Николай
Петрович Крымов

Отец Николая Крымова, Петр Алексеевич, окончил Московское училище живописи, ваяния и зодчества, где учился у профессора Сергея Константиновича Зарянко. Учитель давал ученикам хорошую академическую школу, умел поставить им руку и глаз, из его мастерской выходили крепкие профессионалы. Время учебы Петра Алексеевича совпало с пребыванием в училище другого начинающего живописца, Ивана Ивановича Шишкина, с которым он дружил и даже одно время вместе снимал жилье. Получив серьезную профессиональную подготовку, Петр Алексеевич стал портретистом. Он писал портреты своих детей, друзей, профессоров Московского университета.
У него и его жены Марии Егоровны, женщины веселой, красивой, с волевым характером, была большая дружная семья - двенадцать детей. Быт дома, расположенного близ Патриарших прудов, был традиционным и размеренным. Хозяйство вела Мария Егоровна вместе с няней Васятой, которая проработала в семье всю жизнь и, уйдя на покой, доживала здесь свои дни. Если этот уголок Москвы - небольшой дом с садом - напоминал картины Василия Поленова «Московский дворик» или «Бабушкин сад», то жизнь семьи похожа на описание этого времени в классической русской литературе: веселье рождественской елки, душевное просветление в дни Пасхи, радостное волнение, когда девятого марта на Птичьем рынке и Трубной площади выпускали из клеток птиц.
Когда старшие сыновья, Василий и Алексей, стали студентами, они вместе с друзьями устраивали дома музыкальные вечера, ставили пьесы, живые картины. Бегали на галерку в частную оперу Саввы Ивановича Мамонтова слушать Федора Шаляпина, и в Малый театр - смотреть спектакли с Марией Ермоловой и Ольгой Садовской.
Петр Алексеевич, всю жизнь преподававший рисование в московских гимназиях, чутко относился к художественному воспитанию своих детей. Именно он прививал им любовь к природе, учил видеть окружающий мир образно, ярко, постигать его вещественную красоту. Заметив у младшего сына, Николая, тягу к рисованию (старший сын, Василий, также как и отец, уже был художником и педагогом), учил его работе с натуры и по памяти. Именно отец готовил Николая, окончившего к тому времени реальное училище, к поступлению в родное Училище живописи, ваяния и зодчества, куда тот был принят вторым по списку в 1904 году. Сначала он обучался на архитектурном отделении, а в 1907 году перевелся на живописное. Среди учителей Николая Крымова прежде всего следует назвать Валентина Серова, Леонида Пастернака, Николая Касаткина.
Как творческие индивидуальности это были абсолютно разные мастера. Николай Алексеевич Касаткин, представитель младшего поколения художников-передвижников, по свидетельству современников, был педагогом строгим и очень требовательным.
Разносторонне образованный Леонид Осипович Пастернак, отец знаменитого поэта Бориса Пастернака, блестящий иллюстратор произведений Льва Толстого, по натуре человек очень мягкий, стремился в училище создать атмосферу доверительного внимания учителей к ученикам. «Наше училище живописи, ваяния и зодчества было лучшим и, в своем роде, единственным художественным училищем - как по разнообразию и свободе художественного образования и преподавания, так и по исключительному составу выдающихся преподавателей-художников и отсутствию казенщины, которая обычно служит тормозом в деле художественного развития и обучения», - вспоминал он позднее.
Самым радикальным преобразователем учебного процесса был Валентин Серов. Задания, которые он ставил перед учениками, поначалу их настораживали. Чего стоило его замечание в разгар работы над изображением натурщика: «Натурщик поставлен не на месяц, а всего на три вечера. Никаких фонов, никакой тушевки. Голый рисунок - и больше ничего! Никакого соуса, никакой растушки. Уголь и карандаш - вот и все. Надоели рисунки вроде заслонок!» Реформа, произведенная Серовым в обучении рисунку и живописи, коснулась также и эскизов. Высшую оценку теперь заслуживали не только композиции, удачно исполненные маслом или акварелью, но и карандашные наброски с натуры, если в них чувствовался наблюдательный глаз. Серов высоко ценил композиционную «хватку», или просто «художественный подход к технике рисунка», вспоминал его ученик Николай Ульянов.
Но главным своим учителем Николай Крымов считал Исаака Левитана. «Лично Левитана я не знал, так как поступил в Школу живописи и ваяния, ...когда Исаака Ильича уже не было в живых. Начиная с первых лет моей самостоятельной творческой жизни меня поражало в Левитане его необычайно тонкое зрение, умение передавать моменты дня и характер русской природы... Пейзажи Левитана тем и замечательны, что при чрезвычайно искусном письме и свободе его техники они удивительно материальны, воздушны и правдивы», - писал Крымов. Первые и очень удачные живописные опыты молодого художника показали, что в пейзажную живопись пришел горожанин, умеющий увидеть природу среди домов и крыш, «услышать» ее тайную жизнь среди городского шума. На выставке ученических работ небольшой этюд «Крыши под снегом» (1906) настолько заинтересовал преподавателя училища Аполлинария Васнецова, брата знаменитого Виктора Васнецова, что он приобрел эту работу. Абсолютная «случайность» композиции пейзажа напоминает современному зрителю кинематографический кадр, а мягкость цветового решения заставляет вспомнить быстро сменяющиеся «картинки» сна. Ученическую работу двадцатидвухлетнего Крымова оценили и другие художники, и через два года по решению Совета Третьяковской галереи она была куплена для музея.
Сегодня, в наше суетное, шумное время, глядя на такие работы, как «Солнечный день» (1906), где тонко передана завораживающая тишина прозрачного зимнего дня, искренне сожалеешь, что в Москве такого мотива уже не встретишь. На этом полотне, как и в картине «К весне», присутствует особого рода космизм, выраженный в точном решении тени и света на стенах и крышах невысоких домов. Эта игра освещенных и не освещенных солнцем поверхностей заставляет задуматься о Солнце, как о светиле, гигантском раскаленном шаре, чье тепло и свет поддерживают жизнь на Земле.
Крымов в картине «Солнечный день» тактично соединяет малое и большое, повседневное и великое. Здесь нет ни единого действующего лица (даже скворечник пуст). Но несмотря на тишину, запечатленную на холсте, кажется, что звучит мощный хор, прославляющий жизнь во всех ее проявлениях. Гармоничная ясность и простота картины, лишенной подробностей, - все вместе олицетворяет значительность не быта, но бытия. Не удивительно, что картина находилась когда-то в доме такого взыскательного коллекционера, как Владимир Осипович Гиршман.

