Рафаэль Санти (итал.
Raffaello Santi, Raffaello Sanzio, Rafael, Raffael da Urbino, Rafaelo; 28 марта или 6 апреля 1483, Урбино – 6 апреля 1520, Рим) – великий итальянский живописец, график и архитектор, один из ярчайших представителей Высокого Ренессанса.
Особенности творчества художника: Имя Рафаэля давно стало синонимом гармонии. Его произведения – воплощение красоты, меры, ясности, естественности. Искусство Рафаэля, чуждое трагического мироощущения
Микеланджело и интеллектуально-аналитического подхода
Леонардо да Винчи, воплощает высокие гуманистические представления о совершенном мире и прекрасном человеке в гармонии его духовных и телесных сил.
Известные картины Рафаэля Санти: «Сикстинская мадонна»,
«Мадонна в кресле»,
«Донна Велата»,
«Афинская школа»,
«Преображение»Слава, окружавшая Рафаэля при жизни, была феноменальна. Особого размаха она достигла, когда мастер стал папским живописцем. Под сводами ватиканских дворцов за ним, совсем еще молодым и грациозно-красивым, всё время следовала по пятам свита восхищённых учеников. На улице к ним присоединялись простые итальянцы. Это было поклонение, чем-то сродни религиозному – всем хотелось хоть минуту побыть под сенью «дивного гения». К ореолу таланта добавлялось обаяние самой личности Рафаэля, всегда деликатного, любезного и – как ни удивительно в подобных обстоятельствах – скромного; его внешняя привлекательность лишь довершала дело. На толпу Рафаэль действовал магнетически. Люди были уверены: природа и Бог явили им в лице художника своё совершеннейшее творение.
Желчный Микеланджело однажды, увидев привычную процессию во главе с Рафаэлем, съязвил:
«О, да вы везде ходите со свитой, точно генерал!» Рассказывают, мастер ответил ему обидным
«А вы вечно один – как палач!» Но многие не верили, что Рафаэль мог выразиться так зло и бестактно, слишком уж это противоречило его образу безупречного доброго гения.
«Божественный!» – с придыханием говорили о Рафаэле итальянцы.
Популярным способом восславить картины Рафаэля Санти стали сонеты. Как только «апостол гармонии» заканчивал новый шедевр, на дверь его дома или помещения, где произведение выставлялось, приколачивались листки с восторженными стихами, причём сочиняли их не только пылкие юноши, но и чуждые сантиментов, закалённые жизнью и политическими интригами мужи. Известный болонский художник
Франческо Франча, который был намного старше Рафаэля, по-детски радовался, если тот дарил ему свой рисунок (рисовальщиком Рафаэль был великолепным, даже просто копировать его почиталось за счастье) и тоже однажды прислал в благодарность сонет.
«Счастлив юноша, что так рано вознёсся на подобную высоту, – констатировал Франча и риторически вопрошал: –
кто может предсказать, какого величия достигнет он в зрелости?..» Но до зрелости (жизненной, а не творческой) Рафаэль не доживёт.
Он уйдёт внезапно в 37 лет, по преданию, в тот же день, когда появился на свет.
Детские годы в биографии Рафаэля Санти
Отец Рафаэля
Джованни Санти тоже был художником. Не исключительным, как его сын, но и не из последних. Они жили в городе Урбино, правила которым династия кондотьеров да Монтефельтро. Герцог Федериго, а позднее его сын
Гвидобальдо задумали перестроить дворец Монтефельтро и создать «идеальный город», на годы вперёд обеспечив работой архитекторов, художников и позолотчиков. Герцоги зазывали к себе знаменитых художников –
Пьеро делла Франческа,
Паоло Уччелло… Так что круг знакомств (и приобретаемых знаний) урбинского придворного художника Санти быстро расширялся. А новые люди, приезжавшие в Урбино, узнавали его по тому, что Джованни почти всегда брал с собой на работу маленького сына Рафаэлло – на редкость красивого ребёнка, как будто задуманного природой исключительно для того, чтобы служить моделью для ангелочков-путти.
Благодаря этим обстоятельствам Рафаэль Санти с детства был лично знаком с художниками, в картинах которых формировалась новая ренессансная пластика. Он видел вблизи
«Алтарь Монтефельтро» Пьеро делла Франчески и исполненный им же знаменитый
двойной портрет герцога Федериго и его жены Баттисты Сфорца; он с волнением внимал слухам о работавшем рядом с его отцом
Луке Синьорелли – когда умер его единственный сын, Лука, чтобы не сойти с ума от отчаяния, максимально анатомически точно, с подробной передачей мускулов и вен, зарисовал мёртвое тело сына. Идея о силе искусства, способного противостоять смерти, воспринималась в детстве Рафаэля не как абстракция – как вполне житейский опыт.
