Василий
Андреевич Тропинин

Василий Андреевич Тропинин (30 марта 1776, с. Карпово, Новгородская губерния – 15 мая 1857, Москва) – русский художник-крепостной. В юности он писал портреты своих хозяев, членов семьи графа Моркова, колоритных украинских стариков и большеглазых крестьянок, создал проект церкви в селе Кукавка и покрыл ее стены фресками, а между делом занимался домашней работой, красил колодцы и расписывал калитки. Получив вольную только в 47 лет, стал главным московским портретистом, востребованным и любимым. По картинам Василия Тропинина можно проводить перепись состоятельных, знаменитых москвичей и прекрасных москвичек, живших в первой половине XIX века.

Особенности творчества художника Василия Тропинина: живописца прозвали в Москве «халатным портретистом» и, приходя за портретом для семейной галереи, просили писать себя или родных исключительно в халате. В отличие от столичных, петербуржских, художников, Тропинин создавал личные, домашние, «растрепанные» портреты своих заказчиков – и эта камерность пришлась по вкусу москвичам.

Известные картины Василия Тропинина: «Кружевница», «Портрет Александра Сергеевича Пушкина», «Пожилой украинский крестьянин», «Портрет Карла Павловича Брюллова», «Портрет Арсения Васильевича Тропинина».

Василий Тропинин – главный московский портретист начала XIX века и самый трогательный украинский жанровый лирик, крепостной-академик и художник-кондитер. В то время когда Доминик Энгр путешествует по Италии, а Делакруа дебютирует в Салоне, когда Уильям Тернер преподает курс перспективы студентам Королевской академии и смело снимает желто-коричневую патину «древности» с окружающего мира, а Франсиско Гойя получает внушительное жалованье от королевского двора и покупает второй дом, Василий Тропинин продолжает прислуживать за барским столом, будучи уже признанным и востребованным художником.

Однажды к хозяину Тропинина графу Моркову в дом пожаловал ученый гость откуда-то из Европы. Иностранца провели в мастерскую, где он долго беседовал с Василием Андреевичем, восхищался его картинами и высказывал всяческое уважение к таланту живописца. Когда пришло время обеда, гостя пригласили остаться. В столовой, увидев уже знакомое лицо, иностранец кинулся к Тропинину, предлагая место за столом рядом с собой. Все семейство Морковых в растерянности отводило глаза и ожидало, когда бестолковый приезжий ученый поймет наконец, что разговаривает с лакеем. После этой истории Тропинина освободили от обязанности прислуживать за столом, чтобы избежать подобных недоразумений. Однако от рисования графских гербов на каретах, от покраски заборов и от выпечки пирожных его никто освобождать не собирался – вольную художник получит только в 47 лет.

Вакса и лубок

Василий Тропинин был крепостным мальчишкой с особым положением. Его отец, управляющий графа Миниха, за особые заслуги и преданную службу уже в почтенном возрасте получил вольную. На детей, правда, эта привилегия не распространялась. К тому же, особый статус отца не сулил мальчику никаких поблажек – дворовые люди вымещали на нем все свои обиды, откровенно и жестоко отыгрываясь за прежние строгости Тропинина-старшего.

В школе Василия учат грамматике, арифметике, чистописанию и чтению, но единственное из школьных занятий, которое мальчика увлекает, – это рисование. Возвращаясь домой, он в отсутствие хозяев просится на часок в комнаты к дворовым девушкам и срисовывает лубочные картинки, развешенные по стенам. Однажды мальчишке здорово досталось, когда его застукали за затянувшейся чисткой хозяйской обуви. Вместо того, чтоб полировать до блеска графские сапоги, он рисовал ваксой портреты прямо по стенам людской.

Выгодное приданое

Когда дочь графа Миниха Наталья Антоновна выходила замуж, Тропинин уехал с ее платьями и драгоценностями, посудой и кружевами, сундуками и коробками в новый дом в Москву. В качестве приданого.

«Толку не будет!» - махнул рукой новый барин граф Морков на просьбы старшего Тропинина отдать сына на обучение в Академию художеств. Пусть лучше учится у кондитера в Петербурге: делать торты да варить варенья куда полезней. Умелый кондитер, способный ко всему прочему нарисовать узор для вышивки или расписать кухонную утварь, был ценной собственностью. Тропинин был кроток и послушен барину, но невероятно упрям в своей страсти. В Петеребурге он мало того, что отыскал художника по соседству и взял у него несколько уроков, но и умудрялся в свободное время наведываться на занятия в Академию. Для всех желающих, любого сословия и возраста, на 3 часа утром и на 2 часа вечером здесь открывались двери на уроки по рисунку и копированию древних статуй. Беднякам даже выдавали карандаш и бумагу – искали дарования.

