Рубенс начал писать только к 30 годам, но успел создать отлаженное производство картин прямо у себя дома, был другом герцога Бекингема, нескольких министров и приятным собеседником европейских королей, бросил дипломатическую карьеру после большой победы и получил дворянскую шпагу от двух монархов.
Автопортрет в кругу друзей из Мантуи
1604, 78×101 см
Рубенс учился больше 10 лет. Питер Пауль, 14-летний паж антверпенской графини де Лалэнг, к светской жизни оказался совсем не расположен. Ему, знавшему три живых языка (фламандский, немецкий и французский), латынь и греческий, мальчику с исключительной памятью, в пажах было до смерти скучно. До сих пор у него не наблюдалось никаких особых склонностей и исключительной одаренности, спокойный и уравновешенный, Питер Пауль давал родителям разобраться со своими взрослыми проблемами и не доставлял им хлопот. Но паж — это уже невыносимо.
Понимание предназначения приходит к юному Рубенсу самым ненадежным путем, даже скорее непротоптанной тропинкой. Потому что больших дорог вокруг Питера Пауля просто не было: Реформация удалила из церквей все живописные изображения, семья в изгнании, в бедности, а значит аристократические замки с их коллекциями тоже для посещения закрыты. Дома есть только одна иллюстрированная Библия. С нее-то и начнется самообразование: мальчик каждый день усердно копирует иллюстрации, пытаясь в точности повторить каждую линию.
Проучившись 8 лет и сменив трех фламандских учителей, Рубенс поедет в Италию, где продолжит копировать каждую интересную линию, что попадается по пути: колонны дворцов, картины предшественников, путевые впечатления. Первые важные самостоятельные работы он создаст только к 30 годам.
Понимание предназначения приходит к юному Рубенсу самым ненадежным путем, даже скорее непротоптанной тропинкой. Потому что больших дорог вокруг Питера Пауля просто не было: Реформация удалила из церквей все живописные изображения, семья в изгнании, в бедности, а значит аристократические замки с их коллекциями тоже для посещения закрыты. Дома есть только одна иллюстрированная Библия. С нее-то и начнется самообразование: мальчик каждый день усердно копирует иллюстрации, пытаясь в точности повторить каждую линию.
Проучившись 8 лет и сменив трех фламандских учителей, Рубенс поедет в Италию, где продолжит копировать каждую интересную линию, что попадается по пути: колонны дворцов, картины предшественников, путевые впечатления. Первые важные самостоятельные работы он создаст только к 30 годам.
Дом Рубенса в Антверпене сейчас входит в топ-10 самых интересных мест, обязательных к посещению. (Фото Ans Brys, со страницы Музея Рубенса в Фейсбук).
Рубенс был гениальным дельцом. В его доме располагалась настоящая мануфактура по производству картин, здесь постоянно работала целая команда учеников-подмастерьев, и некоторые из них были вполне уверенными и состоявшимися художниками. Но работать у Рубенса считали честью: Рубенс знаменитость мировой величины, и Рубенс — это надежный поставщик заказов и средств к существованию.
Позже Рубенса, толкового и даже гениального предпринимателя, критики с тонкой душевной организацией часто ругали, что, дескать, превратил искусство в конвейер. На самом деле, привлечение учеников к созданию масштабных заказов изобрел, конечно, не он. Микеланджело расписывал потолок Сикстинской капеллы, например, вместе с учениками. А до него стены той же капеллы расписали Боттичелли, Гирландайо и Перуджино, тоже вместе с помощниками.
Фламандец работал честно, не скрывая отлаженного механизма создания картин: он выстроил дом-дворец, в котором большую часть помещений занимали мастерские, набрасывал эскиз и отдавал в мастерскую помощникам, чтоб те прописывали пейзажи, драпировки, животных, небо и фоны. Лица героев Рубенс всегда оставлял за собой и часто проходился кистью по всему полотну, добавляя деталей и важных, живых штрихов. На современных европейских выставках в одном зале иногда оказываются рядом первоначальный авторский эскиз и готовая картина — зрителя поражает точность и динамичная напряженность замысла Рубенса. Точно как терпкое редкое вино, которое ученики потом разбавили наполовину водой.