Что до Джованни Санти, то чаще всего в своем творчестве он обращался к единственному сюжету – Мадонне с Младенцем. Писал их Санти со своей кроткой жены Маджии и сына Рафаэлло. Исследователи заметят, что младенцы, будь то Иисус, Иоанн или ангелы, которых впоследствии напишет и сам Рафаэль, по типу лица похожи на тех, что раньше исполнил его отец, и значит, в каком-то смысле дети с картин мастера – это опосредованный автопортрет.
Джорджо Вазари приводит интересную и весьма интимную подробность младенчества Рафаэля: Джованни Санти, когда Рафаэль только родился (кстати, произошло это ночью в Страстную пятницу), настоял, чтобы Маджия, против обычая, выкормила младенца сама. Вазари трактует как своего рода педагогический прорыв то, что ребёнка не поручили какой-нибудь грубой кормилице из крестьян, а оставили с родителями, и этим объясняет рафаэлевские гармоничность и утонченность.
Но когда Рафаэлло было 8, его нежная мать умерла (она воскреснет вскоре в образе многих мадонн на картинах Рафаэля). Отец женился снова. Мачеха Бернардина не была ласкова к чужому мальчишке. Джованни Санти начал задумываться о том, что пора уже отдать Рафаэля в учение к кому-нибудь более искусному, чем он сам. Но не успел. Рафаэлю шёл 12-й год, когда он полностью осиротел. После смерти Джованни опекуны и родня Рафаэля постановили: юношу, который демонстрировал исключительные задатки, отвезут в ближайший город Перуджу, учиться к знаменитому Пьетро Ваннуччи, прозванному
Перуджино.
Перуджа, Флоренция и «время мадонн» на картинах Рафаэля Санти
В школе Перуджино Рафаэль, наделённый необыкновенной восприимчивостью, без труда перенял у учителя плавность линий и свободу расположения фигур в пространстве. Пройдёт совсем немного времени, и, во-первых, его ученические копии невозможно будет отличить от оригиналов Перуждино, а во-вторых, обнаружится, что рафаэлевская лёгкость в изобретении сюжетов, врождённое чувство гармонии и меры и не по дням, а по часам растущая виртуозность оставляют далеко позади всех, кто учится с ним бок о бок.
В любом другом случае такой отрыв в уровне мастерства мог бы вызвать «сальеривские» чувства – зависть и злость. Но Рафаэль отличался таким ровным характером и любезными манерами, что врагов у него не было (хотя позднее его будет недолюбливать Микеладжело и горячо ненавидеть
Себастьяно дель Пьомбо, обзывавший Рафаэля в письмах «принцем из синагоги»).
«Кроток, как агнец», говорили о нём, и это касалось не только внешности. Рафаэль всегда охотно приходил на помощь тем, кто спрашивал его совета и никогда не демонстрировал собственного (очевидного любому) превосходства. Эта редкая для художника черта сохранится в нём до конца его дней. Даже когда Рафаэль из ученика Перуджино превратится в прославленного мастера, окружённым сонмом подмастерий и последователей, он будет трогательно заботиться о своих учениках и помогать в работе и словом, и делом. Не раз Рафаэль бросал свою работу, когда нужно было помочь или что-то показать товарищам.
Однажды, выполняя церковный заказ в Сиене, юный Рафаэль услышал от сиенцев восторженные рассказы о великолепных фигурах с картонов Леонардо и еще более прекрасных, которые исполнил, вступив с да Винчи в соревнование, Микеланджело. Шли первые годы XVI века, деятельность обоих в то время была связана с «кобылелью Ренессанса» Флоренцией. Впечатлённый Рафаэль решает, что
«и не видел еще настоящего искусства». Откинув соображения выгоды или удобства, он решает не возвращаться ни в Урбино, ни в Перуджу, а ехать прямиком во Флоренцию.
Его флорентийский период потом назовут самым счастливым временем в биографии Рафаэля.
«Новый, неизведанный мир открылся его взору», - говорит Вазари. Изучение работ
Мазаччо, а также двух соперничающих титанов – Микеланджело и Леонардо, преобразуют манеру Рафаэля. Очень скоро он, младший из этой тройки ренессансных великих, сможет соперничать с двумя другими.