Барину Ираклию Ивановичу не остается ничего другого, как сдаться на уговоры своих родных и через год отправить Тропинина опять учиться в Петербург, теперь уже в Академию художеств. Пять лет юноша проживет на академической квартире профессора Щукина, жадный к новым знаниям, побывает во всех прославленных мастерских столицы, с восторгом будет пользоваться доступом к Эрмитажному собранию.

Подолянки и церковь

Василий Андреевич как раз копировал в Эрмитаже портрет Рембрандта, но пришлось оставить его незаконченным – барин уезжал в свои новые украинские владения и требовал крепостного Тропинина срочно домой. Поедет вместе со всеми – будет строить и расписывать церковь.

Кукавку тогда только освободили от католиков-поляков, и чтоб продемонстрировать милость нового российского барина по отношению к православным крестьянам, Морков решил сначала выстроить здесь церковь, а потом уже усадьбу. Во время строительных работ Тропинин живет в селе сам, в одном из крестьянских домов. Юные темноглазые подолянки, колоритные, мудрые старики, крепкие загорелые мужчины – художник пишет их всех с восторгом и благодарностью, собирая свою собственную галерею типажей, которых хватит на всю жизнь. Позже он рассказывал, что в Кукавке научился гораздо большему, чем в столичной Академии.

Церковь откроется - и первой свадьбой, которая здесь пройдет сразу же после освящения, будет свадьба Тропинина. Анна Ивановна Катина была вольной жительницей Кукавки. И выходя замуж за доброго, умного, образованного, пусть даже сто раз гениального, но крепостного художника, теряла свободу. Тропинины прожили вместе больше 50 лет (1, 2, 3).

Война, свобода и дверь

Морков ценил талант своего усадебного художника, доверял ему важные семейные дела и в конце концов освободил от любых других занятий кроме живописи. Но Тропинин, вероятно, был еще и самым надежным человеком в окружении графа.

Вот например, война 1812 года. Граф самоотверженно прыгает в седло, назначенный указом императора возглавлять московское ополчение, забирает с собой сыновей и только успевает отдать приказ Василию Андреевичу: позаботиться об имуществе, людях и прочих делах. Денег оставить в спешке забывает – но все равно, попадая под подозрение, проезжая какие-то участки дороги с конвоем, выслушивая проклятья от крестьян по пути, Тропинин одним из первых въезжает с барским обозом в сгоревшую Москву и готовит дом к приезду хозяина.

Даже когда давление друзей-москвичей, издателей, героев войны и писателей не оставит Моркову выбора и ему придется освободить своего художника, он будет уговаривать Тропинина остаться жить в доме, уже свободным.

Жена и сын Василия Андреевича вольную получат только через 5 лет, и поэтому он селится недалеко от них, тут же, в Москве, но теперь в своем доме. Тропинин приложит все усилия, чтобы больше ни от кого никогда не зависеть. Он откажется стать столичным академиком и получать от Академии художеств распределяемые государственные заказы, не будет участвовать в больших светских выставках. Зато он перерисует всю Москву, по его портретам можно будет делать перепись купцов и дворянства начала 19 века.

В московской квартире Тропинина была знаменитая дверь. Посетители, не застававшие художника дома, оставляли надписи на двери: «был Брюллов», «заходил Свиньин». Вся она за несколько лет покрылась посланиями друзей и почитателей. Василий Андреевич скучал по этой двери особенно, когда купил за Москвой-рекой маленький домик и уехал туда жить вместе с сыном. Все его друзья, художники, почитатели и родные соберутся у дверей этого домика 3 мая 1857 года, чтобы проводить лучшего московского портретиста на Ваганьковское кладбище. «Никогда еще не было такого большого стечения народа в жилище маститого художника, проводившего всю свою жизнь скромно, благородно, неусыпно, деятельно; много два, три человека близких сходились у него побеседовать и послушать мудрых его речей – а в этот день была толпа, которая была безмолвна...» (из воспоминаний Николая Шихановского)

Автор: Анна Сидельникова