Илья
Иванович Машков

Илья Иванович Машков (17 (29) июля 1881 год, станица Михайловская, Хопёрский округ, Область Войска Донского (сейчас Урюпинский район Волгоградской области), Российская Империя — 20 марта 1944 год, Москва, СССР) — русский и советский художник. Авангардист, активный участник и один из основателей сообщества «Бубновый валет», участник объединения «Мир искусства», в советское время член Общества московских художников, Заслуженный деятель искусств РСФСР.

Особенности творчества художника Ильи Машкова: яркость, необузданность, «дикая» страстность ранних работ. Яркая палитра, густой мазок, экспрессивность, использование чистого цвета. Яркие, «съедобные», запоминающиеся натюрморты. Соцреализм в его исполнении сегодня хочется назвать постмодернизмом.

Известные картины Ильи Машкова: "Автопортрет и портрет Петра Кончаловского",  
"Снедь московская. Хлебы", "Купальщицы". 

Илья Машков явно был кинестетиком*. Как бы иначе он внёс столь ощутимое чувственное, плотское начало в свои изображения? Руки сами тянутся к его хрустящим, ароматным «Хлебам». Янтарный сок, кажется, сию секунду брызнет из переспелых слив. От лимонов на картине рот сводит оскомина. А тела разноцветных купальщиц источают такое тепло, что картиной можно обогреть зал.

«Этому», оказывается, учатся!

Машков родился в станице Михайловской, сейчас это Волгоградская область. Семья жила в нужде, поэтому длительное обучение Илье не светило: после трех лет учебы в приходской школе, его отдали «в люди». Он помогал в торговых лавках и, по собственным словам, люто это ненавидел. Отдушиной были часы, когда мальчик мог рисовать. Его первые этюды носили исключительно практический характер – он создавал вывески и рисовал торговые плакаты для хозяев лавок.

В целом юному Илье очень нравилось работать руками – возможно, отсюда и пронзительная чувственность, кинестетика его картин: их не смотрят, их ощущают кожей, чувствуют их вкус и улавливают запах.

Однажды учитель рисования, преподававший в мужской гимназии, увидел картины юного Машкова и спросил, не думает ли тот об обучении живописи. Илья несказанно удивился: «А разве этому учатся?». Перед начинающим живописцем распахнулся целый мир, в котором, оказывается, можно всерьез делать то, что ему очень нравилось – рисовать.

Обнаружив цель, Илья Машков решительно развернулся в ее направлении. 28 февраля 1989 года он ушел из лавки (и на всю жизнь запомнил эту дату) и решил все свое время посвятить подготовке к экзаменам. В этом же году он поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Его учителями были Корин, Васнецов, Горский, а главное – Третьяковская галерея и Румянцевский музей, в которых он проводил всё свободное время.

Обучение было успешным, уже в 1902 году Илья Машков награжден премией Сергея Третьякова. Но незадача – хоть он и нашел своё признание, деньги вовсе не начали литься потоком. Неизвестно точно, сам ли он решил, или кто-то предложил это, но достоверный факт, что в 1904 году Илья Машков покинул училище и открыл собственную частную школу обучения живописи, которая просуществовала до 1917 года. У него преподавали Михаил Ларионов, Наталья Гончарова, Петр Кончаловский. С Кончаловским Машков вообще активно сотрудничал, их объединяла и близость в искусстве, и дружеские отношения в жизни.

В 1905 году Машков женился первый раз (и на этом не остановился) на девушке итальянского происхождения, Софии Аренцвари.

«Радость дикаря»

Именно в студии Машкова зародился будущий «Бубновый валет» – одно из самых знаменитых авангардистских сообществ тех лет. Дела пошли неплохо, и уже в 1908 году Машков путешествовал по Европе и знакомился с новыми художественными течениями в Германии, Франции, Испании, Австрии, Англии. А по возвращении он решил продолжить и собственное обучение, ради чего снова пошел в Московское училище живописи на курс к Серову и Коровину. Параллельно Машков участвовал в выставках. Успех к нему пришел быстро, но с оттенком скандала.

В картинах Машкова даже на фоне «уходящих в отрыв» авангардистов поражает неукротимая дикость, страсть, неистовая радость от плоти изображаемых вещей. Кто-то из искусствоведов тех лет охарактеризовал настроение картин Машкова так: «чувствуется радость дикаря, который впервые видит вот это». 

Его картины гиперболизированы, преувеличены, слишком натуральны. А с учетом исторического контекста? Если даже мы соглашаемся с их «ого-эффектом», то какую бурю они произвели во время становления «Бубнового валета», самим существованием своим бросающего вызов академической живописи, ранее безраздельно властвующей над умами? «В это время в России наибольший успех имею я, в смысле ругани», – смеялся художник.

Машков стал известным, но продолжал обучение, особо не стесняя своё видение и не пытаясь соответствовать требованиям преподавателей. В частности, его попытки изображать чистым цветом женскую натуру (что он впоследствии и сделал), понимание встречали только у Коровина. Если большинство «бубновалетцев» испытывали явное влияние кубизма, то Машков однозначно тяготел к цветовой безудержности фовизма.
Серов на вопрос о том, что же вытворяет этот «дикарь от живописи», изображая красные, зеленые, желтые тела, разводил руками: «Говорит: доведу до реальной правды». Судя по тому, что вскоре на одном из эскизов Ильи Машкова появилась краткая отметка «выбыл», таки довёл…

Машков был очень благодарен Коровину за понимание и огорчался разрыву с Серовым. Зато какой радостью для него стало последовавшее за его исключением признание учителя! Несколько картин Ильи Машкова были выставлены на Осеннем салоне в Париже в 1910 году. Художнику было очень приятно узнать, что Серов и Матисс единодушно посоветовали известному коллекционеру Морозову приобрести его «Синие сливы». 

