делать было нечего. Впрочем, после революции, используя протекции Грабаря и Луначарского, он смог вывезти бывшую жену с детьми из России.

Успех, еще успех, нервы, снова нервы. И очень много работы

Последовало длительное лечение в Швейцарии. Дальше жизнь Бакста шла по этой колее: успех – нервный срыв, снова успех, снова истощение. Благодаря Джону и Алис Гаррет в его жизнь прочно вошел Новый Свет. Он – дипломат и банкир, она – одаренная умница, меценат. На долгие годы они стали верными друзьями Леона Бакста. Благодаря им художник неоднократно прилетал в Америку (впервые – в конце 1922 года), у них он находил столь недоступные ему обычно покой и отдохновение, они же помогали осуществиться его идеям, а своей стране – узнать Леона Бакста. Он расписал их особняк, оформил домашний театр, благодаря активной помощи Гарретов выступал в американских университетах с лекциями, в Америке постоянно проходили его выставки.

В 1924 год он вошел наполненный новыми идеями. Он мечтал открыть Дом моды и универсального дизайна. Бакст давно создавал театральную одежду, у него были заключены договоры с домами моды. Но в этом проекте он мечтал соединить всё, что умеет, и даже то, чем раньше не занимался: разрабатывать для заказчиков в единой концепции архитектуру здания, интерьер, мебель, посуду, одежду, ювелирные украшения, автомобили. Наверняка, это получилось бы столь же блистательно, как и всё, за что брался Леон Бакст. Он просто не успел.

Автор: Алена Эсаулова

Читайте также: Штрихи к портрету: 8 историй из бурной жизни Леона Бакста