Андрей
Рублев

Вся жизнь Андрея Рублева – это несколько упоминаний в летописях, меньше десятка достоверно принадлежащих его авторству икон и фресок и сотни искусствоведческих версий, исторических легенд и научных гипотез разной степени правдоподобия и аргументированности. Можно было бы даже усомниться, существовал ли Андрей Рублев вообще или это собирательный поэтический образ святого художника, написавшего все самое непостижимое в древнерусском искусстве XV века. Как ни трудно пробираться к настоящему человеку Андрею Рублеву через каноничные жизнеописания его современников, через слои многовековых поновлений его икон, через пепел погоревших монастырей и храмов, он все-таки был уникальным художником, для своего времени и вот уже шесть веков после.

Древнерусский иконописец не подписывал своих работ, не стремился к бессмертию через славу. Не интересовали его и поиски собственного стиля. Взгляд мог быть только один – как можно ближе к истине. Отсюда сложности с авторством и практически бесполезные попытки распознать, что в Успенском соборе Владимира писал сам Рублев, а что – его друг Даниил Черный, где сам Рублев, а где так называемая «рублевская школа», члены артели. Художника Андрея Рублева открыла миру безбожная советская власть, сразу после революции, а до того в монастырях и храмах написанные им иконы традиционно подкрашивали и покрывали олифой, а каждый второй купец был уверен, что у него дома в красном углу есть хоть одна икона гениального древнерусского иконописца. И даже причислили к лику преподобных святых Рублева только во времена Перестройки – в 1988 году.

Святой Андрей Рублев

Андрей Рублев – канонизированный русский художник. К его жизни не подступишься со стандартным биографическим алгоритмом: родители, учителя, признание, путешествия, друзья-враги, слабости и победы. Благочестие, образованность, смирение, художественный гений и ежедневный духовный подвиг – так правильней. Но даже те скудные записи, которые сохранились в летописях и житиях святых, дорисовывают каноничный образ Рублева одной важной живой чертой: он был невероятно светел и радостен.

В XIV веке фамилий на Руси почти не носили, только князья да бояре, а крестьяне дождутся такой привилегии только через 5 столетий, после отмены крепостного права. И сохранившаяся в истории фамилия Рублева открывает сразу несколько не прописанных летописями тайн. Первая: художник происходил из образованной, а возможно, и высокопоставленной семьи. Вторая: для монаха сохранившаяся во всех письменных упоминаниях фамилия – свидетельство его особого признания и почитания как мастера. Фамилии вместе с мирским именем терялись даже у святых отцов и старцев, часто менялись на прозвища с привязкой к месту подвижничества, а Рублеву современники фамилию сохранили.

Версия о Троице-Сергиевой лавре как месте пострига и первых лет послушания Андрея, очень поэтична и ложится в картину его духовной жизни идеальным паззлом. Если все так и было, Рублев мог застать живым самого Сергия Радонежского, собирателя Русской земли, проповедника единства, одного из главных вдохновителей и созидателей русской культуры. Но даже если свой монашеский путь художник начинал не здесь, он дышал этим воздухом, новым, дающим надежду на справедливость и всепобеждающую любовь.

Рублеву должно было быть около 20 лет, когда впервые объединенные силы русских княжеств выступили против татар и одержали победу. Его юную веру в человека и веру в единство растили и питали те люди, которые сражались рядом с Дмитрием Донским против татар, и их дети, которые гордились отцами. Это было время первого духовного подъема на Руси: языческие традиции только теперь отходят в прошлое, открывается больше сотни монастырей в одном Московском княжестве, обычное дело для русича – знание греческого языка и путешествия в Царьград, появляются русские писатели-профессионалы, русские художники, которые перестают быть безликими, имена которых запоминают.

А одной из особенностей, «характерных для эпохи интенсивного роста значения человеческой личности, была дружба, впервые особо отмечаемая книжностью» (Д. Лихачев). «Сопостник», друг, сотворец, возможный учитель и самый близкий человек для Рублева – художник Даниил Черный. Они всю жизнь будут вместе писать и рядом жить, вместе распишут стены Успенского собора во Владимире и Троицкого собора Троице-Сергиевого монастыря. А в дни больших праздников, когда нельзя работать, после праздничной церковной службы в Успенском соборе Кремля будут вдвоем усаживаться на высокие деревянные лавки и часы напролет рассматривать древнюю живопись византийцев на стенах храмов.

Теперь Москва совсем близко, потому что Андрей Рублев – инок Андроникова монастыря. Скорее всего, он перебрался поближе к Москве как к одному из набирающих мощь художественных центров. Здесь устраивает публичные живописания знаменитый Феофан Грек, здесь работают другие превосходные мастера-византийцы, возводятся и расписываются новые храмы, здесь князь, который выбирает лучших мастеров. И в росписи Благовещенского собора Кремля вместе с Феофаном Греком в 1405 году участвует уже Андрей Рублев.

Но в Троице-Сергиев монастырь художник еще вернется, прославленным мастером, чтобы «во славу Сергия» расписать белокаменный Троицкий собор, отстроенный на месте выжженного татарами старого деревянного храма. Именно здесь, для нового иконостаса, Рублев напишет непостижимую «Троицу».

Он умер в глубокой старости в Андрониковом монастыре и был похоронен у стен старой колокольни. Андрей умер раньше друга и, по легенде, перед смертью Даниила явился к нему, призывая в «вечное блаженство». Образ Рублева был светел и радостен.

Художник Андрей Рублев

Еще лет сто после смерти Рублева считали непреложным авторитетом, на Стоглавом соборе его фамилия единственная прозвучит в наставлении всем живописцам: «Писати иконописцам иконы с древних переводов, како греческие иконописцы писали и как писал Андрей Рублев и прочие пресловущие иконописцы». Место захоронения Рублева чтили и помнили до конца XVII века, а потом оно затерялось. Светские люди XVIII и XIX веков важности и близости художника уже почти не чувствовали. До тех самых пор, пока не настало время больших потрясений.

Комиссия по раскрытию и сохранению древнерусской живописи, созданная в 1918 году, была затеей изначально богохульной. Из иконостасов древних монастырей и храмов вынимали иконы, отправляли в Реставрационные мастерские, где с них снимались поздние слои краски и открывались самые древние, ценные для искусствознания подлинники. Иконостасы зияли дырами, иконы принадлежали государству, а монастыри становились музеями. Но странная штука, по прошествии сотни лет это святотатство уже видится самым мудрым и чудесным из возможных тогда решений: в мясорубке тотального уничтожения и разорения религиозных святынь Комиссии удалось сохранить самые ценные художественные памятники – с одной стороны, а с другой – открытые ею иконы стали чуть ли не единственным, запредельно мощным, проводником к церкви и к вере для советских людей.

Автор: Анна Сидельникова