«Вся Гончарова в двух словах: дар и труд», – писала о ней Марина Цветаева. Гончарова работала, кажется, во всех направлениях, которых в то время было немало: революции в обществе и в искусстве имеют свойство синхронизироваться, российская история тому подтверждение. Искренне восхищавшаяся художницей Цветаева уверяла, что жизнь Гончаровой не делится на историю жизни и историю творчества, и, пожалуй, была права.
«Раскройте глаза на собственные глаза»
Наталья Гончарова – двоюродная правнучка жены Пушкина Натали Гончаровой – родилась в деревне Ладыжино Тульской губернии. На всю жизнь она сохранила любовь к деревне, а города воспринимала сугубо как вынужденную меру. Отец ее был архитектором, да и сама Наталья видела свой путь в этом направлении.
В 1901 году она поступила в Московское училище живописи, ваяния и зодчества на скульптурное отделение. И успешно себя на этом поприще проявила, училась с отличием. Но вскоре произошла самая важная в ее жизни встреча, которая всё изменила.
Михаил Ларионов, особо не церемонясь, заявил Наталье:
«У вас глаза на цвет, а вы заняты формой. Раскройте глаза на собственные глаза!». По одной из легенд, вскоре после этого между ними вспыхнула размолвка, три дня молодые люди не виделись и не разговаривали. Что делают девушки в таком случае? Плачут и страдают? Пытаются забыться с кем-то другим? Жалуются подругам? Наталья Гончарова пошла другим путем. Когда Ларионов не выдержал и пришел к ней, его встретила расписанная стена, увешанная картинами, обрывки рисунков, мазки краски. Казалось, вся комната Гончаровой превратилась в холст.
«Прихожу – вся стена в чудесах. «Кто это делал?» – «Я...»», – вспоминал Ларионов.
Так всё и началось. Гончарова переходит на курс живописи к
Коровину. И пишет – много, безостановочно, ярко. Начинала она с импрессионистических вещей (
«Сенокос»,
«Пейзаж в Ладыжино»,
«Натюрморт с туфелькой и зеркалом»).
«Всё, что до меня – моё», или Большая мистификация
По сути, Гончарова была первой российской женщиной-авангардисткой. И первая же персональная выставка закончилась для нее арестом. Пару ее картин тоже арестовали и объявили порнографическими. И не то чтобы
обнаженных женщин раньше не изображали. Но женщина это сделала впервые. Впрочем, Гончарову на следующий день оправдали, адвокат апеллировал к тому, что «выставка закрытая», что было верным исключительно с формальной точки зрения. Выставка не позиционировалась как открытое мероприятие, но при этом проходила в Обществе свободной эстетики – а это одна из самых популярных культурных площадок в то время, и попасть на нее не составляло труда.
Но главная выставка Гончаровой впереди. 1913 год. Множество предшествующих скандальных акций, эпатажный Ларионов, разрисовывающий дамам обнаженную грудь, прогуливающиеся по улицам города раскрашенные футуристы (знаменитый фейс-арт, с которым изображают
Давида Бурлюка, отсюда родом). Сергей Дягилев отлично сформулировал, в чем особенность, свежесть и неповторимость того, что делала тогда Гончарова:
«Если бы Гончарова просто красила себе щеки, мне стало бы скучно. Гончарова не морщины закрашивала, она розы рисовала». Собственное лицо Гончарова превратила в холст.
«Пиар-кампания» сделала свое дело: выставка Натальи Гончаровой осенью 1913 года в «Художественном салоне» на Большой Дмитровке стала одной из самых посещаемых экспозиций. Посетителям рассказывается завораживающая биография художницы. Париж, работа под персональным руководством Моне, Ренуара, Ван Гога. Всё не то! Таити! Остров Святого Доминика и обучение у Гогена. Сезанн? Снова мимо! Возвращение в Россию и написание религиозных картин в одном из монастырей. А потом – Мадагаскар, раскопки, скульптуры! И обращение к Востоку. «Европа – воровка-рецидивистка!», – заявляет Гончарова. Зачем нам Запад, когда можно получить все самое лучшее из первых рук в России? Один нюанс: увлекательная биография – чистой воды мистификация. Гончарова на тот момент из России не выезжала…
«Кто она такая? – интересуются посетители. – В каком стиле работает?».
«Все, что до меня – мое», – заявляет Гончарова. И работает во всех стилях. Талант и невероятное трудолюбие художницы не позволили ей удержаться в рамках какого-либо направления. Кажется, она писала всё. Импрессионизм,
примитивизм,
кубизм,
футуризм ,
лучизм,
картины на религиозные темы, порицаемые церковью многочисленные неканонические изображения святых.
«Всёчество»! Гончарова категорически настаивает на том, что всёчество – никоим образом не эклектизм:
«Эклектизм — одеяло из лоскутов, сплошные швы. Раз шва нет — мое. Влияние иконы? Персидской миниатюры? Ассирии? Я не слепая. Не для того я смотрела, чтобы забыть».
