Замечательным образом получилось так, что с Одессой оказались в той или иной степени связаны практически все основные фигуры российского и украинского футуризма. Если же говорить о семье «отца русского футуризма», то в Южной Пальмире жили, учились, участвовали в выставках шестеро Бурлюков — почти вся семья.
«Одесса — морской порт: весь город устремляется улицами к Эвксинскому порту. Там я научился любить море…» — Давид Бурлюк
Давид Давидович Бурлюк (1882 — 1967) учился в Одесском художественном училище дважды, в 1900—1901 и 1910−1911 годах; в 1911-м году окончил его «по второму разряду», получив диплом учителя чистописания и рисования; дважды, в 1906 и 1907 годах, он участвовал в ежегодных выставках, организуемых в Одессе Товариществом Южнорусских художников, а также участвовал в обоих «Салонах» Владимира Издебского; в январе 1914-го вместе с Владимиром Маяковским, и Василием Каменским также дважды выступал в Русском театре во время знаменитого «Турне кубофутуристов»; среди его друзей было множество одесситов — Исаак Бродский, Бенедикт Лившиц, Владимир Баранов-Россине, Митрофан Мартыщенко, который известен нам под псевдонимом Греков.
Портрет песнебойца футуриста Василия Каменского
1916, 65.5×97 см
Работа Давида Бурлюка «Одесса (Порт)», написанная в 1910 году, стала знаковой — сам Бурлюк много раз исполнял различные варианты картины и неоднократно репродуцировал её в своём журнале «Color and Rhyme», а также экспонировал её на выставках в Нью-Йорке (ACA Gallery, 1958), Лондоне (Grosvenor Gallery, 1966) и других.
Скорее всего, именно в Одессе написан перекликающийся с этой работой знаменитый «Синтетический пейзаж» (1911), хранящийся в Государственном Русском музее в Санкт-Петербурге. Он многократно экспонировался Бурлюком на разных выставках под разными названиями. Так, в 1912 году на выставке «Бубновый валет» в Москве он был выставлен под названием «Синтетический пейзаж: элементы неба и моменты разложения плоскостей, интродуцированные в изображение с четырёх точек зрения». На выставке «Союза молодёжи» в том же году она уже называлась «Моменты разложения плоскостей и элементы ветра и вечера, интродуцированные в приморский пейзаж
(Одесса), изображённый с 4-х точек зрения».
Владимир Бурлюк учился вместе с братом в ОХУ в 1910−11 годах, его работы были представлены на состоявшейся в октябре 1906 года «XVII выставке картин Товарищества южнорусских художников», а также в обоих «Салонах» Издебского, где вызвали значительный резонанс.
Людмила Бурлюк — старшая из сестёр, — также экспонировала свои работы на двух выставках Товарищества Южнорусских художников, XVII-й и XVIII-й, состоявшихся соответственно осенью 1906 и 1907 годов. Согласно каталогу, на XVII-й выставке ТЮРХ Владимир выставил один этюд , Давид — шесть, а Людмила — четыре этюда. На следующей выставке Давид и Людмила выставлялись уже без Владимира — согласно каталогу, Давид выставил шесть этюдов, Людмила — один этюд . Все трое — Давид, Владимир и Людмила, — были членами Товарищества южнорусских художников.
Надежда Бурлюк — средняя из сестёр, — тоже «отметилась» в Одессе. Её рисунки (Надежде тогда было двенадцать лет) были выставлены в отделе детских рисунков второго «Салона» Издебского (февраль 1911 года).
Мать большого семейства Людмила Иосифовна принимала участие в обоих «Салонах» Владимира Издебского под девичьей фамилией Михневич — её работы были выставлены вместе с работами знаменитых сыновей.
Николай Бурлюк — единственный из всей семьи, кто попал в Одессу по делам, никак не связанным с искусством. В 1918−19 годах он служил в Одессе в радиодивизионе, причём сначала в войсках, подчинённых Гетьману Скоропадскому, затем у Петлюры, потом у белых, а затем при Красной Армии. И всё это на протяжении полугода. После радиодивизиона он перешёл на службу в морскую пограничную стражу. Наконец в июне 1919 года Николай демобилизовался и уехал в Херсон, где через год его ждала трагическая смерть.
