Тарас Максимюк известен среди коллекционеров, как человек, вернувший из забвения представителя украинского модерна Михаила Жука, и как владелец одной из ключевых его работ — панно «Белое и черное». Но это далеко не все: приоткрываем дверь в сокровищницу собирателя, слушая его рассказ. Истории — просто невероятные!
Тарас Иванович Максимюк — заслуженный работник культуры Украины, вице-председатель Одесского отделения Украинского фонда культуры, почетный член Всеукраинского союза краеведов и Одесского общества коллекционеров, член Национального союза журналистов. В его собрании — внушительный архив реликвий (рукописей, документов), и работы не только М. Жука, но и других представителей украинского искусства.
Наш отдельный репортаж — «Сецессион одного поэта, или Портрет одного Жука» Фото - Олег Владимирский
«…дети Михаила Жука работы не хранили… Продавали все. У них на одной из работ мотоцикл стоял… Однажды я наткнулся на рулон, в который были свернуты 7 кусков…»
«…выхожу из дома, — тогда, в 1972-м, — и в подворотне лежит куча-мала: поломанные, порванные картины, какие-то скульптуры, альбомы… И чем же это оказалось?»
Находки — как в Голливудском сюжете! Впрочем, обо всем по порядку — о коллекции, коллекционере, времени и возможностях… Большие коллекции, говорят, делаются на больших состояниях. Но в стране с тремя «С» в названии, победившей большие состояния, их не было даже у власть имущих — все было, а состояний не было. И большие коллекции тоже были не у них, хотя они их и распродавали, тайно.
Все в стране СССР было странно: коллекционеры были, но не приветствовались, большие художники были, но… в отсутствии больших состояний шли «за недорого» или вовсе не шли. Как в СССР можно было стать коллекционером, не имея гроша за душой?
…Тарас, переселенный в 1945-м с семьей из польского города Холм (Хелм) в немецкую колонию Шпеер (позже — Песчаный Брод Николаевской области), не обладал потомственным капиталом, да и в будущем его не обрел. А коллекционером стал. Потому что проснулась в нем эта алчба диковинного, и люди значимые судьбой ему были посланы. Кто из школьников не собирал значки, марки или открытки? У Тараса Максимюка к двадцати годам собралась приличная коллекция. Но импульс ему был дан иной. В 1952 году семья перебирается в Николаев, и там Тарас встречает своего Учителя.
Все в стране СССР было странно: коллекционеры были, но не приветствовались, большие художники были, но… в отсутствии больших состояний шли «за недорого» или вовсе не шли. Как в СССР можно было стать коллекционером, не имея гроша за душой?
…Тарас, переселенный в 1945-м с семьей из польского города Холм (Хелм) в немецкую колонию Шпеер (позже — Песчаный Брод Николаевской области), не обладал потомственным капиталом, да и в будущем его не обрел. А коллекционером стал. Потому что проснулась в нем эта алчба диковинного, и люди значимые судьбой ему были посланы. Кто из школьников не собирал значки, марки или открытки? У Тараса Максимюка к двадцати годам собралась приличная коллекция. Но импульс ему был дан иной. В 1952 году семья перебирается в Николаев, и там Тарас встречает своего Учителя.
В 1956 году 13-летний школьник пришел в краеведческий музей и познакомился с его сотрудником — легендарным археологом Феодосием Каминским. Каминский (1888−1978) участвовал в знаменитой экспедиции Картера в Египте, был знаком с Грушевским, Лесей Украинкой, которая подарила ему бандуру… Этой встрече Тарас Максимюк обязан двумя своими главными увлечениями — археологией и украинистикой.