Это время, первые несколько лет нового века, в творчестве Рафаэля иногда называют «периодом мадонн». Действительно, темы для церковных росписей и станковых картин Рафаэль Санти пробует разные, но Дева и Младенец – его самый сокровенный, самый любимый сюжет. К этому образу он возвращается снова и снова, бесконечно варьирует позы, жесты, одежду, композицию, наделяя Мадонну и ее Сына чувствами и телесностью, жизнью и живостью. Впрочем, мадонн Рафаэль будет писать и после Флоренции. В их изображении он всё дальше уходит от строгости урбинской школы: его
Мадонна из Алтаря Колонна еще восседала на троне, как у старых мастеров, но новые, уже именно и только рафаэлевские мадонны – держат в руках книжку,
забавляют младенца вуалью,
любуются щеглёнком,
усаживают маленького Иисуса на ягнёнка, сидят в кресле. Иногда Рафаэль усложняет композицию, вводит дополнительные фигуры: маленького Иоанна,
безбородого (вопреки традиции) Иосифа, папу Сикста и святую Варвару… Эти новые мадонны поражают зрителей своей одушевлённость, в них ощутим, как выразился Вазари,
«трепет живой плоти». О мадоннах Рафаэля кто-то заметил:
«С ними не столько молишься, сколько дышишь вместе».
В сознании большинства Рафаэль был и остаётся, прежде всего, живописцем мадонн, хотя в действительности его деятельность куда шире, разнообразнее, масштабнее. Но чтобы горизонты творчества Рафаэля получили возможность расшириться, ему нужна был Рим.
Roma caput mundi («Рим – голова мир») – так говорили тогда; и, похоже, в конце 1510-х годов так посчитал и Рафаэль.
Рафаэль в Риме: станцы, лоджии, архитектурные и археологические работы
Как когда-то, в 1504-м году, бросил всё ради Флоренции, так и теперь, в 1509-м, Рафаэль оставляет все начатые произведения, наскоро перепоручив их товарищам, чтобы попасть в Рим, куда его призвал воссевший на папский престол Юлий II. Рафаэлю Санти всего лишь 25 лет и его картины с мадоннами сделали ему имя, но в Италии столько замечательных мастеров, почему выбор папы падает именно на него?
Предполагают, что способствовал этому великий архитектор
Донато Браманте, ближайший советник папы, который, как и Рафаэль, был родом из Урбино, и даже, возможно, являлся родственником художника.
Юлий II сменил на престоле порочного папу Александра VI (урождённого Родриго Борджиа), погрузившего Ватикан в разврат, невоздержанность и братоубийственные распри. Новому папе предстояло реформировать святой престол, вернуть его на путь христианской добродетели. Не желая обосновываться в тех стенах, в которых жил его одиозный предшественник, Юлий II велел уничтожить все напоминавшие о нём портреты и фрески. Он говорил:
«Самые стены повинны казни за то, что сохраняют память об этом Иуде!» Расписать новыми фресками парадные комнаты папского дворца приглашаются многие именитые художники и Рафаэль в их числе. Работа предстояла огромная. Комнаты, расписанные при Юлии II, останутся в мировой культуре под названием «ватиканские станцы» (от итал.
stanza – комната) или «станцы Рафаэля» (самые известные из них – Станца делла Сеньятура и Станца д`Элиодоро). Легенда гласит, что в один день папа со скандалом уволил 20 художников – остался один Рафаэль. В то утро Юлий II, бывший не в лучшем расположении духа, оценивал степень готовности работ, переходя от одной фрески к другой. Увидев и оценив «Афинскую школу» Рафаэля, он приказал тотчас же сбить со стен то, что писали другие художники, и прогнать их.
«А ты работай, мой мальчик, – якобы, сказал Рафаэлю папа. –
Только ты один знаешь, что и как нужно делать».
Следующий папа, Лев Х, был к Рафаэлю не менее благосклонен. Едва ли не каждое утро он встречался с Браманте и Рафаэлем для обсуждения работ по возведению собора св. Петра, а после кончины Браманте назначил Рафаэля руководить этим колоссальным строительством. Но говорят, что архитектор родился в Рафаэле не тогда, когда он составил новый, базиликальный план собора, а гораздо раньше, когда он числился еще учеником Перуджино и в картине
«Обручение Марии» написал свой идеальный храм.