Людмила Бурлюк — старшая из сестёр, — также экспонировала свои работы на двух выставках Товарищества Южнорусских художников, XVII-й и XVIII-й, состоявшихся соответственно осенью 1906 и 1907 годов. Согласно каталогу, на XVII-й выставке ТЮРХ Владимир выставил один этюд , Давид — шесть, а Людмила — четыре этюда. На следующей выставке Давид и Людмила выставлялись уже без Владимира — согласно каталогу, Давид выставил шесть этюдов, Людмила — один этюд . Все трое — Давид, Владимир и Людмила, — были членами Товарищества южнорусских художников.
Надежда Бурлюк — средняя из сестёр, — тоже «отметилась» в Одессе. Её рисунки (Надежде тогда было двенадцать лет) были выставлены в отделе детских рисунков второго «Салона» Издебского (февраль 1911 года).
Мать большого семейства Людмила Иосифовна принимала участие в обоих «Салонах» Владимира Издебского под девичьей фамилией Михневич — её работы были выставлены вместе с работами знаменитых сыновей.
Николай Бурлюк — единственный из всей семьи, кто попал в Одессу по делам, никак не связанным с искусством. В 1918−19 годах он служил в Одессе в радиодивизионе, причём сначала в войсках, подчинённых Гетьману Скоропадскому, затем у Петлюры, потом у белых, а затем при Красной Армии. И всё это на протяжении полугода. После радиодивизиона он перешёл на службу в морскую пограничную стражу. Наконец в июне 1919 года Николай демобилизовался и уехал в Херсон, где через год его ждала трагическая смерть.
Итак, шестеро из семейства Бурлюков оставили свой след в Одессе. Но, конечно, первый, главный, незабываемый — след Давида Давидовича.
В 1994 году издательство «Пушкинский фонд» в Санкт-Петербурге наконец опубликовало рукопись Давида Бурлюка «Фрагменты из воспоминаний футуриста», присланную автором для публикации в СССР ещё в 1929 году. Вот что Бурлюк пишет о самом первом знакомстве с Одессой:
«1902 год, однако, я уже учился в Одесском художественном училище: Преображенская, 25 (автор ошибся — он учился в Одессе в 1900—1901 годах — прим. автора). Лето 1902 года было для меня «историческим». Я начал писать красками — запоем. Мой отец Давид Фёдорович нашёл хорошую службу управляющего в имении «золотая Балка» Святополка-Мирского. <…> Отец дал мне сто рублей: я поехал в Одессу и вернулся в «Золотую Балку», на берег Днепра с целой корзинкой прекрасных красок. Теперь ночной сторож будил меня, когда начинали тускнеть очи украинских звёзд, когда над запорожским Днепром начинала индеветь пелена тумана в холодеющем перед рассветом холодном воздухе, и я, схватив с вечера приготовленный ящик с красками, бежал писать на берег Днепра весенний рассвет, мазанки запорожцев, голубые дали и вербы, осокори и степные курганы. Так продолжалось до осени.
Когда я привёз в Одессу триста пятьдесят таких этюдов, то Александр Попов-Иорини (Бурлюк соединил двух преподавателей — прим. автора), Ладыженский и К.К. Костанди не только не похвалили меня, но даже сделали выговор, что это «не искусство, а какое-то фабричное производство».
«1902 год, однако, я уже учился в Одесском художественном училище: Преображенская, 25 (автор ошибся — он учился в Одессе в 1900—1901 годах — прим. автора). Лето 1902 года было для меня «историческим». Я начал писать красками — запоем. Мой отец Давид Фёдорович нашёл хорошую службу управляющего в имении «золотая Балка» Святополка-Мирского. <…> Отец дал мне сто рублей: я поехал в Одессу и вернулся в «Золотую Балку», на берег Днепра с целой корзинкой прекрасных красок. Теперь ночной сторож будил меня, когда начинали тускнеть очи украинских звёзд, когда над запорожским Днепром начинала индеветь пелена тумана в холодеющем перед рассветом холодном воздухе, и я, схватив с вечера приготовленный ящик с красками, бежал писать на берег Днепра весенний рассвет, мазанки запорожцев, голубые дали и вербы, осокори и степные курганы. Так продолжалось до осени.