Самым близким другом Крымова в эту пору был художник Николай Сапунов, чуть позже к ним присоединился Георгий Якулов. Все трое были людьми очень разными, но одинаково веселыми и остроумными. После дня напряженной работы Крымов с друзьями любили собираться у Всеволода Мамонтова, сына знаменитого Саввы Ивановича Мамонтова. Там бывали многие художники и архитекторы, иногда всю ночь напролет Константин Коровин веселил их своими рассказами. Николай Петрович был человеком весьма азартным: с друзьями в кофейне Филиппова играли в бильярд, ездили на скачки. Однажды на Тверском бульваре в ресторане-павильоне «Грек» эта веселая компания художников исполнила декорации-павильоны: «Испанское кабаре» расписал Сапунов, «Кавказский духан» - Якулов, а «Русский трактир» - Крымов. Актер Иван Москвин изображал полового, в чайниках подавал шампанское. С этого времени и началась дружба актера с Крымовым, которая длилась всю жизнь. Но, несмотря на все это озорство, Крымов всегда осознавал значение роли художника, который должен быть личностью, заниматься тем, что любит, иначе для него не будет ни искусства, ни творчества, ни жизни.

Крымов прожил долгую, 74-летнюю жизнь, которая, казалось бы, прошла без видимых волнений и трагедий. Но в этом, наверное, особая внутренняя сила и душевная стойкость человека, на долю которого, как и людей его поколения, выпали три войны и три революции. Внешне его жизнь не была наполнена яркими событиями: он никогда не был за границей, у него не было потребности путешествовать по стране.
Навсегда запомнились поездки с Шаляпиным на Волгу, но это был, скорее, эпизод, чем правило. Даже Крым, где он побывал в молодые годы, не произвел на него должного впечатления. Зато рязанские места, Подмосковье, Звенигород, Таруса дали художнику нескончаемые импульсы в работе.
Человек очень определенных взглядов на искусство, он не разделял теорий русского авангарда начала XX века, находя достаточно едкие слова для их характеристики. В то же время он никогда не заигрывал с властями, не писал чуждых ему тем, сторонился всего, что не соответствовало его представлению о роли художника в жизни и в искусстве. Для горячей творческой молодежи 1930-х годов - Федора Решетникова, Аркадия Гиневского, Дмитрия Домогацкого, Константина Дорохова, Георгия Рублева, Кукрыниксов, Алексея Айземана и других, он был воплощением высоких художественных традиций, олицетворением которых для него самого были Репин, Серов, Левитан, Коровин. Его всегда окружали молодые художники: даже те, кто у него не учились, были счастливы послушать мнение о своих работах от «самого Крымова».
Внешне жизнь Крымова была скромна и в чем-то «патриархальна». Сорок два года, с 1916 года, он прожил со своей женой, Еленой Николаевной, дочерью художника Досекина, в небольшой квартирке в Полуэктовом переулке близ Пречистенки. Он никогда не имел мастерской для работы и, когда находился в Москве, а не на даче, писал свои произведения у балконного окна в столовой. Всю жизнь ставил новый холст на мольберт, который когда-то принадлежал Серову и был передан Крымову вдовой Валентина Александровича. Всю жизнь хранил деревянную дощечку для живописи, дар Серова, его преподавателя в училище, и только семидесятилетним стариком написал на ней любимый тарусский пейзаж.

Он никогда не жаждал почестей и наград - они сами нашли его: Крымов был удостоен звания Заслуженного деятеля искусств РСФСР в 1942 году и Народного художника РСФСР в 1956 году. С 1949 года он был членом-корреспондентом Академии художеств СССР, а в 1954 году в связи с 70-летием награжден орденом Трудового Красного Знамени. Существовала особая связь между творчеством Николая Петровича, его произведениями и коллекционерами. Картины Крымова приобретали художники и просто любители искусства. Его пейзажи находились в коллекциях видных московских коллекционеров начала XX века: Алексея Викуловича Морозова и Ильи Остроухова, у знаменитой портнихи Надежды Петровны Ламановой, и у многих других. Лидия Бродская вспоминала, что часто любовалась его прекрасными работами, висевшими в коллекции ее отца - художника Исаака Бродского. Когда в Третьяковской галерее в 1922 году впервые была открыта персональная выставка Крымова, произведения предоставили более пятидесяти московских коллекционеров.
Его картины украшают не только музейные собрания, но и частные дома. Вероятно, каждый зритель находит в них нечто дорогое для себя: органическую соизмеримость чувств и переживаний человеческой души и мира природы. Хотя о себе и своем творчестве Николай Петрович замечал со свойственным ему юмором: «Я умею писать только кусты и заборы, но это я делаю лучше всех».