Конечно, он и сам мог нарисовать дерево или лошадь, но вполне осознанно шел на компромиссы, даже в ущерб собственной репутации. Уж очень многим хотелось «своего Рубенса». И тогда художник мог искусно торговаться: не хотите ли, милостивый государь, полотно чуть меньшего размера, но уже готовое и саморучно мною написанное, но дороже. Ну или подождите еще пару месяцев и будет вам картина дешевле, но с привлечением учеников и в указанных вами размерах (точно впишется в простенок между окнами в вашем прекрасном доме), правда, я полностью прошелся по нему кистью, так что отличить от моего ни за что не сможете.
Позже Рубенса, толкового и даже гениального предпринимателя, критики с тонкой душевной организацией часто ругали, что, дескать, превратил искусство в конвейер. На самом деле, привлечение учеников к созданию масштабных заказов изобрел, конечно, не он. Микеланджело расписывал потолок Сикстинской капеллы, например, вместе с учениками. А до него стены той же капеллы расписали Боттичелли, Гирландайо и Перуджино, тоже вместе с помощниками.
Фламандец работал честно, не скрывая отлаженного механизма создания картин: он выстроил дом-дворец, в котором большую часть помещений занимали мастерские, набрасывал эскиз и отдавал в мастерскую помощникам, чтоб те прописывали пейзажи, драпировки, животных, небо и фоны. Лица героев Рубенс всегда оставлял за собой и часто проходился кистью по всему полотну, добавляя деталей и важных, живых штрихов. На современных европейских выставках в одном зале иногда оказываются рядом первоначальный авторский эскиз и готовая картина — зрителя поражает точность и динамичная напряженность замысла Рубенса. Точно как терпкое редкое вино, которое ученики потом разбавили наполовину водой.
Конечно, он и сам мог нарисовать дерево или лошадь, но вполне осознанно шел на компромиссы, даже в ущерб собственной репутации. Уж очень многим хотелось «своего Рубенса». И тогда художник мог искусно торговаться: не хотите ли, милостивый государь, полотно чуть меньшего размера, но уже готовое и саморучно мною написанное, но дороже. Ну или подождите еще пару месяцев и будет вам картина дешевле, но с привлечением учеников и в указанных вами размерах (точно впишется в простенок между окнами в вашем прекрасном доме), правда, я полностью прошелся по нему кистью, так что отличить от моего ни за что не сможете.
Рубенс боялся Ван Дейка. И любил, и ценил, конечно, и рекомендовал европейским монархам, и поручал молодому помощнику делать копии для гравюр со своих картин, и посылал в Италию и во Францию заключать договоры о собственных авторских правах, но совершенно точно видел в Антонисе опасного соперника.
Ван Дейк, мальчик-вундеркинд, тонко чувствующий людей и мир, самоуверенный, образованный и импульсивный, пришел в прославленную мастерскую Рубенса 18-летним и стал жить в его доме. Очень скоро заказчики Рубенса, вынужденные ждать своих картин по несколько месяцев и платить немалые деньги, начали уверенно перешептываться: «Ван Дейк может точно так же».
Рубенс был достаточно умен и прозорлив, чтобы оценить исходящую от ученика угрозу. Одну и ту же историю рассказывают биографы Рубенса и биографы ван Дейка. Однажды метр закончил огромное полотно и уехал из дома. Ученики по неосторожности смазали еще свежие краски. Антонис уверенно взялся испорченный фрагмент переписать — и справился отлично. Исследователи со стороны ван Дейка добавляют «Рубенс даже ничего не заметил», а со стороны его учителя — «вернувшись, Рубенс конечно заметил, что картина исправлена, но не сказал ни слова». В любом случае настал момент, когда жить в одном городе они больше не могли: Рубенс настоятельно рекомендует юноше пожить в Италии и изучить мастеров Возрождения. Ван Дейк наконец-то был свободен.
Ван Дейк, мальчик-вундеркинд, тонко чувствующий людей и мир, самоуверенный, образованный и импульсивный, пришел в прославленную мастерскую Рубенса 18-летним и стал жить в его доме. Очень скоро заказчики Рубенса, вынужденные ждать своих картин по несколько месяцев и платить немалые деньги, начали уверенно перешептываться: «Ван Дейк может точно так же».
