Фрида Кало с разочарованием обнаружила, что все письма, написанные ею ранее, совершенно никуда не годятся, и порвала их одно за другим. Молодая мексиканская художница писала записку Джорджии О’Киф — звёздной коллеге почти вдвое старше её, с которой завела дружбу, проведя некоторое время в Нью-Йорке около года назад. «Я не могу написать по-английски всё, что хотела бы сказать, особенно тебе, — говорится в двухстраничном письме, которое Кало в конце концов посчитала достойным отправки. — Я много думала о тебе и никогда не забуду твои замечательные руки и цвет глаз. Увидимся вскоре».
Это письмо, отправленное 1 марта 1933 года, ныне хранится в Библиотеке редких книг и рукописей Бейнеке в Йельском университете. Это единственный документ в папке с пометкой «Фрида Кало» в архиве Альфреда Стиглица и Джорджии О’Киф. Но книга «Фрида в Америке» раскрывает больше деталей дружбы между 24-летней Кало, которая тогда была неизвестной художницей, и успешной 44-летней О’Киф. Исследование, которое вышло в 2020 году, посвящено первой поездке мексиканской художницы в Соединенные Штаты в 1930-м — 1933 году. Она сопровождала туда своего мужа Диего Риверу, которому заказали множество фресок.
Задушевные беседы экспансивной автопортретистки с эксцентричной художницей, превращающей цветы в абстракции, — фантастический и очень забавный образ. Понимание дружбы Кало и О’Киф также помогает осознать, какое влияние эти созидательные американские годы оказали на начинающую художницу, которая ездила между Сан-Франциско, Нью-Йорком и Детройтом. «Важно понять особенности отношений между Фридой и Джорджией, потому что они дают более полный контекст, по крайней мере, для постижения творческого развития Фриды, — пишет автор „Фриды в Америке“ Селия Стар. — Что видела Фрида, когда была в Соединённых Штатах, что она испытала?».
Две художницы встретились в декабре 1931 года на открытии большой персональной выставки Диего Риверы в нью-йоркском Музее современного искусства. По словам Люсьена Блоха, одного из помощников Риверы, знаменитый монументалист позже похвастал, что его жена флиртовала с О’Киф (у той уже была картина Риверы «Сидящая женщина», из-за чего она и Штиглиц были в списке людей, с которыми Кало, как ей казалось, должна была пообщаться).
Две художницы встретились в декабре 1931 года на открытии большой персональной выставки Диего Риверы в нью-йоркском Музее современного искусства. По словам Люсьена Блоха, одного из помощников Риверы, знаменитый монументалист позже похвастал, что его жена флиртовала с О’Киф (у той уже была картина Риверы «Сидящая женщина», из-за чего она и Штиглиц были в списке людей, с которыми Кало, как ей казалось, должна была пообщаться).
Фрида и Диего Ривера
1931, 100×79 см
Блох вёл дневник, который до сих пор целиком не был опубликован. Селия Стар обращалась к этому документу, когда писала свою книгу, и в нём нашла свидетельства того, чем Кало заполняла свои дни в начале 1930-х годов. «Мне удалось лучше понять социальный мир Фриды, — отмечает писательница. — Мало-помалу я смогла сказать, что да, Фрида тусовалась с Джорджией».
Иногда они ходили на двойные свидания со своими мужьями, а иногда искали приключений вдвоём, прихватив с собой Блоха. «Мне нравится один фрагмент [из дневника], где Фрида, Джорджия и Люсьен вместе пошли в мексиканский ресторан. Они пили текилу, а когда окончательно набрались, пели в туалете, — вспоминает Стар. — Я думаю, что это просто удивительная сцена».
Иногда они ходили на двойные свидания со своими мужьями, а иногда искали приключений вдвоём, прихватив с собой Блоха. «Мне нравится один фрагмент [из дневника], где Фрида, Джорджия и Люсьен вместе пошли в мексиканский ресторан. Они пили текилу, а когда окончательно набрались, пели в туалете, — вспоминает Стар. — Я думаю, что это просто удивительная сцена».
Но их дружба заключалась не только во флирте и текиле. Две женщины были во многом похожи — обе заигрывали с модой, пренебрегая доминирующим женским стилем в одежде; обе развивали карьеру, будучи замужем за неверными и влиятельными мужчинами, которые были значительно старше них. «Обе были бесстрашными, яркими и очень влиятельными личностями, — объясняет Линда Грассо, автор книги „Равны под небом. Джорджия О’Киф и феминизм двадцатого века“ (2017). — Их автоматически влекло друг к другу».
Кроме того, Кало внимательно изучала картины О’Киф. Весной 1932 года мексиканская пара переехала из Нью-Йорка в Детройт, где Фрида написала «Автопортрет на границе между Мексикой и Соединенными Штатами» (1932). Она изобразила себя в розовом платье на меже мрачного индустриального американского пейзажа справа и древних мексиканских руин слева. На мексиканской стороне среди других растений можно найти аризему — цветок, которому О’Киф посвятила целую серию всего двумя годами ранее и который исконно не произрастает в Мексике.
«Он там не один, их целых три. Вы видите процесс его роста — один полностью закрыт, другой открыт, — отмечает Стар. — Это то, что Джорджия изобразила в своих циклах, весь этот процесс развития с разных точек зрения».
Кроме того, Кало внимательно изучала картины О’Киф. Весной 1932 года мексиканская пара переехала из Нью-Йорка в Детройт, где Фрида написала «Автопортрет на границе между Мексикой и Соединенными Штатами» (1932). Она изобразила себя в розовом платье на меже мрачного индустриального американского пейзажа справа и древних мексиканских руин слева. На мексиканской стороне среди других растений можно найти аризему — цветок, которому О’Киф посвятила целую серию всего двумя годами ранее и который исконно не произрастает в Мексике.
