Наталья Гарбер, из книги "Джем" (2010)
Люди-птицы
XX век
Хочу сделать себе подарок на День рождения. Лучший подарок – тот, что выбираешь сама. Наслаждение всех сортов – ощущать, как возникает желание, чтобы потом удовлетворить его и никому не быть за это должной…
Итак, почтенный донжуан Витя, приятель отца, а теперь и мой – в роли доброго папеньки, конечно. За разностью лет и по причине того, что я досталась ему как приемная дочь - в наследство от эмигрировавшего давным-давно друга, он меня не соблазняет, а просто кормит обедом, когда прихожу в гости. Очень трогательно, когда донжуан кормит тебя самолично приготовленным обедом. Я видела это в фильме «История любви», но там герой был не донжуан и профессиональный повар – что еще он мог предложить женщине?
А тут – борщ с корицей… а разговорчики те еще…
Короче, витальный Витя – джазмен, композитор, и вообще заслуженный творец страны. Поэтому я спрашиваю его:
– Витя, а как ты решаешь проблему с гениальностью?
– Что? – Витя поднимает голову над кастрюлей.
– Ну, вот ты пишешь себе симфонию. Пишешь. Заканчиваешь. Правишь… Все как у людей. Потом все – больше не можешь писать. Все. А вдруг это не гениально? И что, зачем тогда? И как?
– О, господи, ты об этом. – Витя облегченно вздыхает, будто я попросила у него сегодняшнюю газету, а она лежит в коридоре на тумбочке – пойди да возьми.
– До 40 лет я тоже мучился этим. А теперь все просто – я показываю публике, когда понимаю, что даже если Шостакович скажет «говно», я все равно ничего не изменю.
– Классно. И долго ты ждешь этого момента?
– Да у меня в запасе вечность, я не спешу. Когда приходит ощущение, что все, то и все.
– А Перельман отказался сидеть в Силиконовой долине, которая в Сколково.
Несмотря на музыкальность, Витя – математик по базовому образованию, как и я. Мы учились с гениями, они нам нравятся. Для нас Перельман, сидящий в хрущобе, отказывающийся брать миллионные премии и покрываться валютным силиконом, очарователен. Мой переход Вите понятен, поэтому он хмыкает:
– Ну, не хочет человек в туфте участвовать… А чем аргументировал?
– Сказал «неинтересно».
Витя смеется и говорит, что Перельман всех возбудил.
Когда Перельман после семи лет одиноких трудов доказал теорему Пуанкаре и выложил ее в Интернет в открытый доступ, китайцы рванули доказывать, что Гриша доказал только чуть-чуть, а основное доказали они. Только вот не могут объяснить, как. Эта гоп-кампания длилась несколько лет и сильно Грише надоела, когда наконец те пять человек на планете, которые способны были Гришино доказательство совокупно прочесть, сели вместе и признали, что да – это таки доказательство теоремы Пуанкаре. И не только ее, насколько я понимаю.
И когда после этого Грише предложили Премию тысячелетия от математического сообщества, которое его за эти годы нещадно утомило, он сказал «Не возьму, потому что это несправедливое решение. Я считаю, что вклад в решение этой задачи американского математика Гамильтона ничуть не меньше, чем мой». Народная молва гласит, что он еще добавил «Отстаньте, дураки, не нужны мне ваши деньги, я могу поворачивать Вселенную». Заявил, что математикой больше заниматься не будет и пошел пить кефир. И я его понимаю. Когда можешь поворачивать Вселенную, пора разговаривать с Богом. Какая уж тут математика. Тут уже готовый поток Божественных откровений. И, конечно, с нами, земными людьми, Грише скучно. Нам до Гриши надо расти.
Итак, почтенный донжуан Витя, приятель отца, а теперь и мой – в роли доброго папеньки, конечно. За разностью лет и по причине того, что я досталась ему как приемная дочь - в наследство от эмигрировавшего давным-давно друга, он меня не соблазняет, а просто кормит обедом, когда прихожу в гости. Очень трогательно, когда донжуан кормит тебя самолично приготовленным обедом. Я видела это в фильме «История любви», но там герой был не донжуан и профессиональный повар – что еще он мог предложить женщине?
А тут – борщ с корицей… а разговорчики те еще…
Короче, витальный Витя – джазмен, композитор, и вообще заслуженный творец страны. Поэтому я спрашиваю его:
– Витя, а как ты решаешь проблему с гениальностью?
– Что? – Витя поднимает голову над кастрюлей.