Ф. Каминский в кабинете директора Николаевского историко-археологического музея
Начала: открытки и песни, Судковский и Ждаха
Занимаясь краеведением, Тарас Максимюк начинает собирать работы художника-мариниста Руфина Судковского. Ну, как собирать? В открытках, конечно, в репродукциях.«Я стал собирать все, что было связано с Руфином Судковским. Он родом из Очакова, отец его был священником. Уже живя в Одессе, я пошел в научную библиотеку, познакомился с сотрудницами отдела искусств. Это было мое „вхождение“ в историю украинского искусства. Я искал работы Судковского по всему Советскому Союзу, переписывался с музеями, они мне присылали репродукции, меня интересовали работы из частных собраний, я ходил по коллекционерам — застал еще старую гвардию. В Одесском художественном музее есть пять или семь работ Судковского».
Портрет
Р. Судковского кисти А. Корзухина
Руфин Гаврилович Судковский (1850−1885) посещал рисовальную школу Одесского общества любителей искусства. (Кстати, в эти же годы там учился Михаил Врубель).
Проучившись пять лет в Петербургской Академии художеств, Судковский уезжает за границу — шлифовать свой талант.
В 1880-х годах он становится широко известным, к его творчеству ревнует Айвазовский, Куинджи обвиняет его в плагиате.
В 1881 году Судковскому присваивают звание академика. Его коллеги по живописному творчеству в редком единодушии признают его мощный, своеобразный талант.
В 1885 году Р. Судковский заболевает брюшным тифом и умирает.
Проучившись пять лет в Петербургской Академии художеств, Судковский уезжает за границу — шлифовать свой талант.
В 1880-х годах он становится широко известным, к его творчеству ревнует Айвазовский, Куинджи обвиняет его в плагиате.
В 1881 году Судковскому присваивают звание академика. Его коллеги по живописному творчеству в редком единодушии признают его мощный, своеобразный талант.
В 1885 году Р. Судковский заболевает брюшным тифом и умирает.
На берегу моря
1882, 128×72 см
С 1963 года Тарас Максимюк начинает собирать все, что связано с историей культуры Украины — марки, экслибрисы, писанки… В 1968 году вместе с еще двумя собирателями он представил свое собрание писанок в Одесском археологическом музее. Это была первая демонстрация экспонатов из его коллекции.
В коллекции появляются дореволюционные открытки с иллюстрациями одесского художника Амвросия Ждахи к украинским песням. В итоге у Т. Максимюка находится часть архива Амвросия Ждахи (и больше сотни эскизов писанок, рушников и народных костюмов), иллюстрировавшего произведения украинских авторов (он был первым из украинских графиков, комплексно оформлявшим «Кобзаря» Шеченко), «Слово о Полку Игореве», «Евангелие», «Илиаду» и «Одиссею». «По инициативе знаменитого украинского композитора Мыколы Лысенко, Ждаха выполнил для киевского издательства „Час“ серию акварельных рисунков, которые были использованы для выпуска открыток, иллюстрировавших народные украинские песни. За три года было выпущено двадцать восемь миниатюр с нотами и текстами песен» — читаем, и отмечаем, что со временем Тарас Иванович издаст набор открыток с иллюстрациями к песням, сопроводив его текстами песен.
«В 67-м году я закончил Водный институт и стал вхож, кроме археологического и художественного музея, еще и в музей западного и восточного искусства. Собиравшиеся там люди — художник Олег Соколов и вся компания, — сильно на меня повлияли. Они устраивали выставки из частных коллекций… Куда мы ходили в первую очередь? В Дом книги (магазин — прим. ред.). Там я познакомился с Сергеем Зеноновичем Лущиком (1925−2015) и узнал о существовании Секции книги в Доме ученых. От Лущика я впервые услышал о Михаиле Жуке.
Лущик мне дал адрес, и я пошел к сыну Жука. У него было два сына, их портреты от Лущика перешли в киевский музей» — рассказывает Тарас Иванович.
Лущик мне дал адрес, и я пошел к сыну Жука. У него было два сына, их портреты от Лущика перешли в киевский музей» — рассказывает Тарас Иванович.