Рубенс был достаточно умен и прозорлив, чтобы оценить исходящую от ученика угрозу. Одну и ту же историю рассказывают биографы Рубенса и биографы ван Дейка. Однажды метр закончил огромное полотно и уехал из дома. Ученики по неосторожности смазали еще свежие краски. Антонис уверенно взялся испорченный фрагмент переписать — и справился отлично. Исследователи со стороны ван Дейка добавляют «Рубенс даже ничего не заметил», а со стороны его учителя — «вернувшись, Рубенс конечно заметил, что картина исправлена, но не сказал ни слова». В любом случае настал момент, когда жить в одном городе они больше не могли: Рубенс настоятельно рекомендует юноше пожить в Италии и изучить мастеров Возрождения. Ван Дейк наконец-то был свободен.
Рубенс был одновременно английским и испанским дворянином. Еще в 1608 году, вернувшись из Италии, сходу влюбившись и женившись, Питер Пауль написал свадебный автопортрет
с женой Изабеллой. Молодожены искренне счастливы, сам художник сияет, он полон надежд, спокоен и уверен. И у него есть шпага. Мы видим только эфес, но Рубенс не оставляет нам шанса оставить ее незамеченной — он держит на ней руку.
Тогда он еще не имел права носить шпагу, потому что дворянином не был. Зато был самоуверен, честолюбив и напрочь лишен философских юношеских иллюзий о бедности как источнике вдохновения. Он никогда не стеснялся попросить у эрцгерцогини жалованья или у герцога Гонзага — покрыть непредвиденные расходы, возникшие по пути в Испанию. Он мог уехать в Рим по своим делам, будучи на службе у мантуанского герцога, и получив приказ немедленно возвращаться, написать: «Я не смогу так поспешно покинуть Рим из-за некоторых важных работ, которые я вынужден был взять на себя (признаюсь в этом Вашей Милости) по необходимости, ибо я посвятил все лето на изучение моего искусства и не в состоянии был прилично содержать дом и двоих слуг в течение года на 140 скудо, полученные мною из Мантуи за все время моего отсутствия. К тому же мне представился прекраснейший и великолепнейший случай, какой только может представиться в Риме, и честь побудила меня воспользоваться милостью судьбы. Речь идет о главном алтаре нового храма отцов-ораторианцев, называемого Санта Мария ин Валличелла, ныне, без сомнения, самого знаменитого и посещаемого из всех римских храмов. Хотя вышеупомянутая моя работа еще не начата, лица столь высокого звания интересуются ею, что я не могу, не заслужив порицаний, отказаться от заказа, славно отвоеванного у лучших художников Рима». И герцог разрешит Рубенсу остаться в Риме и закончить работу! Не удивительно, что дипломатические способности фламандца вскоре оценили короли.
Рубенс получит долгожданную шпагу, причем вполне заслуженно, причем сразу от двух королей, причем сначала от короля Англии. Карл I подарил художнику кольцо и цепь с бриллиантами, а Оксфордский университет присудил ученую степень магистра искусств. От короля Испании (Фландрия тогда — часть Испании) шпага придет годом позже, без кольца и бриллиантов, но с признанием заслуг и чтобы «дать ему возможность ради чести еще более усердствовать на нашей службе».
Тогда он еще не имел права носить шпагу, потому что дворянином не был. Зато был самоуверен, честолюбив и напрочь лишен философских юношеских иллюзий о бедности как источнике вдохновения. Он никогда не стеснялся попросить у эрцгерцогини жалованья или у герцога Гонзага — покрыть непредвиденные расходы, возникшие по пути в Испанию. Он мог уехать в Рим по своим делам, будучи на службе у мантуанского герцога, и получив приказ немедленно возвращаться, написать: «Я не смогу так поспешно покинуть Рим из-за некоторых важных работ, которые я вынужден был взять на себя (признаюсь в этом Вашей Милости) по необходимости, ибо я посвятил все лето на изучение моего искусства и не в состоянии был прилично содержать дом и двоих слуг в течение года на 140 скудо, полученные мною из Мантуи за все время моего отсутствия. К тому же мне представился прекраснейший и великолепнейший случай, какой только может представиться в Риме, и честь побудила меня воспользоваться милостью судьбы. Речь идет о главном алтаре нового храма отцов-ораторианцев, называемого Санта Мария ин Валличелла, ныне, без сомнения, самого знаменитого и посещаемого из всех римских храмов. Хотя вышеупомянутая моя работа еще не начата, лица столь высокого звания интересуются ею, что я не могу, не заслужив порицаний, отказаться от заказа, славно отвоеванного у лучших художников Рима». И герцог разрешит Рубенсу остаться в Риме и закончить работу! Не удивительно, что дипломатические способности фламандца вскоре оценили короли.