– Ну, вот ты пишешь себе симфонию. Пишешь. Заканчиваешь. Правишь… Все как у людей. Потом все – больше не можешь писать. Все. А вдруг это не гениально? И что, зачем тогда? И как?
– О, господи, ты об этом. – Витя облегченно вздыхает, будто я попросила у него сегодняшнюю газету, а она лежит в коридоре на тумбочке – пойди да возьми.
– До 40 лет я тоже мучился этим. А теперь все просто – я показываю публике, когда понимаю, что даже если Шостакович скажет «говно», я все равно ничего не изменю.
– Классно. И долго ты ждешь этого момента?
– Да у меня в запасе вечность, я не спешу. Когда приходит ощущение, что все, то и все.
– А Перельман отказался сидеть в Силиконовой долине, которая в Сколково.
Несмотря на музыкальность, Витя – математик по базовому образованию, как и я. Мы учились с гениями, они нам нравятся. Для нас Перельман, сидящий в хрущобе, отказывающийся брать миллионные премии и покрываться валютным силиконом, очарователен. Мой переход Вите понятен, поэтому он хмыкает:
– Ну, не хочет человек в туфте участвовать… А чем аргументировал?
– Сказал «неинтересно».
Витя смеется и говорит, что Перельман всех возбудил.
Когда Перельман после семи лет одиноких трудов доказал теорему Пуанкаре и выложил ее в Интернет в открытый доступ, китайцы рванули доказывать, что Гриша доказал только чуть-чуть, а основное доказали они. Только вот не могут объяснить, как. Эта гоп-кампания длилась несколько лет и сильно Грише надоела, когда наконец те пять человек на планете, которые способны были Гришино доказательство совокупно прочесть, сели вместе и признали, что да – это таки доказательство теоремы Пуанкаре. И не только ее, насколько я понимаю.
И когда после этого Грише предложили Премию тысячелетия от математического сообщества, которое его за эти годы нещадно утомило, он сказал «Не возьму, потому что это несправедливое решение. Я считаю, что вклад в решение этой задачи американского математика Гамильтона ничуть не меньше, чем мой». Народная молва гласит, что он еще добавил «Отстаньте, дураки, не нужны мне ваши деньги, я могу поворачивать Вселенную». Заявил, что математикой больше заниматься не будет и пошел пить кефир. И я его понимаю. Когда можешь поворачивать Вселенную, пора разговаривать с Богом. Какая уж тут математика. Тут уже готовый поток Божественных откровений. И, конечно, с нами, земными людьми, Грише скучно. Нам до Гриши надо расти.
Танцовщица
XX век
Когда-то мне предлагали ехать в Лондонскую школу экономики учиться. Шел 1993 год, была нищета, и летом денег не хватало. Я поехала на летние курсы LSE в Питер, потому что они давали грант и не надо было зарабатывать. И потом – модно, экономика. На экзамене меня пробило на идею, я что-то там новое посчитала на нервной почве – забыла стандартный ответ, и подумала, как бы люди себя повели в предложенной экономической ситуации. Получаю работу с оценкой С, то бишь удовлетворительно. А я-то знаю, что гениально. Пошла к лектору, прижала его к стене, он вник и сказал – круто.
И вот они говорят – давай, Лондон, учеба, 20 тыс. зеленых в месяц и весь мир твой. А я… люблю компьютерные мультики. И детей им учу. Это моя работа тогда была. И она мне нравилась… Вот что…
И еще кое-что: глава школы (и тогдашний консультант Ельцина, говорят), прямо на лекции строит макропрогнозы для России, заменяя функцию логарифм на функцию y=x+1. То бишь реально тихонечко должно все улучшаться, а он обещает линейный взлет. Кто помнит школьную математику, догадается, сколь быстро госинвестиции под этот расчет должны вести к кризису. Кто помнит историю, знает, что до кризиса 1998 года аккурат хватило нам 5 лет. Нет, конечно, это не из-за LSE произошло, это от всего в целом. Водку мы пьем для запаха, дури у нас и так хватает. Но все же, все же, все же.
Хотя в тот момент, в 1993-м, главное все-таки для меня было – дети с мультиками. И вот стою я у канала рядом с Храмом Спаса на Крови и рыдаю. Про что рыдаю? А что вот уеду, буду зарабатывать сотни тысяч зеленых, работать в лучших мировых компаниях в безопасных и благополучных странах и… не буду мультикам детей учить в сумасшедшей России, которая влетит сейчас в кризис от этих консультантов как миленькая.
