Борис
Дмитриевич Григорьев

Борис Дмитриевич Григорьев (23 июля 1886, Москва – 7 февраля 1939, Кань-сюр-Мер, Франция) – русский и французский художник-авангардист, «историк славянской души», живописец, график, писатель.

Особенности творчества художника Бориса Григорьева: имя Бориса Григорьева на его родине было забыто на долгие годы, его практически не вспоминали, причисляя к «белым эмигрантам». Но до отъезда за рубеж в 1919 году он был чрезвычайно обласкан прессой и вниманием современников. Его рисунки ценили (художественный критик Николай Пунин называл их «парадоксом на плоскости»), а выставки имели самый широкий резонанс. Острый колорит, ритмическая структура, эмоциональность и интуитивность были присущи каждой работе художника. Григорьев был одним из самых дорогих и престижных портретистов России 1910-х гг. и сохранил это звание, уже работая за границей. Альбом Григорьева «Расея», выпущенный в 1918 году, в разгар революционного вихря, охватившего всю страну, стал попыткой понять русского человека как природный феномен.

Известные картины художника Бориса Григорьева: цикл рисунков и картин «Расея» (1, 2, 3), цикл рисунков и картин «Intimite» («Интимность») (1), "Лики России", "Лики мира", портрет В.Мейерхольда, портрет М.Горького, портрет С.Рахманинова, портрет Шаляпина, портрет Н.Рериха.

Удивительная история семьи художника
Мать Бориса Григорьева, урожденная Клара Иоганновна Линденберг, происходила из шведской семьи. Ее отец, Иоганн фон Линденберг, был морским капитаном, а позже служил русским консулом в Сан-Франциско, где Клара получила образование в англо-американском пансионате. В 1866 году Линденберг, к тому времени вице-губернатор Аляски, внезапно умер; на пути в Европу его семья – жена, двое дочерей и двое сыновей - попала в кораблекрушение и чудом спаслась, потеряв практически все имущество. В Лозанне Клара продолжила образование во французском пансионе, позже закончила Лозаннский университет. После смерти матери браться и сестры переехали на родину отца, в Ригу, а Клара Линденберг устроилась гувернанткой в богатую петербургскую семью. Здесь ее и встретил Дмитрий Григорьев. Это была любовь с первого взгляда: вдвое старше, обремененный семьей и детьми, Дмитрий настоял на своем и получил развод, чтобы жениться на несравненной Кларе.

В своих воспоминаниях Борис Григорьев писал: «Отец давал маме достаточно средств на содержание дома и семьи, и роль его этим исчерпывалась. В остальном каждый из них жил своей раздельной жизнью. Этим и объясняется та странно-беспечная, беспорядочная домашняя обстановка, в которой я рос». Сын ремесленника, Дмитрий Григорьев начинал свою карьеру как посыльный банка, получил высшее коммерческое образование и в зрелые годы достиг завидного положения, заняв пост управляющего Рыбинским отделением Волжско-Камского коммерческого банка.

Детство на волжских берегах
Семья переехала в Рыбинск, когда Борису было 6 лет, и поселилась на втором этаже особняка, стоявшего на набережной Волги. В распоряжении детей была огромная библиотека, шлюпка, лошади, голубятня… Семья имела свою ложу в Оперном театре, Григорьевы регулярно ездили на спектакли в Москву и Петербург. Каждый из них получил начальное музыкальное образование и умел играть на одном, а то и н нескольких инструментах. Жизнь в доме бурлила, гости бывали ежедневно; на половине братьев регулярно ставили спектакли.

В 1899 году приходит очередь Бориса продолжить обучение по семейной линии: как и два его брата, он поступает в Московскую практическую академию коммерческих наук. Но в 1902 году его призвание – живопись – настолько вытесняет из его жизни все остальное, что Григорьев оставляет обучение и держит «труднейший экзамен» в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Клара Иоганновна, узнав об этом поступке сына, выступает категорически против обучения ее Бореньки с «длинноволосыми мужиковатыми художниками».