Фотографии из архива Н. Лавейко-Жук (внучки М. Жука)
«Лущик продавал, менял то, что ему было не так интересно. Что-то он отдал во Львов.
Иван Иванович Володин, сосед Лущика по коммунальной квартире, купил у сыновей Жука панно „Казка“, теперь оно находится в Херсоне. А я не успел его купить! Если бы я его купил, то тоже выставлял бы отдельно. Оно размером где-то в треть от „Белого и черного“.
— Но какие-то работы Жука у Лущика остались?
— Остались, конечно. Самые лучшие. В первую очередь — портрет Николая Шрага, сына украинского деятеля, адвоката Ильи Шрага. Портрет самого Ильи Шрага есть на открытке 1919 года. А у Лущика — портрет его сына, с виолончелью.
— Дети Жука работы не особо хранили?
— Продавали все. У них на одной из работ мотоцикл стоял. Приезжала к ним из Чернигова Ирина Коцюбинская и покупала работы в музей отца, Михаила Коцюбинского. Я по мере возможностей покупал работы у младшего сына Жука. Однажды я наткнулся на рулон, в который были свернуты 7 кусков…».
Иван Иванович Володин, сосед Лущика по коммунальной квартире, купил у сыновей Жука панно „Казка“, теперь оно находится в Херсоне. А я не успел его купить! Если бы я его купил, то тоже выставлял бы отдельно. Оно размером где-то в треть от „Белого и черного“.
— Но какие-то работы Жука у Лущика остались?
— Остались, конечно. Самые лучшие. В первую очередь — портрет Николая Шрага, сына украинского деятеля, адвоката Ильи Шрага. Портрет самого Ильи Шрага есть на открытке 1919 года. А у Лущика — портрет его сына, с виолончелью.
— Дети Жука работы не особо хранили?
— Продавали все. У них на одной из работ мотоцикл стоял. Приезжала к ним из Чернигова Ирина Коцюбинская и покупала работы в музей отца, Михаила Коцюбинского. Я по мере возможностей покупал работы у младшего сына Жука. Однажды я наткнулся на рулон, в который были свернуты 7 кусков…».
"Белое и черное"
Что бы ни говорил Тарас Максимюк о других значительных работах Михаила Жука, панно «Белое и черное», оказавшееся в этих семи рулонах, — одна из самых известных его работ.
Своей популярностью работа в немалой степени обязана коллекционеру. Наткнувшись на открытку 1918 года, на которой была репродукция этого панно, Тарас Иванович понял, что собой представляют эти «разрозненные» куски, насколько они значимы и каков масштаб работы. И он изобрел нетрадиционный для наших пенатов способ экспонирования — выставку одной картины.
Коллекционер гордится еще одним своим ноу-хау. Он придумал весьма оригинальный пригласительный билет. На первой странице, помимо слова «Запрошення», помещено факсимиле подписи художника и стихотворение Михаила Жука «Бiле i чорне».
Коллекционер гордится еще одним своим ноу-хау. Он придумал весьма оригинальный пригласительный билет. На первой странице, помимо слова «Запрошення», помещено факсимиле подписи художника и стихотворение Михаила Жука «Бiле i чорне».
Бiлим i чорним хотiв би я бути:
В нiчку щоб ясно свiтить,
Вдень же стояти, мов велетень скрути, —
В кожному серцi болiть…
Внутри приглашения на одной странице - текст и автопортрет М. Жука из собрания Т. Максимюка, а на другой — этакий загадочный пазл: в рамке, очерчивающей форму панно, приведены лишь несколько его фрагментов. Так сохраняется интрига того, что ожидает зрителя на выставке. Но самое интересное — обратная сторона пригласительного билета: там располагается карта с отметками мест и лет демонстрации картины.
