Шедеврами Клода Моне и работами австрийских художников, включая Густава Климта, на которых оказал влияние великий импрессионист, можно насладиться до 8 февраля в Вене, — что и сделал наш журналист. Приглашаем присоединяться к размышлениям на тему «Looking at Monet», прогуливаясь вместе с нами по выставке в Бельведере.
Рыбаки на Сене под Пуасси
1882, 60×81 см
Великолепные покои принца Евгения Савойского, грозы турок, более известные ныне как Бельведер, часто радуют своих гостей — уже не давешних вельмож, а простых ценителей искусства со всего мира — выставками живописи того или иного направления и той или иной эпохи. До 8 февраля здесь расположилась экспозиция «Im Lichte Monets» («В свете/в сиянии Моне»), посвященная великому французскому импрессионисту Клоду Моне и его австрийским последователям, перенявшим у него те или иные черты. Так что вниманию посетителей эдакое «двухслойное» мероприятие: не просто экспозиция работ Моне, а набор впечатлений мастеров от работ человека, пытавшегося передать собственные впечатления — «импрессии», — на холсте.
Клод Моне. Код Моне.
Густав Климт (Gustav Klimt), Эмиль Якоб Шиндлер (Emil Jakob Schindler), Ольга Визингер-Флориан (Olga Wisinger-Florian), Людвиг Генрих Жуникель (Ludwig Heinrich Jungnickel), Герберт Бёкль (Herbert Boeckl), Макс Вайлер (Max Weiler) — это лишь представленные на выставке художники «в свете Моне». А вообще последователей Моне можно перечислять бесконечно долго: каждый из них был самобытен, каждый брал лишь отдельные черты, использовал лишь отдельные моменты. Но все они были связаны загадочным кодом из четырех букв — «М-О-Н-Е». Кодом художника, который пережил двух жен и любимого сына, который под конец жизни заболел катарактой, потерял глазной хрусталик и стал видеть мир в другом цвете (что не могло, разумеется, не сказаться на его картинах)… Художника, который был реалистичнее любого реалиста — ведь он не повторял реальность, а писал вещи такими, какими видит их он, — и, наконец, художника, который завещал «проявлять крайнее упорство в сохранении первого впечатления, так как оно — самое правильное».
Скала в Дьеппе
1882, 65×81 см
Попасть на выставку охочему до импрессионистских зрелищ путешественнику довольно просто — нужно просто не перепутать Нижний и Верхний Бельведеры. Автор рецензии с таким простейшим заданием не справился и был награжден прогулкой по парку между двумя дворцами. Отстояв очередь в кассу (замечу, выставка стартовала в октябре, но Моне много не бывает!), прохожу через комнаты, принадлежавшие некогда любимцу дам из венского высшего общества Евгению Савойскому. Попутно оглядываю его портрет (нет-нет, работа вовсе не Моне и даже не любого другого импрессиониста): показалось, что для любимца он как-то неказист. И, разозлившись на себя за такие жалкие мысли о великих людях, я, наконец, очутился на выставке.
В наши дни признак хорошей выставки — то, что тебе там комфортно одному и без экскурсии. Выставки делаются очень точно и последовательно, сопровождаются комментариями на стенах, в выданных бюллетенях, программках, кинохрониках… Но главное, они позволяют посетителю самому дойти до понимания каких-то вещей. Выставка «Im Lichte Monets» абсолютно соответствует этому канону. Даже если бы Моне не был тем гением, «от которого сияние исходит», эту весьма нестандартную выставку уже следовало бы посетить.
Остров на озере Аттерзее
1902, 100×100 см
По сути своей эта экспозиция — набор аллюзий и реминисценций, столь популярных в наше время (и далеко не только в культуре). Здесь мы встречаем другого Климта, который, отойдя от золотистости «Поцелуя», пишет море — пишет так, как это бы сделал и Моне. Мы поворачиваемся и видим другую картину, убеждаясь, что Моне это, собственно, и сделал. А Климт увидел и захотел создать нечто подобное. У него получилось. Нет, это не стало его лучшей работой, но он пережил это, как и любой значимый творец своей эпохи. А море, к слову, потрясает… «На небесах тебя сочтут лохом, если ты никогда не видел море», произносит персонаж Тиля Швайгера в известном фильме. Кем меня и где сочтут, я не знаю, но, вне всякого сомнения, я почувствовал жизнь чуть более полно и ясно после того, как я увидел море так, как его видели Моне и Климт. Сейчас бы профессиональные фотографы сказали: «О Господи, да здесь же горизонт завален!». Но Моне с Климтом не были профессионалами. Они были гениями.