Решительный шаг и трагедии юности
Борис не сдается, и год спустя подает прошение в Строгановское художественно-промышленное училище. Больше никакой коммерции: только искусство! Учился Григорьев успешно, лето проводил дома, в Рыбинске, рисуя пейзажи и сценки волжского быта. Его также увлекало стихосложение – произведения молодого человека принимали столичные журналы.

В 1906 году, во время отдыха с семьей в Судаке, Борису Григорьеву довелось пережить огромную душевную трагедию: его любимая девушка, Катя Тарнавская, покончила жизнь самоубийством. Пулю, которая пробила сердце девушки, Григорьев долго носил с собой на цепочке часов, вставив этот ужасный памятный предмет в золотую оправу. После похорон молодой художник сразу же отправился в Петербург и с головой погрузился работу.

Прилежный ученик
Профессору Дмитрию Анфимовичу Щербиновскому несказанно повезло с учеником: Григорьев буквально «впитывал» опыт, который ему передавал педагог, любимый ученик Ильи Репина и Павла Чистякова. «Обожаемый Анфимович» учил своих студентов свободному владению натурой. «Линия течет, как мелодия» - говорил Щерибновский; замечательный педагог, он умел передать искусство владения линией своим ученикам, а на занятиях в его натурном классе всегда было очень многолюдно.

Не без участия своего учителя Борис Григорьев в 1907 году был награжден за успехи в учебе заграничной поездкой. Среди учеников, поехавших на обучение в Мюнхен, была студентка-выпускница Строгановского училища Елизавета Григорьевна фон Браше. В том же 1907 году Борис и Елизавета поженились.

Продолжая обучение, Борис Григорьев стал вольнослушателем в Высшем художественном училище при Петербургской академии художеств, где его преподавателем стал профессор Александр Киселев – известный пейзажист, член Товарищества «передвижников». Последующие пять лет обучения стали для Григорьева временем творческих экспериментов. В 1909 он вошел в состав объединения «Студия импрессионистов», которую возглавлял Николай Кульбин, дружил с Велимиром Хлебниковым и Давидом Бурлюком, а также многими художниками из «Мира искусства» и «Голубой розы». В 1910 году Григорьев принимает участие в оформлении 11-томного этнографического сборника, посвященного жизни и быту русского народа, который подготовил и издал купец Александр Бурцев – библиофил и коллекционер.

Начиная с 1909 года, художник часто путешествовал по странам Европы. Работы покупали, и покупали охотно. Однако сам художник не раз в письмах друзьям высказывал недовольство: «…Моя душа словно разодетый юноша, а хочется скромности, быть мудро-незаметным, в сереньком платьице, как наши мудрые старички…» Не оставлял Борис Григорьев и литературные увлечения: юношеские художественные и жизненные устремления он описал в романе «Юные лучи», которая вышла в 1912 году под псевдонимом «Борис Гри».

Из Петербурга в Париж
В 1913 году Борис Григорьев был исключен из Петербургской академии: слишком новаторский подход вызвал возмущение профессоров-традиционалистов. А вот члены общества «Мир искусства» признали в художнике «своего» и пригласили экспонентом на очередную выставку. Любовь к театральности и буффонаде приводит Григорьева в студию Всеволода Мейерхольда и дарит зрителям несколько картин, пропитанных гротеском и буффонадой. В 1916 году художник пишет знаменитый «двойной» портрет Мейерхольда – паяц и демиург, красное и черное, две стороны натуры великого режиссера и актера.