Внутри приглашения на одной странице - текст и автопортрет М. Жука из собрания Т. Максимюка, а на другой — этакий загадочный пазл: в рамке, очерчивающей форму панно, приведены лишь несколько его фрагментов. Так сохраняется интрига того, что ожидает зрителя на выставке. Но самое интересное — обратная сторона пригласительного билета: там располагается карта с отметками мест и лет демонстрации картины.
Панно все время в пути. О перипетиях этого «путешествия» у Тараса Ивановича масса воспоминаний, ведь перевозить его не так-то просто, в оформленном виде его размер — 2,1 м Х 3,1 м.
В 2006 и 2007 годах «Бiле i чорне» экспонируется в Америке (в Чикаго и Нью-Йорке) на выставке украинского модерна.
О художнике мы рассказывали в связи с проходившей в Одессе выставкой портретов из коллекции Т. Максимюка. Тарас Иванович знает жизнь любимого художника досконально, включая и то, где и у кого находятся работы мастера. Мы попросили рассказать об аресте Михаила Жука.
— Жука арестовали где-то в 30-м — на волне процесса «Спiлки визволення України». Просидел он недолго — от 3 до 6 месяцев. Это было время, когда давали большие сроки и расстреливали. Мой Учитель, Феодосий Тимофеевич Каминский получит пять лет, а потом — еще семь и, в общем, до 1954 года он сидел. А Жука, вроде бы, выпустили потому, что он как керамист понадобился для военной промышленности. К 1932 году от Жука-модерниста ничего не осталось. Он писал портреты, ушел в керамику. А в 37-м году он, очень вовремя, уехал на фарфоровые заводы в Подмосковье и пережил там самые опасные годы. Делал посуду для пролетариата — ведь одноразовой посуды еще не было…
Семья осталась в Одессе, и в 39-м он вернулся. Здесь сохранился весь его архив, который он перевез еще в 1925-м — письма, книги, портреты… В Одессе Жук был проректором Политехникума искусств. Во время войны он с семьей остался в Одессе, но из училища ушел. В отличие от Божия, портретов Гитлера и Антонеску не писал. После освобождения его не тронули".
— Жука арестовали где-то в 30-м — на волне процесса «Спiлки визволення України». Просидел он недолго — от 3 до 6 месяцев. Это было время, когда давали большие сроки и расстреливали. Мой Учитель, Феодосий Тимофеевич Каминский получит пять лет, а потом — еще семь и, в общем, до 1954 года он сидел. А Жука, вроде бы, выпустили потому, что он как керамист понадобился для военной промышленности. К 1932 году от Жука-модерниста ничего не осталось. Он писал портреты, ушел в керамику. А в 37-м году он, очень вовремя, уехал на фарфоровые заводы в Подмосковье и пережил там самые опасные годы. Делал посуду для пролетариата — ведь одноразовой посуды еще не было…
Семья осталась в Одессе, и в 39-м он вернулся. Здесь сохранился весь его архив, который он перевез еще в 1925-м — письма, книги, портреты… В Одессе Жук был проректором Политехникума искусств. Во время войны он с семьей остался в Одессе, но из училища ушел. В отличие от Божия, портретов Гитлера и Антонеску не писал. После освобождения его не тронули".
Но вернемся к «Белому и черному». Интересна история прототипов этой картины.
В Черниговской духовной семинарии учеником М. Жука был, впоследствии знаменитый, поэт Павло Тычина. Несмотря на разницу в возрасте, ученика и учителя крепко сдружила любовь к украинской культуре. И, конечно, Михаил Иванович знал историю любовного треугольника…
Для белого и черного ангелов Жук выбрал Тычину и Полину Коновал, в которую поэт был безответно влюблен. Сестра Полины, Инна, в свою очередь, была безответно влюблена в Павла. Девушка рано умерла, и Тычина посвятил ей стихотворение «Панна Инна».