Позвонила другу в Москву. Умный друг, юрист, говорит: «Ты че хочешь?» «Му-у-у-ультики», – рыдаю я. «Доучиваться там на курсе будешь?» – спрашивает он на всякий случай. «Да-а-а-а», – утираю я сопли. «Ну, доучивайся и приезжай домой», – заключает он. Так я и сделала. В LSE не поняли. А чего понимать – неинтересно.
Ну, Бог меня так повернул, что я мультики для детей хочу… Нелинейно так...
Перельман умней и старше меня тогдашней. Он не мучается и не плачет. Просто выставляет миллиардеров за дверь. И я его за это люблю. Всей душой. Потому что это значит, что он настоящий.
Настоящий гений.
И вот они говорят – давай, Лондон, учеба, 20 тыс. зеленых в месяц и весь мир твой. А я… люблю компьютерные мультики. И детей им учу. Это моя работа тогда была. И она мне нравилась… Вот что…
И еще кое-что: глава школы (и тогдашний консультант Ельцина, говорят), прямо на лекции строит макропрогнозы для России, заменяя функцию логарифм на функцию y=x+1. То бишь реально тихонечко должно все улучшаться, а он обещает линейный взлет. Кто помнит школьную математику, догадается, сколь быстро госинвестиции под этот расчет должны вести к кризису. Кто помнит историю, знает, что до кризиса 1998 года аккурат хватило нам 5 лет. Нет, конечно, это не из-за LSE произошло, это от всего в целом. Водку мы пьем для запаха, дури у нас и так хватает. Но все же, все же, все же.
Хотя в тот момент, в 1993-м, главное все-таки для меня было – дети с мультиками. И вот стою я у канала рядом с Храмом Спаса на Крови и рыдаю. Про что рыдаю? А что вот уеду, буду зарабатывать сотни тысяч зеленых, работать в лучших мировых компаниях в безопасных и благополучных странах и… не буду мультикам детей учить в сумасшедшей России, которая влетит сейчас в кризис от этих консультантов как миленькая.
Позвонила другу в Москву. Умный друг, юрист, говорит: «Ты че хочешь?» «Му-у-у-ультики», – рыдаю я. «Доучиваться там на курсе будешь?» – спрашивает он на всякий случай. «Да-а-а-а», – утираю я сопли. «Ну, доучивайся и приезжай домой», – заключает он. Так я и сделала. В LSE не поняли. А чего понимать – неинтересно.
Ну, Бог меня так повернул, что я мультики для детей хочу… Нелинейно так...
Перельман умней и старше меня тогдашней. Он не мучается и не плачет. Просто выставляет миллиардеров за дверь. И я его за это люблю. Всей душой. Потому что это значит, что он настоящий.
Настоящий гений.
Чудилы
XX век
Со мной в матшколе учился Шурик. Гений.
Сейчас его уже не узнать – нездоровый, одутловатый и совсем не в себе. Внутри себя там где-то. Коммуникации нету…
А тогда Шурик был 15-летним сыном пары химиков. Дома он химичил, а в школе не говорил – неинтересно ему было. У него там свои были важные процессы в голове, он ими и занимался, периодически накручивая волосы на макушке на палец.
Но нам повезло: в какой-то момент по программе надо было изучать «Слово о полку Игореве». Шурик проникся великим произведением и с тех пор говорил цитатами. «Не лепо ли нам бяшеть?» – затевал он, разводя руками для понятности. «А, – говорила я, – конечно, пошли обедать, пора уже». И мы шли.
Второй гений у нас был по физике, и звался тоже Шурик. Во время Олимпиады с параллельным классом нас высадили в отдельную комнату и дали задание. Несколько задач были ясные, какие-то – более-менее, а одна – полный ужас. Я пошла к Шурику и нежным голосом сказала: «Шурик, тут у нас…» – и бумажку с текстом подложила ему под нос. Шурик-физик, как и Шурик-химик, был занят своим внутренним миром, и отвлекать его по пустякам было нельзя. Но тут случай был особый. И я решилась.
Он посмотрел на лист и сказал нечто вроде «Луна в Козероге… Фактор группы группы же… сейчас… Восемь ом». Там были еще какие-то умные слова, я их записала. Но в конце был ясный и похожий на правду ответ – 8 Ом. Мы сели считать. Опорные точки у нас были. Луна, Козерог, фактор некоей группы (не похоже, чтоб нашей), огромная «же» между нашими познаниями в физике и Шуриковой невербализуемой гениальностью, и что-то там еще по мелочи. В общем, мы посчитали и получили … 7 Ом.