Жизнь и работа в Париже, которую Григорьев совмещал с обучением в Студии с обнаженной натурой Гранд Шомьер (1913), отразилась в его рисунках, которые он создавал везде – в кафе, на улице, на занятиях. Острый колорит, ритмическая структура, эмоциональность и интуитивность были присущи каждой работе художника, а увлечение графикой Тулуз-Лотрека и Матисса добавили выразительности. Как писала впоследствии о Григорьеве его ученица, художница Ольга Бернацкая, он умел «одной лишь линией сковать образ и вырвать его из небытия». Его штудии вылились в графический цикл «Интимность», который Григорьев издал отдельным альбомом в 1918 году.

«Расея» - лыковая тоска древней земли
Немного позже выходит еще один его программный альбом – «Расея» (1918), куда вошли рисунки и 9 живописных полотен. По обыкновению, иллюстрации в альбомах Григорьева сопровождались текстами, причем в «Расее», помимо собственных текстов Григорьева, были опубликованы материалы, написанные историком-пушкинистом Павлом Щеголевым и художником Николаем Радловым. Алексей Толстой писал о цикле Григорьева «Расея»: «Эту лыковую Россию Вы носите в себе, потому так и волнуют его полотна, через них глядишь в глубь себя. Где на дне, неизжитая, глухая, спит эта лыковая тоска, эта морщина древней земли».
Приближающиеся вихри революции затронули семью художника: в 1916 году его жена Елена, или, как ее называли друзья, Элла, была арестована по «делу» генерала Сухомлинова. Зимой 1917 года ее выслали в Тулу вместе с полуторагодовалым сыном Кириллом. Борис Григорьев добился освобождения жены.

«В дни революции, когда люди перестали наблюдать за собою, когда стали раскрываться на все сто сотых, бесстыдно обнажая все человеческое, вплоть до звериного, я пытался разглядеть целый народ, найти его истоки… заглянуть в эту даль расовую, как в открытую дверь… Это было страшно, но ненависть заставила меня все же изображать… Кто не видал революции, тот и народа не увидел» — писал Борис Григорьев в эссе «Об искусстве и его законных преступлениях».

Из Петербурга в Москву и далее… везде!
В 1919 году Григорьев с семьей жил в Москве: здесь он работал над декорациями и костюмами к постановке «Снегурочки» для Московского художественного театра, а также преподавал в родном Строгановском училище. Переехать пришлось после большого скандала: в Петрограде, в Отделе изобразительных искусств Наркомпроса Григорьев имел неосторожность высказаться против монополизации искусства государством. Художника обвинили в контрреволюционных взглядах, он чуть не попал в Красную армию. Спасла его делегация учеников Высшего художественного училища, куда его пригласили на должность профессора. Как писал сам Григорьев, «положение ухудшилось настолько, что преступление было повсюду: во взглядах, в суррогате красок, в окружающем хаосе, в изношенной одежде, в поведении сторожей», а заработок имели только те, кто писал «отвратительно мерзко» плакаты. Несмотря на потрясающие успехи учеников, Григорьев принял решение уехать из страны.

Осенью 1919 года Григорьевы приезжают в Петроград, откуда на лодке тайно перебираются в Финляндию, а к концу 1920 года оседают в Париже. В том же году персональная выставка художника проходит в Берлине, через год – еще одна, в Париже. Франция, Италия, США, Южная Америка – география выставок с участием Бориса Григорьева в эти годы очень широка. Его называют «историк славянской души». С 1921 по 1926 год рождаются еще два цикла картин – бретонский и нормандский, результаты летних путешествий Григорьева по северной французской глубинке - земле «друидов, прорицателей и судий, врачевателей, изучавших движение планет и владевших искусством письма».

«Лики России» и исполнение мечты
Русскую тему в творчестве Григорьева продолжил еще один цикл картин – «Лики России». Также художник исполняет ряд портретов известных русских актеров МХАТа в сценических костюмах – театр гастролировал в Европе и Америке в 1922-23 гг, пишет портрет Сергея Есенина (местонахождение неизвестно). Год спустя, в 1924-м, рождается еще один цикл работ - «Буи-Буи». На этот раз место действия – юг Франции: портовые кабаки, пьяный угар, «жуткое очарование» порока и безысходности.