В Черниговской духовной семинарии учеником М. Жука был, впоследствии знаменитый, поэт Павло Тычина. Несмотря на разницу в возрасте, ученика и учителя крепко сдружила любовь к украинской культуре. И, конечно, Михаил Иванович знал историю любовного треугольника…
Для белого и черного ангелов Жук выбрал Тычину и Полину Коновал, в которую поэт был безответно влюблен. Сестра Полины, Инна, в свою очередь, была безответно влюблена в Павла. Девушка рано умерла, и Тычина посвятил ей стихотворение «Панна Инна».
О панно Інно, панно Інно!
Я — сам. Вікно. Сніги…
Сестру я Вашу так любив —
Дитинно, злотоцінно.
Любив? — Давно. Цвіли луги…
О люба Інно, ніжна Iнно,
Любові усміх квітне раз — ще й тлінно.
Сніги, сніги, сніги…
Я Ваші очі пам’ятаю,
Як музику, як спів.
Зимовий вечір. Тиша. Ми.
Я Вам чужий — я знаю.
А хтось кричить: ти рідну стрів!
І раптом — небо… шепіт гаю…
О ні, то очі Ваші.— Я ридаю.
Сестра чи Ви? — Любив…
1915
Цветы вокруг ангелов отсылают к саду Михаила Коцюбинского, в котором собирался весь цвет представителей черниговской литературной жизни.
Работы М. Жука из коллекции Т. Максимюка
Другие дары из сокровищ Максимюка
Но не Жуком единым богата коллекция Тараса Максимюка. Есть у Тараса Ивановича деревянные скульптуры Николая Степанова, удивительного одесского скульптора, чьи работы украшают наш город и воплощают одесский миф.
Интересна история работ еще одного украинского одесского художника, представленного в коллекции Тараса Ивановича Максимюка.
— В субботу утром выхожу из дома, и в подворотне — а тогда, в 1972-м, слава Богу, не было альтфатеров (мусорных баков), — лежит куча-мала: картины, поломанные, порванные, какие-то скульптуры, альбомы… Недолго думая, я за час все перенес к себе. И чем же это оказалось?
В нашем доме была квартира от украинского театра. Там жил Юра Коваленко со своей первой женой — Юра работал художником в украинском театре. Когда он ушел к другой женщине, жена все оставшееся порвала и выбросила. Я подобрал и долго приводил в порядок. С Юрой я тогда не был знаком, а когда мы познакомились, он подарил мне небольшую работу маслом. Я у него и дома бывал, мы выпивали, а я никак не мог рассказать ему о своей находке… И вот мне пришла в голову идея устроить «Выставку из подворотни». Я нашел подворотню — в Музее западного и восточного искусства. Она закрытая и вход в нее с музея. И как-то решился: мы сидели в кафе, выпили грамм по сто грамм, и я говорю: «Юра, можно я сделаю выставку твоих работ?» Не помню точно, что он ответил, но выставку разрешил.
У меня было работ 40−50. И я придумал такой пригласительный: фотография Юры на фоне портрета Сталина — он служил где-то в Ленинакане — в гимнастерке, молодой. И я зашифровал: «Ю… К… я… м. н. з…» — «Юрій Коваленко, якого ми не знаємо». Показал эти пригласительные несколькими коллекционерам и расшифровал. Они хмыкнули — мы же коллекционеры, как это мы не знаем, он же фундаментальный художник? Юра, когда пришел на выставку, он просто сел — он не помнил эти работы! Ходил, смотрел… там сотни зарисовок.
Он потом дарил мне работы просто так. Я могу создать музей Юрия Коваленко.
В нашем доме была квартира от украинского театра. Там жил Юра Коваленко со своей первой женой — Юра работал художником в украинском театре. Когда он ушел к другой женщине, жена все оставшееся порвала и выбросила. Я подобрал и долго приводил в порядок. С Юрой я тогда не был знаком, а когда мы познакомились, он подарил мне небольшую работу маслом. Я у него и дома бывал, мы выпивали, а я никак не мог рассказать ему о своей находке… И вот мне пришла в голову идея устроить «Выставку из подворотни». Я нашел подворотню — в Музее западного и восточного искусства. Она закрытая и вход в нее с музея. И как-то решился: мы сидели в кафе, выпили грамм по сто грамм, и я говорю: «Юра, можно я сделаю выставку твоих работ?» Не помню точно, что он ответил, но выставку разрешил.