Рубенс получит долгожданную шпагу, причем вполне заслуженно, причем сразу от двух королей, причем сначала от короля Англии. Карл I подарил художнику кольцо и цепь с бриллиантами, а Оксфордский университет присудил ученую степень магистра искусств. От короля Испании (Фландрия тогда — часть Испании) шпага придет годом позже, без кольца и бриллиантов, но с признанием заслуг и чтобы «дать ему возможность ради чести еще более усердствовать на нашей службе».
Питер Пауль Рубенс. Аллегория
войны и мира. 1629−1630. Эту картину Рубенс подарил английскому королю, приехав к нему с миротворческой миссией.
Рубенс остановил одну войну. И именно за это получил дворянство от примиренных им держав. Тридцатилетняя война закончилась только через 8 лет после смерти Рубенса, но на ее ход художник смог повлиять.
Выезжая в свою первую официальную дипломатическую миссию, Рубенс составил опись имущества и завещание на двух сыновей. На всякий случай. В переговорах между Англией и Испанией он значительно уступал в знатности остальным участникам, но был самым обязательным и пунктуальным игроком в этих четырехлетних переговорах. Король Испании Филипп IV не верил, что какой-то живописец может участвовать в деле особой государственной важности, но он не учел, что Бекингем был давним другом Рубенса и недавно купил у художника часть его античной коллекции, что король Англии Карл I считал Рубенса одним из самых интересных собеседников и готов был продержать фламандца около себя столько, сколько тот выдержит, без зазрения совести ведя за его спиной переговоры с кардиналом Ришелье.
Тридцатилетняя война — затяжное, жестокое и запутанное событие, которое значительно сократило население Европы и могло бы стать показательной хрестоматией интриг, хитростей, предательств, неисполненных обещаний и подлостей. И Рубенс во всей этой истории выглядит рыцарем: биографы сходятся во мнении, что кроме тщеславия, без сомнений, им руководило жгучее желание приблизить мир прежде всего у себя на родине, объединив наконец Фландрию и Соединенные провинции. Именно для этого он столько усилий приложил к установлению мира с Англией, которая поддерживала Соединенные провинции.
«Сильнее всего на свете мне хотелось бы вернуться домой и больше никуда не уезжать», — напишет 54-летний Рубенс перед самым окончанием своей изматывающей англо-испанской миссии.
Заглавное фото: памятник Питеру Паулю Рубенсу в Антверпене.
Автор: Анна Сидельникова
Выезжая в свою первую официальную дипломатическую миссию, Рубенс составил опись имущества и завещание на двух сыновей. На всякий случай. В переговорах между Англией и Испанией он значительно уступал в знатности остальным участникам, но был самым обязательным и пунктуальным игроком в этих четырехлетних переговорах. Король Испании Филипп IV не верил, что какой-то живописец может участвовать в деле особой государственной важности, но он не учел, что Бекингем был давним другом Рубенса и недавно купил у художника часть его античной коллекции, что король Англии Карл I считал Рубенса одним из самых интересных собеседников и готов был продержать фламандца около себя столько, сколько тот выдержит, без зазрения совести ведя за его спиной переговоры с кардиналом Ришелье.
Тридцатилетняя война — затяжное, жестокое и запутанное событие, которое значительно сократило население Европы и могло бы стать показательной хрестоматией интриг, хитростей, предательств, неисполненных обещаний и подлостей. И Рубенс во всей этой истории выглядит рыцарем: биографы сходятся во мнении, что кроме тщеславия, без сомнений, им руководило жгучее желание приблизить мир прежде всего у себя на родине, объединив наконец Фландрию и Соединенные провинции. Именно для этого он столько усилий приложил к установлению мира с Англией, которая поддерживала Соединенные провинции.
«Сильнее всего на свете мне хотелось бы вернуться домой и больше никуда не уезжать», — напишет 54-летний Рубенс перед самым окончанием своей изматывающей англо-испанской миссии.
Заглавное фото: памятник Питеру Паулю Рубенсу в Антверпене.
Автор: Анна Сидельникова