В 1926 году сбылась давняя мечта Бориса Григорьева – он получил согласие на написание портрета Максима Горького и отправился в Италию, на виллу Позилиппо. Январь и февраль Горький позировал Григорьеву по 2-3 часа в день; сеансы сопровождались интереснейшим общением, художник писал: «…Он знает так много, так глубоко чувствует, так тонко понимает... Моя любовь к нему приближается к истерии». Занимательный жест Горького, изображенного на фоне ликов героев его книг, трактуется по-разному – от жеста кукловода, окруженного своими марионетками, до загадочного масонского знака.

Тоска по родине и поездка в Чили
Несмотря на усилия Григорьева, попытки вернуться в Россию при помощи Горького ни к чему не привели. Что же, нет – так нет. Картины продавались, и на вырученные деньги семья Григорьевых купила участок в городке Кань-сюр-Мер. Вилла «Бориселла» (Борис и Элла) поглощала все финансовые поступления, и летом 1928 года Григорьев принимает приглашение правительства Чили, предложившего художнику профессорскую должность в Академии художеств. Контракт на три года был заключен, семья села на пароход и отправилась в неизведанную страну. Прибыв на место, Борис Дмитриевич устроил в Академии настоящую революцию: запретил копировать, разогнал натурщиков и отправлял ректора на рынок покупать овощи и рыбу для натюрмортов. Григорьев дал всего 37 уроков – революция в стране оборвала прежние договоренности, вынудив художника напряженно работать и выставляться. Успех, к счастью, был, работы покупали музеи и коллекционеры. Весной 1930 года Париж увидел потрясающую выставку ярких, колоритных работ, созданных Григорьевым после путешествия по Южной Америке и Африке.

Испытывая большой творческий подъем, Борис Григорьев задумал и реализовал свой давний замысел – огромное полотно, на котором представил весь мир в характерных, по его мнению, образах. Собрав воедино ряд рисунков и портретов, он создал большую композицию «Лики мира» пяти метров длиной, исполненной на семи складных створках. В 1930 году картину показывали на Осеннем салоне в Париже, и, несмотря на скромный успех, позже ее приобрела Пражская национальная галерея. Осенью того же года Григорьев написал еще один портрет, о котором мечтал, точнее, два портрета: ему позировал композитор Сергей Рахманинов.

Сгореть до срока…
Финансовое положение Григорьевых весьма пошатнулось – строительство дома вышло очень дорогим. Художник метался, зажатый в тисках долгов, умолял своего друга и агента в Америке Давида Бурлюка продать хотя бы несколько работ, «хотя бы портрет Горького», позже неоднократно ездил в США сам, но так и не смог адаптироваться к тамошнему укладу. В 1936 году Борис Григорьев опять предпринял поездку по странам Латинской Америки: Бразилия, Чили, Перу на его картинах - фантастические и по-детски светлые, даже наивные. Американская публика эти картины восприняла очень холодно, принеся художнику большое разочарование.

Дух и здоровье были подорваны: в конце октября 1938 года Борис Григорьев попал в больницу, где ему была сделана операция. Лучшие врачи, лучшая клиника Ниццы… Увы, страшная болезнь прогрессировала. Художника не стало 8 февраля 1939 года. В последний путь Бориса Григорьева провожали всего семь человек. В годовщину смерти друга Александр Бенуа писал: «Он чувствовал, что эта простая жизнь - истинная или единственная атмосфера, в которой художнику живется привольно, ныне насквозь отравлена, и каждый глоток такого воздуха есть смертельный парализующий яд». До начала Второй мировой войны оставалось чуть более полугода…

Многие годы имя Бориса Григорьева не вспоминали на родине. И только в 1989 году, на волне Перестройки, при поддержке тогдашнего Председателя Советского Фонда культуры Дмитрия Лихачева была подготовлена первая персональная вставка художника, которая прошла в Пскове.