На выставке представлено 761 произведение Гончаровой. Столько она написала за 13 лет работы. То есть за неделю – более одной картины. Выставка изменила отношение не только к Наталье Гончаровой, но и к авангарду в целом. Несколько картин художницы приобрела Третьяковская галерея, среди них –
«Рябина. Панино близ Вязьмы» и
«Натюрморт с букетом и флаконом красок».
Натали и Наталья Гончаровы
Марина Цветаева, страстно боготворившая Пушкина, услышав от кого-то о Наталье Гончаровой, заинтересовалась совпадением. Обнаружив, что речь не о совпадении, а о родстве, пожелала познакомиться, потом – написать о них, о двух. Две Вселенные, две Натальи Гончаровы. Цветаева показывает Натали как абсолют красоты и пустоты. Наталью Гончарову – как творца, ставшего противоположностью той, первой:
«Ибо обратное красавице не чудовище, как в первую секунду может показаться, а – сущность, личность, печать».
Удивительно, но пушкинская Натали Гончарова, бывшая звездой балов, «красавицей – и всё», по определению Цветаевой, удивительным образом дала о себе знать. Ее двоюродная правнучка-художница не была поклонницей светских раутов, но
проявила себя на поприще моды. В России именно с ее легкой руки дамы облачились в платья-рубашки, а брюки и кепи она начала носить одной из первых – в то время, когда это был серьезный вызов обществу.
Наталья Гончарова делала эскизы для российского Дома моды Надежды Ламановой, а позже в Париже сотрудничала с Домом моды Шанель и «Мирбор». Эскизы созданных ею нарядов публиковали журналы Vanity Fair и Vogue.
Декорации Натальи Гончаровой
В 1915 году Дягилев отправил Наталье Гончаровой 50 телеграмм с предложениями о сотрудничестве. На все – отказ. В 51-й он додумался написать, что приглашает их с Ларионовым вдвоем. И они поехали. Уже навсегда, хотя и не подозревали об этом.
Гончарова пишет декорации и
костюмы для «Золотого петушка», и это настоящий переворот. Яркость, искренность, не имитация, не стиль «аля рус», а подлинность, тонкое чувство деталей, традиция, а не реставрация – таковы декорации Гончаровой. «Петушок» стал событием, гончаровские декорации открыли новую главу в декоративном искусстве. Последователи Гончаровой в этой сфере: сам Ларионов,
Сергей Судейкин,
Николай Ремизов. Театральные работы Пабло Пикассо носят несомненный отпечаток гончаровского «Золотого петушка», в частности,
костюмы к балету «Tricorne» (Треуголка).
Придуманная биография внезапно стала воплощаться. Теперь Гончарова путешествует по всей Европе – вместе с Ларионовым они сопровождают Дягилева и его балеты. Кстати, до самой смерти Дягилева Наталья Гончарова была его примой в области декораций, ведущим художником.
Самое сильное впечатление на нее оказала Испания – и почти на 10 лет стала источником вдохновения.
Гончаровские «испанки» – одна из самых сильных ее серий.
Больше, чем любовь
В 1918 году Гончарова и Ларионов обосновались во Франции. До сих пор в Париже в Латинском квартале на улице Jacques Callot можно зайти в кафе La Palette («Палитра») на первом этаже их дома. Здесь они чаще всего обедали.
«Мы с Ларионовым как встретились, так и не расставались», – говорила Наталья Гончарова. Ларионов очень гордился ее успехами и куда серьезнее к ним относился, чем к собственным. Их жизни объединило нечто большее, чем любовь. Призвание? Искусство? Душеная близость? Как это ни назови, фактом останется одно: даже когда у Ларионова появилась его Шурочка (Александра Томилина, любовница Ларионова на протяжении 30 лет, а после смерти Натальи Гончаровой – его вторая жена), а у Натальи Гончаровой – Орест Розенфельд (эмигрант из России, французский социалист), это не нарушило главное, что было между ними.
Они были друг для друга больше, чем партнеры, больше, чем влюбленные, больше, чем муж и жена. Кстати, лишь в 1955 году Наталья Гончарова вышла замуж за Ларионова – ради того, чтобы картины, случись с одним из них что-то, оставались в семье. Поскольку детей у них не было, то единственным наследником мог быть законный супруг. Со временем они надеялись передать свои картины на родину… При жизни Натальи Гончаровой этого так и не произошло.
«Ларионов – это моя рабочая совесть, мой камертон. Есть такие дети, отродясь все знающие. Пробный камень на фальшь. Мы очень разные, и он меня видит из меня, не из себя. Как я – его», – так писала Наталья Гончарова о Ларионове. Нельзя сказать, кто из них оказывал большее влияние на другого. Просто они невозможны друг без друга, как русский авангард без их имен и произведений.
Автор: Алена Эсаулова