К слову, о фотографах. Я был искренне удивлен, когда увидел на этой выставке фотографии начала 20-го века. Ярчайшие цвета и игра с фокусом в исполнении Генриха Кюна (Heinrich Kühn) — попытка передать импрессионистские идеи в фотоискусстве. Новатор своего времени, Хайнрих Кюн когда-то учился на медика, но впоследствии оставил врачебное дело ради фотографии. На сегодняшний день в Австрийской Национальной Библиотеке хранится 214 экземпляров его автохромов. Из-за их хрупкости на выставке представлены лишь их принты, но даже это потрясает. А вы говорите «хипстеры»!
Моне: следующая серия
Моне открыл художественному миру много новых направлений, среди которых следует, например, выделить идею серии картин одного и того же места в разное время суток. «Руанский собор», не представленный на этой выставке, является всего лишь самым известным примером. Другие серии менее популярны, но от того не менее искусны. Мост Ватерлоо — один из таких «серийных» объектов у Моне, — представлен на выставке в нескольких видах. Конечно, столь красивую и точную идею не могли не подхватить художники со всего мира — Австрия, чья столица по совместительству по праву зовется культурной столицей Европы, естественно, не стала исключением.
В этом зале австрийской столицы мосты «перекинуты» из музеев Канады, США, Швейцарии…
Моне вдохновлялись по-разному — могли вторить ему и писать серии подобных соборов, скал и мостов… Могли и вовсе в стиле, близком к экспрессионизму, рисовать пейзажи одного и того же места опять-таки в разное время. Но здесь, конечно, экспрессионизм
становился главенствующим ориентиром. Оттого и работы Герберта Бёкля (Herbert Boeckl, 1894 — 1966) кажутся более чем самобытными — если бы не создатели выставки, то, возможно, многие бы и не задумались об этой связи двух художников и о преемственности поколений в искусстве.
Искусство преемственно — не только на холсте, но и в умении себя подать. Написав картину «Водяные лилии», состоящую из 8 частей, Моне обязал галеристов выставлять ее в овальном зале, дабы создать у посетителя то, что сейчас бы назвали «эффект присутствия».
В данную секунду есть только человек и картина. А в идеальном случае человек переходит в картину. Идея обрела неимоверную популярность ближе к нашему времени — попытка совместить человека и инсталляцию едва ли не основная идея «музеев современного творчества».
Водяная лилия
1903, 74.6×105.3 см
Австриец Макс Вайлер (Max Weiler) не стал исключением — его идея была в том, что все четыре стены зала должны быть частью одной картины. То есть, человек — буквально, — находится внутри, его ничто не отвлекает. Никакой соседний портрет
очередного кардинала не натолкнет его на мысли о духовности, только белый цвет и загадочно, будто в хаотичном порядке, нанесенные на него краски. Со всех сторон. Это завораживает и даже где-то пугает, но вот только потом оставляет где-то в глубине души легкий флер игры и забавы. «Было бы грустно, если бы не было так смешно», — говорит постмодернизм
.
Макс Вайлер — «Nature with Caput mortuum», 1974
Моне? Моне
Клод Моне — один из тех модернистов, о которых невозможно спорить. Невозможно говорить: «Да, интересные работы, может, я чего-то не понимаю, правда». Все понятно. Все предельно понятно — так, как и должно работать чистое искусство.
Поле тюльпанов и мельница в Голландии
1886, 65.6×81.5 см
Портрет Папаши Поля
1882, 65×52 см
Садовая дорожка
1901, 92×89 см
У украинской группы «Океан Эльзы» есть песня со словами «Ніжно-пастельний, як і твій улюблений Моне» («Нежно-пастельный, как и твой любимый Моне»). Это отчасти правда — Моне бывал и нежным, бывал и пастельным (если таковым можно именно бывать), но самое главное — он всегда был искренним. Он жил полноценной жизнью, много путешествовал, выращивал сад, а потом хотел это запомнить — точне, не сад и путешествия, а себя в это время, свои впечатления. Ему вторили другие художники, вторили его технике и идеям. Но только он был полностью, абсолютно искренним. Неудивительно — ведь только он был Моне. И только он им останется. Навсегда.
Вадим Нагайчук
Иллюстрации: официальный сайт галереи Бельведер, фото афиши — Karin Schmitzer
