Говорит и показывает: Огюст Роден об итальянских кладбищах, женщинах, животных и резонерах

Я весьма плохо переношу табличку «Вход воспрещен».

Почти все наши скульпторы напоминают этих ваятелей с итальянских кладбищ. Глядя на памятники, установленные в общественных местах, различаешь лишь рединготы, столы и столики, стулья, колбы, телеграфные аппараты. Страшитесь подобного хлама.

Скверные художники всегда норовят глядеть сквозь чужие очки.

Справедлива та критика, что подтверждает ваши сомнения. Не поддавайтесь тем, чью критику ваше сознание отвергает.

Я как та старая римская певица, которая отвечала на шиканье публики: «Equtibus cano! Я пою для шевалье!» — в смысле, для знатоков.

Обыватель с готовностью утверждает, что уродливое в жизни не является материалом для искусства. Ему бы хотелось запретить нам изображать то, что в Природе пришлось ему не по вкусу, шокировало его.

В действительности в искусстве прекрасно единственно то, что имеет характер.

Когда художник в намерении приукрасить природу добавляет зелени весне, розового цвета заре, пурпура юным губам, он творит безобразное, потому что лжет.

Я стремился добиться того, чтобы за каждой выпуклостью торса или членов чувствовалось наличие мышц или костей, находящихся под кожей. И таким образом, правда моих фигур вместо поверхностного сходства, казалось, растет изнутри наружу, как сама жизнь…

Художник, если ему угодно, может воплотить не только мимолетные жесты, но и, если использовать термин, связанный с драматическим искусством, длительное действие. Для этого ему достаточно расположить персонажи картины так, чтобы зритель сначала увидел тех из них, кто начинает это действие, затем тех, кто продолжил, и наконец тех, кто его завершил.

В рисунке Микеланджело восхищения достойны не линии как таковые, не смелые ракурсы и анатомические штудии, но грохочущая и безнадежная мощь этого титана.

Никакое внезапное вдохновение не заменит долгой работы, необходимой, чтобы сообщить глазу знание форм и пропорций, а руке умение послушно передавать весь спектр чувств.

Только владея безупречной техникой, можно заставить забыть о ней.

Представьте, вы только что увидели картину, прочли страницу, при этом вы не присматривались ни к рисунку, ни к колориту, ни к стилю, но взволнованы до глубины души. Не бойтесь ошибиться: рисунок, колорит, стиль технически безупречны.

Я не рискну утверждать, что женщина подобна пейзажу, бесконечно изменчивому со сменой положения солнца, но это почти точное сравнение.

Красота есть повсюду. Не то чтобы ее недоставало глазу, скорее это глазу недостает умения уловить ее.

Крайне редко человек видит себя таким, каков он есть, но даже если он осознает это, то не приемлет правдивого изображения, сделанного художником… Судья желает показаться в мантии, генерал — в шитом золотом мундире.

Лучшие бюсты обычно те, что сделаны бесплатно — для друзей или родственников.

Способность жонглировать абстракциями посредством слов, возможно, дает литературе преимущество в сфере мысли перед другими искусствами.

Художник, воплощая часть повествования, на самом деле должен опираться на знание текста в целом.

Насколько было бы счастливее человечество, если бы работа, вместо того чтобы являться расплатой за существование, стала бы его целью!

Бог сотворил небо не для того, чтобы мы на него не смотрели.

Вернулось время резонеров. Как всегда, они болтают, разглагольствуют по-ученому и не хотят принять того, чего не могут понять.

Живое искусство не реставрирует произведений прошлого, оно их продолжает.

Мысль великих художников так жизненна, так глубока, что проявляется вне всякой сюжетности.

Назначение «сюжета» в том, чтобы сосредоточить дух, уберечь его от рассеяния. Но истинный интерес — по ту сторону сюжета. Наша современная публика даже не подозревает об этом «по ту сторону»…

Наше незнание шедевров — это забвение нашей истины. Проникая в глаза, красота пробуждает сердце к любви, а без любви ничто не имеет ценности. Но любви больше не учат.

Восхитительно все, даже то, что ранит нас. Бунт против природы — напрасная трата сил; он вытекает из невежества и ведет к страданию.

Животные вполне достойны нашего уважения, потому- то конь и становится равным всаднику в конных статуях. Нет ничего, вплоть до последней былинки, что не было бы «прекрасно устроено».

Подлинные враги архитектуры и скульптуры — это плохие архитекторы и скульпторы — крупные модные хирурги, берущиеся искусственно «приделать» больному конечности, которые тот потерял.

К несчастью, в городах мы пришли к такому лихорадочному возбуждению, что природе довольно трудно нас успокоить. Что касается меня, то я еще нетерпелив от человеческих страстей. Быть может, неплохо всегда иметь несчастье на груди, чтобы не закоснеть…

Художнику нечего беспокоиться о повреждениях; как правило, они ничего не умаляют, напротив, добавляют. По крайней мере они никогда не мешают. Разброд вносят именно починки. Повреждение всегда дело случая; однако случай очень артистичен. Но если бы кто-то захотел нарочно сломать и подчистить, это было бы отвратительно.

Почему столько дряблости, столько слабости в том, что мы все еще именуем вкусом — нашим вкусом? Потому что мы живем в эпоху, озабоченную более материальным, нежели духовным, когда вкус в искусстве отменен. Гнушаются уделить ему реальные силы.

Чтобы чему-то научиться, надо идти вперед медленно, оставив этот суетный век, и заранее смириться с тем, что не сколотишь состояния.

Чтобы вызвать восторг, хватит и вида из нашего окна…