Изображать то, что уходит…

Помимо необузданного «дикого» умения передать на холсте цветом чувственные ощущения, Машков отличался организационными способностями. Он жаждал упорядочивать, собирать, делать – самое время вспомнить о его стремлении создавать руками. Он был одним из организаторов «Бубнового валета», потом его секретарем. В 1915 году его приняли в «Мир искусства». В этом же году – второй брак, на этот раз со своей ученицей, художницей Еленой Федоровой. Она изображена на «Натюрморте с женской фигурой».

Революцию Машков принял с восторгом, как и многие другие авангардисты. Занимался профсоюзом художников, состоял во множестве сообществ и организаций, преподавал живопись во Вторых Свободных государственных мастерских (в которые превратилось Московское училище живописи, ваяния и зодчества), а затем – в Высших художественно-технических мастерских.

Параллельно бурной организационной деятельности он начал писать совсем иного толка картины, так называемые «музейные натюрморты Машкова». Это изобилие фарфора, алой мебели, декоративности. Сопоставив с историческим контекстом, понимаем, что всё это в постреволюционные годы довольно активно разрушалось. И речь отнюдь не о случайном совпадении. На выставке Ассоциации художников революционной России (АХРР) «Революция, быт и труд» в 1925-м году Машков выставляет знаменитый триптих «Снедь московская»: «Хлебы», «Мясо, дичь» и «Фрукты». В изготовлении составляющих «Хлебов» принимала участие уже третья и последняя жена Машкова, художница Мария Данилова, которая испекла некоторые «атрибуты» собственными руками. Оглянувшись на исторические события, понимаем, что страна в этом время мучительно отходила от попыток создания военного коммунизма и впереди тоже маячили не золотые времена. И вдруг – такая роскошь, такое изобилие! Прощание с едой?

Речь не о том, что Машкой был диссидентом – отнюдь. В юношестве презирающий авторитеты, он бьется за каждую грамоту и каждое звание в СССР и с гордостью цитирует к месту и не к месту аббревиатуры организаций, в которых «состоит и привлекается». В данном случае, вероятно, имеет место ситуация, когда творчество выходит за рамки взглядов личности. И машковские несказанно яркие, притягательные, безусловно вкусные яства, кажется, предчувствуют свою судьбу – надолго превратиться из еды в муляжи.

Картины приняли, а от художника стали ждать шедевра на революционную тему. Он едет в Крым, собирает впечатления, пишет импрессионистские пейзажи и портреты – отправленные в крымские дворцы рабочие и крестьяне, множество купальщиц, пляжи. Портретам Машкова не свойственен психологизм, люди у него представляют слепок формы, функции. Но от него по-прежнему ждут революционного панно.

И тогда Илья Машков решает отправиться на свою родину, в Волгоградскую область, где пишет серию крестьянских портретов и пытается обучать живописи крестьянских детей, а также проявляет необычайно активную деятельность в создании в родной станице в бывшем помещении церкви Дома культуры. По собственноручно сделанному им эскизу изготавливают вывеску «Дом Социалистической культуры (ДСК) имени заслуженного деятеля искусств профессора И.И.Машкова». Он отправляет послания в органы и сетует в них на несознательность станичников, которые, кулаки упертые, не светятся от счастья, осознав возможность, бросив всё, строить коммунизм. Например, жалуется, что его старания в создании ДСК «кулацким агентам и другим вредным элементам как в городе Урюпинске, так и в хуторе Михайловском – не по вкусу. Установить, кто именно персонально это такие люди для точности и пользы дела при желании вышеперечисленные органы могут выяснить в кратчайшие сроки сами».

А на его картинах румяные колхозницы пышут здоровьем, на них смотреть тепло и сытно! Всё в лучших традициях натюрмортов Машкова. Но сегодня-то мы знаем, что 30-е годы – это жестокий голод в Поволжье… Певец плоти и чувственности снова пишет о том, что уходит, уже ушло?

Внезапный постмодернизм или программный сталинизм?

Невелико удовольствие отвлекаться от сладострастных натюрмортов Ильи Машкова на жизнь его в советские годы. Очень уж рьяно он пытался строить коммунизм на территориях, до которых мог дотянуться. Сохранились его многочисленные письма в НКВД с перечислением старых обидчиков, и обвинением «всякого сброда» в учинении препон советской власти.

В годы Великой Отечественной войны Машков отправился по собственной воле в Лефортовский госпиталь, писал военных, партизан и медработников. Чуть больше года он не дожил до победы.

Картины Машкова, прославляющие сталинскую власть, имеют второе дно, которое сам он, судя по фактам его биографии, в них не вкладывал. Последние «Хлебы» 36-го года, уже начинается эпоха репрессий... Неужели наконец выполнил заказ государства и создал тематическую революционную картину? Огромное полотно, в центре которого выпеченный из хлеба герб СССР, хлебные же колосья, в общем, сталинский ампир дурного вкуса, заклеймим как продавшегося власти. И лишь потом осознаем суть метафоры. Атрибуты советской власти, которые можно съесть?

Да и апофеоз поклонения сталинизму «Привет XVII съезду ВКП(б)» с сегодняшней позиции можем классифицировать как постмодернизм, а не подхалимаж… Конечно, в то время восприятие этих картин было другим. Тем и хороши загадки искусства, что отгадка иной раз проявляется через много лет.


*Кинестетик - тот, кто, получая информацию, воспринимая окружающую действительность, стремится всё перевести на язык телесных ощущений, вкуса, осязания и обоняния, стараясь дотронуться до собеседника, даже если не смотрит на него.

Автор: Алена Эсаулова