«Он там не один, их целых три. Вы видите процесс его роста — один полностью закрыт, другой открыт, — отмечает Стар. — Это то, что Джорджия изобразила в своих циклах, весь этот процесс развития с разных точек зрения».
Даже в Детройте, когда не было известно, увидятся ли подруги когда-нибудь снова, влияние старшей художницы на младшую оставалось неизменным. Известно, что в следующий раз они контактировали где-то в конце 1932 года — Кало позвонила О’Киф, узнав, что у той случился нервный срыв. Американка лежала в больнице, когда получила письмо от Фриды.
«Если ты всё ещё будешь в больнице, когда я вернусь, то я принесу тебе цветы, хотя так сложно найти те, что я хотела бы тебе подарить, — написала Кало в конце своей записки. — Я тебя очень люблю, Джорджия». Кало вернулась в Нью-Йорк через две недели и навестила свою подругу прямо перед тем, как О’Киф отправилась на Бермуды продолжать своё лечение.
«Если ты всё ещё будешь в больнице, когда я вернусь, то я принесу тебе цветы, хотя так сложно найти те, что я хотела бы тебе подарить, — написала Кало в конце своей записки. — Я тебя очень люблю, Джорджия». Кало вернулась в Нью-Йорк через две недели и навестила свою подругу прямо перед тем, как О’Киф отправилась на Бермуды продолжать своё лечение.
Кало описала эту встречу в письме к Клиффорду Уайту, одному из помощников Риверы. «В тот раз она не занималась со мной любовью, — сетует она. — Думаю, это из-за её слабости. Печально». Формулировка Фриды подразумевает, что они с О’Киф и раньше «занимались любовью», но неясно, что она имела в виду. Хотя некоторые учёные утверждают, что у О’Киф были романтические отношения с женщинами, официальная позиция музея художницы и ведущих исследователей её жизни и творчества заключается в том, что никаких доказательств этому нет. «Термин „заниматься любовью“ имел множество значений, — замечает Грассо. — Это могло означать всего лишь флирт».
История дружбы Кало и О’Киф довольно односторонняя — большинство записей исходит от Кало, для которой отношения, вероятно, значили больше. На сегодняшний день не было обнаружено никаких писем от О’Киф, и, похоже, она не хранила никаких памятных вещей.
История дружбы Кало и О’Киф довольно односторонняя — большинство записей исходит от Кало, для которой отношения, вероятно, значили больше. На сегодняшний день не было обнаружено никаких писем от О’Киф, и, похоже, она не хранила никаких памятных вещей.
Один небольшой след недавно обнаружила Грассо в адресной книге Джорджии начала 1930-х годов — это чикагский адрес Фриды Риверы (фамилия художницы по мужу). Когда Кало находилась в Нью-Йорке в 1933 году, следующим пунктом назначения в её планах был Чикаго. Там Диего Ривере было поручено написать мурал для Всемирной выставки, но заказ был отозван после разногласий вокруг его фрески в Рокфеллер-центре.
Скорее всего, О’Киф так и не воспользовалась этим чикагским адресом, но когда мексиканская художница вернулась в Нью-Йорк в ноябре 1938 года на свою первую персональную выставку в галерее Жюльена Леви, Джорджия была на открытии. Селия Стар думает, что это было неслучайно, ведь к этому моменту она с июля по декабрь провела в Нью-Мехико и могла легко пропустить экспозицию Кало.
Скорее всего, О’Киф так и не воспользовалась этим чикагским адресом, но когда мексиканская художница вернулась в Нью-Йорк в ноябре 1938 года на свою первую персональную выставку в галерее Жюльена Леви, Джорджия была на открытии. Селия Стар думает, что это было неслучайно, ведь к этому моменту она с июля по декабрь провела в Нью-Мехико и могла легко пропустить экспозицию Кало.
Близ Абикиу, Нью-Мехико
1931, 40.6×91.4 см
«Возможно, они виделись ещё несколько раз, — добавляет Стар. — Фрида приезжала в Нью-Йорк по разным случаям». А когда О’Киф отправилась в Мексику в 1951 году, она дважды посещала Кало в её Casa Azul («Лазурном доме»).
В тот последний раз Фрида была прикована к постели после недавних операций. Скорее всего, она была взволнована, увидев свою старую приятельницу, которая продемонстрировала ей, как может выглядеть успешная художница. «О'Киф была художницей… представителем, символом, образцом, — говорит Грассо. — Представьте, насколько О’Киф — как человек, как друг, как женщина, и как художник — могла быть абсолютно пленительна и важна для неё».
Может быть, О’Киф принесла Кало цветы, а может, Фрида предложила подруге местную текилу. Они уже были не теми людьми, как при первой встрече два десятилетия назад, и не стали постоянными составляющими в жизни друг друга. Их связь, пусть и свободная, осталась там.
В тот последний раз Фрида была прикована к постели после недавних операций. Скорее всего, она была взволнована, увидев свою старую приятельницу, которая продемонстрировала ей, как может выглядеть успешная художница. «О'Киф была художницей… представителем, символом, образцом, — говорит Грассо. — Представьте, насколько О’Киф — как человек, как друг, как женщина, и как художник — могла быть абсолютно пленительна и важна для неё».
Может быть, О’Киф принесла Кало цветы, а может, Фрида предложила подруге местную текилу. Они уже были не теми людьми, как при первой встрече два десятилетия назад, и не стали постоянными составляющими в жизни друг друга. Их связь, пусть и свободная, осталась там.
По материалам статьи Карена Чарника «Frida Kahlo and Georgia O’Keeffe’s Formative Friendship» на Artsy