«Шурик гений, значит, 8 Ом, – сказала я. – Пересчитываем». Таланты послушно пересчитали. 7 Ом – и все тут. «Отстань, – стали они ныть. – Он ошибся, все бывает, гений же». Я пошла к Шурику, который глядел в окно и вдумчиво ковырял в носу о своем – Олимпиады его интересовали так же мало, как Перельмана Премии тысячелетия. У него шел внутренний процесс. Натуральный, без силикона. И процесс этот требовал постоянной включенности внутрь него. Чем Шурик и был постоянно занят.
Мне это нравилось, поэтому я с нежностью пошевелила Шурика за рукав, и когда его взгляд сфокусировался на мне, попросила: «У нас не сходится. Посмотри еще раз. Восемь Ом-то? Или сколько? А то семь у нас выходит… Маловато?» Шурик поглядел на меня с сочувствием, потом на лист – без интереса, пошевелил губами и сказал, вздохнув: «Восемь».
Он мне сочувствовал, но помочь не мог. Гений не может объяснить просто, как устроена Вселенная, а показывать – долго и опасно. В общем, восемь – это пророчество. Восемь и все. Мировая константа этой задачи. Не паримся. Все.
Мы сели и пошагово, медленно, проверяя все альтернативные варианты и запасные ходы, все возможные двусмысленности и многозначности… Нашли его. Этот намек, уводящий в сторону от правильного решения. Уводящий нас, но не Шурика. Вышло 8 Ом, как он и проповедовал. Я пошла благодарить. До сих пор не знаю, имело ли это для него какое-то значение. Надеюсь, что имело, ибо кроме благодарности, что можно дать гению?
Сейчас его уже не узнать – нездоровый, одутловатый и совсем не в себе. Внутри себя там где-то. Коммуникации нету…
А тогда Шурик был 15-летним сыном пары химиков. Дома он химичил, а в школе не говорил – неинтересно ему было. У него там свои были важные процессы в голове, он ими и занимался, периодически накручивая волосы на макушке на палец.
Но нам повезло: в какой-то момент по программе надо было изучать «Слово о полку Игореве». Шурик проникся великим произведением и с тех пор говорил цитатами. «Не лепо ли нам бяшеть?» – затевал он, разводя руками для понятности. «А, – говорила я, – конечно, пошли обедать, пора уже». И мы шли.
Второй гений у нас был по физике, и звался тоже Шурик. Во время Олимпиады с параллельным классом нас высадили в отдельную комнату и дали задание. Несколько задач были ясные, какие-то – более-менее, а одна – полный ужас. Я пошла к Шурику и нежным голосом сказала: «Шурик, тут у нас…» – и бумажку с текстом подложила ему под нос. Шурик-физик, как и Шурик-химик, был занят своим внутренним миром, и отвлекать его по пустякам было нельзя. Но тут случай был особый. И я решилась.
Он посмотрел на лист и сказал нечто вроде «Луна в Козероге… Фактор группы группы же… сейчас… Восемь ом». Там были еще какие-то умные слова, я их записала. Но в конце был ясный и похожий на правду ответ – 8 Ом. Мы сели считать. Опорные точки у нас были. Луна, Козерог, фактор некоей группы (не похоже, чтоб нашей), огромная «же» между нашими познаниями в физике и Шуриковой невербализуемой гениальностью, и что-то там еще по мелочи. В общем, мы посчитали и получили … 7 Ом.
«Шурик гений, значит, 8 Ом, – сказала я. – Пересчитываем». Таланты послушно пересчитали. 7 Ом – и все тут. «Отстань, – стали они ныть. – Он ошибся, все бывает, гений же». Я пошла к Шурику, который глядел в окно и вдумчиво ковырял в носу о своем – Олимпиады его интересовали так же мало, как Перельмана Премии тысячелетия. У него шел внутренний процесс. Натуральный, без силикона. И процесс этот требовал постоянной включенности внутрь него. Чем Шурик и был постоянно занят.
Мне это нравилось, поэтому я с нежностью пошевелила Шурика за рукав, и когда его взгляд сфокусировался на мне, попросила: «У нас не сходится. Посмотри еще раз. Восемь Ом-то? Или сколько? А то семь у нас выходит… Маловато?» Шурик поглядел на меня с сочувствием, потом на лист – без интереса, пошевелил губами и сказал, вздохнув: «Восемь».