Лев Х, опасаясь, как бы коварные французы, уже сманившие к себе Леонардо да Винчи, не искусили и Рафаэля, с одной стороны, задаривает его, а с другой – заваливает работой. По заказу папы Рафаэль работает над картонами для шпалер, предназначавшихся для Сикстинской капеллы, а также берётся за грандиозный проект лоджий внутреннего двора Ватикана, начатый еще Браманте. В 1513-1518 году по его проекту были возведены 13 аркад (так называемые ложи, или лоджии Рафаэля), которые его ученики расписали 52-мя фресками на библейские сюжеты. Всё это в совокупности называют «Библией Рафаэля».
Занятием, которое поглотило Рафаэля в последние годы его жизни, становятся археологические раскопки. Для возведения собора св. Петра нужно было много материала, который свозится со всех концов Рима, добывается в развалинах и катакомбах. Но делается это без системы, и многие памятники древности могут просто погибнуть. Поэтому папа поручает Рафаэлю смотреть, описывать и зарисовывать всё ценное, обнаруженное при раскопках. Дело неожиданно захватывает Рафаэля, он проводит в сырых и пыльных катакомбах многие часы и, готовя патрону детальные отчёты, начинает верить, что Бог предназначил ему спасти и восстановить величие и красоту Древнего Рима.
«Теперь он занят великим делом, которое будет изумлять будущий мир», - пишет о Рафаэле папский секретарь.
Любовь и смерть Рафаэля
«Вообще говоря, жил он не как живописец, а по-княжески», - заметит между делом Вазари, не особо расшифровывая, что имеет в виду. Но бедности Рафаэль точно не знал. К примеру, он не смущался вдвое поднять цену за фрески против оговоренной своему постоянному заказчику и другу, банкиру Агостино Киджи, для которого проектировал виллу Фарнезина, да и не может быть нищим по определению любимый художник двух римских пап.
При Льве Х Рафаэль стал и вовсе очень богат. Вблизи Ватикана он выстроил роскошный дом, спроектированный им самим в антично-римском стиле. Знакомые шутили, что такому дому для полноты совершенства недостаёт только красивой хозяйки, но от настойчивых попыток себя женить Рафаэль с изяществом уклонялся. Известно, что такие попытки предпринимал в Риме кардинал Биббиена, а в Урбино – любимый дядя Рафаэля, которого тот, рано осиротевший, называл вторым отцом. Для обоих Рафаэль находил самые убедительные формулировки, пояснявшие, что женитьба не слишком поможет, а честнее говоря, может даже помешать искусству.
Легенды о Рафаэле, основанные на воспоминаниях о нём его современников, рисуют его человеком любвеобильным и падким до женской красоты, однако точных имён его возлюбленных не знает никто. Известно, о связи его с некой Беатриче из Феррары, которая, скорее всего, была римской куртизанкой.
Легенда также приписывает Рафаэлю возвышенную любовь к некой Маргерите Лути, известной как Форнарина, дочери булочника либо торговца содой. Якобы, Рафаэль воспылал к привлекательной простолюдинке такой страстью, что даже отказывался работать, если её не было рядом, а на обороте картонов своих первых работ в Риме записывал сонеты о своей любви и вечной верности. Два его женских портрета ассоциируют с этой загадочной любовью –
«Форнарина» и «Донна Велата», а в Италии до сих пор водят туристов в домик на Виа Доротея, 20, где она, якобы, жила, - посмотреть на «окошко Форнарины». Но, возможно, этот романтический культ сложился уже после смерти Рафаэля.
Смерть Рафаэля остаётся загадкой, но у Вазари содержится весьма прозаическое (при всём драматизме) объяснение её причин:
«И вот однажды после времяпрепровождения еще более распутного, чем обычно, случилось так, что Рафаэль вернулся домой в сильнейшем жару, и врачи решили, что он простудился, а так как он в своем распутстве не признавался, ему по неосторожности отворили кровь, что его ослабило до полной потери сил, в то время как он как раз нуждался в их подкреплении. Тогда он составил завещание и первым делом, как христианин, отпустил из дому свою возлюбленную, обеспечив ей приличное существование, а затем разделил свои вещи между двумя учениками».
Впрочем, не исключено, что он просто сильно простудился в катакомбах.
Оплакивали умершего так неожиданно во цвете славы Рафаэля все и едва ли не больше всех – римский папа Лев Х. Друг Рафаэля поэт Пьетро Бембо написал эпитафию:
«Здесь лежит Рафаэль, кем опасалась Природа быть побеждённой навек и умерла вместе с ним».
Автор: Анна Вчерашняя