Когда я привёз в Одессу триста пятьдесят таких этюдов, то Александр Попов-Иорини (Бурлюк соединил двух преподавателей — прим. автора), Ладыженский и К.К. Костанди не только не похвалили меня, но даже сделали выговор, что это «не искусство, а какое-то фабричное производство».
А вот ещё один фрагмент из воспоминаний Бурлюка: «1900−1 год в Одесском художественном училище я был переведен по рисованию в фигурный класс, а по живописи в головной. Встреча здесь с художником-учеником Исааком Бродским, с Тимофеем Колца, с Анисфельдом, с Мартыщенко и Овсяным (умер вскоре в туманах Питера) соединила меня дружескими узами с Одессой.
Мой колорит ознакомился с лиловатыми гаммами русского импрессиониста Костанди, и когда я в 1901−2 году опять появился в Казани, затосковав по своим казанским друзьям, то в бесконечном количестве привезенных опять на берега мной этюдов юга было гораздо больше мягкости и понимания тональности».
Мой колорит ознакомился с лиловатыми гаммами русского импрессиониста Костанди, и когда я в 1901−2 году опять появился в Казани, затосковав по своим казанским друзьям, то в бесконечном количестве привезенных опять на берега мной этюдов юга было гораздо больше мягкости и понимания тональности».
Цветущая сирень
1902, 70×93 см
В Государственном архиве Одесской области среди дел Одесского художественного училища сохранился фрагмент личного дела Давида Бурлюка, из которого следует, что он, сын мещанина (рядового в запасе) Херсонской губернии, православного вероисповедания, был 1 сентября 1900 года допущен к экзамену в III класс и по результатам экзамена принят в III класс. Учился на 3 и 4, пропустил 17 занятий, был переведен в IV класс и выбыл 24 мая с выдачей удостоверения за № 58.
Есть в воспоминаниях Давида Давидовича и адрес, по которому он жил в Одессе. Этот фрагмент из воспоминаний Бурлюка под названием «Мое пребывание в Казанской художественной школе», продиктованных в 1930-м году, существовавший в виде машинописи с правками Марии Никифоровны Бурлюк, опубликован теперь в книге Ноберта Евдаева «Давид Бурлюк в Америке»: «Вторая зима в Казани (1901−1902) Предыдущую зиму, таковую вторую в моей жизни, посвященной палитре, и кистям я провел в Одессе. Родитель мой, получив место на юге, в имении у Днепра — посоветовал мне так далеко не ехать, а перевестись в Одесское художественное училище. Я послушался. Отправился в Одессу. Я жил тогда в Одессе «пыльной»… "
Есть в воспоминаниях Давида Давидовича и адрес, по которому он жил в Одессе. Этот фрагмент из воспоминаний Бурлюка под названием «Мое пребывание в Казанской художественной школе», продиктованных в 1930-м году, существовавший в виде машинописи с правками Марии Никифоровны Бурлюк, опубликован теперь в книге Ноберта Евдаева «Давид Бурлюк в Америке»: «Вторая зима в Казани (1901−1902) Предыдущую зиму, таковую вторую в моей жизни, посвященной палитре, и кистям я провел в Одессе. Родитель мой, получив место на юге, в имении у Днепра — посоветовал мне так далеко не ехать, а перевестись в Одесское художественное училище. Я послушался. Отправился в Одессу. Я жил тогда в Одессе «пыльной»… "
«…Поселился в доме номер 9 по Преображенской улице как раз наискосок от школы. Позже через десять лет вернувшись в Одесское художественное училище, чтобы «получить диплом», опять пришел в этот же старый дом, поднялся на тот же этаж в ту же квартиру: и поселился «чтобы вполне себя чувствовать учеником, в той же комнате: «под крышей», с окнами бойницами, где по потолку Воронцовский маяк проводил полосы своих огней. Пол в комнате был наискось, упавшая гантель, с которой гимнастировали, катилась с грохотом до наружной стены.
Одесса — морской порт: весь город устремляется улицами к Эвксинскому порту. Там я научился любить море».
Гантеля, с которой гимнастировали, была, конечно же, гантелей Владимира Бурлюка. Давид часто жаловался на то, что Владимир упражнялся, а носить гантелю приходилось ему, старшему брату. В Музее изобразительных искусств в Лионе хранится портрет
Владимира Бурлюка кисти Михаила Ларионова, на котором тот изображён со знаменитой гантелей.