Он мне сочувствовал, но помочь не мог. Гений не может объяснить просто, как устроена Вселенная, а показывать – долго и опасно. В общем, восемь – это пророчество. Восемь и все. Мировая константа этой задачи. Не паримся. Все.
Мы сели и пошагово, медленно, проверяя все альтернативные варианты и запасные ходы, все возможные двусмысленности и многозначности… Нашли его. Этот намек, уводящий в сторону от правильного решения. Уводящий нас, но не Шурика. Вышло 8 Ом, как он и проповедовал. Я пошла благодарить. До сих пор не знаю, имело ли это для него какое-то значение. Надеюсь, что имело, ибо кроме благодарности, что можно дать гению?
Удивленные
XX век
Недавно мне попался один псевдо-гений. Взрослый. За тридцать. Я, говорит, придумал новую экономическую теорию. О, говорю, раз новую, то расскажи. А он «Луна в Козероге… Сай-Баба… Экономика справедливости». И возбуждается от всего этого как-то странно… Ой-ой...
Вообще сначала я подумала, что он профсоюзный деятель – потому что треплется часами, язык без костей и на всех плевать. Гениям же, по моему разумению, положено говорить мало и невнятно, а не много и мутно. Отличие, как между пророчеством и стенограммой съезда КПСС. А у него – смесь. Разве такое бывает?
Но он говорит, и я слушаю… Слушаю, потом устаю. Выхожу из кабинета в одиннадцать ночи, а в офисе работники сидят. Кошмар.
Денег завались, не знает куда девать – богатый друг дал «на идею» и сказал, что можно не возвращать. Он и не возвращает. И не парится. Играет в бизнесмена. И очень мучается. Зачем?
Текучка в компании жуткая – сегодня она его главный ассистент и все дела идут через нее, а завтра ее уже нет. Все так быстро, говорит он, возводя глаза к небу. Сумасшедший дом, думаю я.
А он все рассказывает о своем. Длинно, странно – и ни черта не понять. Все вокруг с ума сходят в попытке понять, кандидаты наук за ним записывают, он читает и говорит – все не то! И новых нанимает. Директор по персоналу, красавица, регулярно лежит в клинике неврозов и пьет валокордин, но от стресса уже не хочет выздоравливать. Видимо, вошла во вкус. Опасное дело.
Ну, мне не привыкать, у меня иммунитет, я не боюсь. Я слушаю.
И вот что интересно – он невнятен совершенно, но крайне заразителен.
Но, черт, ничего у него не складывается. Одни куски и обрывки.
Напиши сам, говорю. А я, говорит, не умею, и некогда. Что значит некогда, это ж твое дело жизни! А, говорит тоскливо и рукой машет. А вообще – давно, говорю, думаешь, про эту свою экономику? 12 лет, говорит, и уже надоело. Ну, так бросай, говорю, подумай про что-нибудь другое. Не, говорит, долг. Я, говорит, спал в лесу, и мне приснилось, что надо. Поди, говорю, поспи обратно, что не надо.
Не, говорит, давай лучше ты сделаешь, а я скажу, что это мое. И мой долг исполнится. Не, говорю, это не лучше – свои долги чужими мозгами не отдают. Но если тебе невмоготу, отдай профессионалам, что есть – пусть доработают до продукта и продадут. Возьмете каждый процент с продажи. Все толк. И долг исполнится, и ты свободен. Он задумался…
В записанных с его слов текстах кандидатов поглядывает примерно тот социализм, который в хрущовские времена нам обещали к 1980-му, что ли, году: от каждого по способностям, каждому по труду. Но у него там еще что-то модное про рынки, не сразу разберешь. Продвигаться к своему счастью он намерен примерно тем же способом, что мы уже видали. То есть стучать ботинком по столу, материться на переговорах и принимать решения без согласования с народом. И ждать, когда будет много денег – от труда тех, кто снизу.
В итоге дела у него в компании выходят странные. То есть все понты гонят, а коммерческий смысл ускользает. Вершиной бизнеса оказались какие-то социальные акции, которые ведет бультерьер женского пола, называющий свои проекты «Кровавая баня» (и это мы тоже уже видали вскоре после утопических революций, правда? Уж, казалось бы, все всем ясно – но нет, уровень образования в стране в прошлые годы упал катастрофически, и недорослям надо всем известные ошибки снова повторять). Бультерьерские подчиненные не могут объяснить, что они делают для клиентов, но очень активно шуршат по офису и все время где-то выступают. А про прибыль объясняют, что она-де будет потом, потом, потом. Зато все страшно волнуются про свою карьеру и кому что принадлежать будет.