У меня было работ 40−50. И я придумал такой пригласительный: фотография Юры на фоне портрета Сталина — он служил где-то в Ленинакане — в гимнастерке, молодой. И я зашифровал: «Ю… К… я… м. н. з…» — «Юрій Коваленко, якого ми не знаємо». Показал эти пригласительные несколькими коллекционерам и расшифровал. Они хмыкнули — мы же коллекционеры, как это мы не знаем, он же фундаментальный художник? Юра, когда пришел на выставку, он просто сел — он не помнил эти работы! Ходил, смотрел… там сотни зарисовок.
Он потом дарил мне работы просто так. Я могу создать музей Юрия Коваленко.
Работа Юрия Коваленко, найденная Одесским музеем современного искусства (МСИО) в подвале одесского Союза художников и отреставрированная. Собственность МСИО
Работы Ю. Коваленко из коллекции Т. Максимюка
Густинский монастырь. 1980
Хоккеисты
Влюбленные
Двуликий
Свою коллекцию Тарас Иванович носит в «портфеле»: в небольшом альбоме — открытки с репродукциями картин. Не думаю, что они приносят большую прибыль коллекционеру, отпечатавшему их, но таким образом он пропагандирует украинское искусство и, должно быть, они представляют интерес для филокартистов, ведь тиражи открыток небольшие.
Вадим Целоусов.
Портрет Тараса Максимюка
Подарено к 60-летию
Коллекционер показывает свой альбом.
«Вот это работа Вали Филиппенко, нашел в 1981 году на куче строительного мусора. Был такой коллекционер — Кораблев, он руководил лагерями в Бессарабии. Потом стал собирать живопись, начал сниматься в кино, в массовке. У него я купил работу Ганского 1888 года… Это работа Теофила Фраермана… Саши Ройтбурда, я купил ее в 1982 году за 25 рублей, 5 рублей я ему еще должен… Коля Прокопенко, Толя Кравченко…».
«Вот это работа Вали Филиппенко, нашел в 1981 году на куче строительного мусора. Был такой коллекционер — Кораблев, он руководил лагерями в Бессарабии. Потом стал собирать живопись, начал сниматься в кино, в массовке. У него я купил работу Ганского 1888 года… Это работа Теофила Фраермана… Саши Ройтбурда, я купил ее в 1982 году за 25 рублей, 5 рублей я ему еще должен… Коля Прокопенко, Толя Кравченко…».
Станислав Сычев.
На берегу
Из коллекции Т. Максимюка
Серафим Чаркин.
Портрет Тараса Максимюка
У коллекционера есть мечта о «Тарасовом доме». Он уже сегодня готов подарить городу музеи Михаила Жука, Амвросия Ждахи, Юрия Коваленко и Тараса Шевченко, коллекция раритетов которого у него тоже имеется.
У Траса Ивановича много чего имеется — разбросанного по разным местам обитания и музейным экспозициям, даже «письмо о портфеле графа Ланжерона»: Ланжерон где-то в Измаиле потерял портфель, и некий поляк из Петербурга в 1796 году пишет ему о том, что его портфель найден.
Не знаю, как много помещалось в портфель Ланжерона, но «портфель» Тараса Максимюка просто распирает от подобранных «на свалке времени» сокровищ, и он, как никто другой, стремится сделать их всеобщим достоянием.
Не знаю, как много помещалось в портфель Ланжерона, но «портфель» Тараса Максимюка просто распирает от подобранных «на свалке времени» сокровищ, и он, как никто другой, стремится сделать их всеобщим достоянием.