Осенью 1910 года Давид Бурлюк вновь поступает в Одесское художественное училище. Позади — годы учёбы в Казанском художественном училище (1899−1900, 1901−1902 г. г.); неудачная попытка поступления в Академию Художеств в Санкт-Петербурге в 1902 году — тогда в Академию поступила старшая из сестёр Людмила, а Давид «провалился» на рисунке с натуры — ему досталось место в конце зала, откуда он почти ничего не видел единственным «рабочим» глазом; затем была учёба в Мюнхене и Париже, куда он позвал с собой и Владимира.
Именно с Владимиром он приезжает учиться в Одессу. У каждого из братьев были свои веские причины: Владимиру нужно было спасаться от неизбежной солдатчины, а Давид хотел получить диплом, дающий право преподавания в средних учебных заведениях. Такие дипломы ОХУ начало выдавать только в 1902 году, то есть уже после первого «захода» Давида Бурлюка на учёбу в Одессу.
Именно с Владимиром он приезжает учиться в Одессу. У каждого из братьев были свои веские причины: Владимиру нужно было спасаться от неизбежной солдатчины, а Давид хотел получить диплом, дающий право преподавания в средних учебных заведениях. Такие дипломы ОХУ начало выдавать только в 1902 году, то есть уже после первого «захода» Давида Бурлюка на учёбу в Одессу.
Бенедикт Лившиц, Николай Бурлюк, Владимир Маяковский, Давид Бурлюк и Александр Крученых
Владимир Маяковский
1925
Давид Давидович понимал, что, не имея законченного художественного образования, он не будет иметь профессионального статуса и ему будет трудно зарабатывать деньги на жизнь. Доходы от продажи картин были скромными. Он твердо решает завершить свое художественное образование. «…Зиму 1910−11 я и Володя учились в Одессе, где я получил диплом окончания „Одесского худучилища“ с правом быть учителем искусств в средних учебных заведениях. В России — без диплома -заработок денег был немыслим» — эти его слова опубликованы в 55-м номере журнала «Color & Rhyme».
Давид Давидович неоднократно писал о знакомстве и сотрудничестве с Кандинским: «Сезоном 1910−1911 гг. я оканчиваю в одну зиму Одесское художественное училище. Здесь началась связь с Мюнхеном: „Голубой всадник“, и с Василием Васильевичем Кандинским».
Ранние работы Василия Кандинского хранятся в Одесском художественном музее (фото — Артхив)
В своих «Фрагментах их воспоминаний футуриста» Давид Бурлюк пишет:
«Ещё гораздо более радикальным между тем оказалось лето 1910 года. Здесь уже были написаны неоимпрессионистические этюды Днепра. К нам приезжали и работали с нами некоторое время Михаил Фёдорович Ларионов, а затем Лентулов. <…> Подобная работа воспроизведена в „Голубом всаднике“ Кандинского. У нас в Одессе осенью, Преображенская, 9, был проездом Василий Васильевич Кандинский, и мы отныне стали его соратниками в проповеди нового искусства в Германии».
«Ещё гораздо более радикальным между тем оказалось лето 1910 года. Здесь уже были написаны неоимпрессионистические этюды Днепра. К нам приезжали и работали с нами некоторое время Михаил Фёдорович Ларионов, а затем Лентулов. <…> Подобная работа воспроизведена в „Голубом всаднике“ Кандинского. У нас в Одессе осенью, Преображенская, 9, был проездом Василий Васильевич Кандинский, и мы отныне стали его соратниками в проповеди нового искусства в Германии».
Одесса, ул. Преображенская, дом 9
Дом, в котором жили в Одессе Давид и Владимир Бурлюк, и ныне находится в прекрасном состоянии. А вскоре на его фасаде появится мемориальная доска, посвящённая «Отцу русского футуризма».
Текст предоставил Евгений Деменок, автор книги «Новое о Бурлюках» (2014).
Титульная иллюстрация: Давид Бурлюк, «Одесса»
Титульная иллюстрация: Давид Бурлюк, «Одесса»
Евгений Деменок (слева), Давид Бурлюк (справа)