Где-то должны быть деньги в этой экономике моей, говорит бедный псведо-гений. Вот только не найду никак, где.
Главного бухгалтера в компании нет уже год, как я выяснила в конце первой недели пребывания в этом странном месте, а этот псевдо-гений думает, что компания «белая». В каком месте, интересно. И вообще при ближайшем рассмотрении – толкотни полно, а толку нету. Продаж нет. Деньги уходят, и не приходят. В черную дыру. Ну, возвращать же не велели – так чего там, гуляй, рванина…
И если спрашиваешь про управление финансами, увольняют. Я через две недели не выдержала и спросила, в чем тут бизнес, если продаж нету, бухгалтера нету и идея главная 12 лет все еще автором не вербализована – тут все и закончилось. Правда, почти мирно.
Вообще сначала я подумала, что он профсоюзный деятель – потому что треплется часами, язык без костей и на всех плевать. Гениям же, по моему разумению, положено говорить мало и невнятно, а не много и мутно. Отличие, как между пророчеством и стенограммой съезда КПСС. А у него – смесь. Разве такое бывает?
Но он говорит, и я слушаю… Слушаю, потом устаю. Выхожу из кабинета в одиннадцать ночи, а в офисе работники сидят. Кошмар.
Денег завались, не знает куда девать – богатый друг дал «на идею» и сказал, что можно не возвращать. Он и не возвращает. И не парится. Играет в бизнесмена. И очень мучается. Зачем?
Текучка в компании жуткая – сегодня она его главный ассистент и все дела идут через нее, а завтра ее уже нет. Все так быстро, говорит он, возводя глаза к небу. Сумасшедший дом, думаю я.
А он все рассказывает о своем. Длинно, странно – и ни черта не понять. Все вокруг с ума сходят в попытке понять, кандидаты наук за ним записывают, он читает и говорит – все не то! И новых нанимает. Директор по персоналу, красавица, регулярно лежит в клинике неврозов и пьет валокордин, но от стресса уже не хочет выздоравливать. Видимо, вошла во вкус. Опасное дело.
Ну, мне не привыкать, у меня иммунитет, я не боюсь. Я слушаю.
И вот что интересно – он невнятен совершенно, но крайне заразителен.
Но, черт, ничего у него не складывается. Одни куски и обрывки.
Напиши сам, говорю. А я, говорит, не умею, и некогда. Что значит некогда, это ж твое дело жизни! А, говорит тоскливо и рукой машет. А вообще – давно, говорю, думаешь, про эту свою экономику? 12 лет, говорит, и уже надоело. Ну, так бросай, говорю, подумай про что-нибудь другое. Не, говорит, долг. Я, говорит, спал в лесу, и мне приснилось, что надо. Поди, говорю, поспи обратно, что не надо.
Не, говорит, давай лучше ты сделаешь, а я скажу, что это мое. И мой долг исполнится. Не, говорю, это не лучше – свои долги чужими мозгами не отдают. Но если тебе невмоготу, отдай профессионалам, что есть – пусть доработают до продукта и продадут. Возьмете каждый процент с продажи. Все толк. И долг исполнится, и ты свободен. Он задумался…
В записанных с его слов текстах кандидатов поглядывает примерно тот социализм, который в хрущовские времена нам обещали к 1980-му, что ли, году: от каждого по способностям, каждому по труду. Но у него там еще что-то модное про рынки, не сразу разберешь. Продвигаться к своему счастью он намерен примерно тем же способом, что мы уже видали. То есть стучать ботинком по столу, материться на переговорах и принимать решения без согласования с народом. И ждать, когда будет много денег – от труда тех, кто снизу.
В итоге дела у него в компании выходят странные. То есть все понты гонят, а коммерческий смысл ускользает. Вершиной бизнеса оказались какие-то социальные акции, которые ведет бультерьер женского пола, называющий свои проекты «Кровавая баня» (и это мы тоже уже видали вскоре после утопических революций, правда? Уж, казалось бы, все всем ясно – но нет, уровень образования в стране в прошлые годы упал катастрофически, и недорослям надо всем известные ошибки снова повторять). Бультерьерские подчиненные не могут объяснить, что они делают для клиентов, но очень активно шуршат по офису и все время где-то выступают. А про прибыль объясняют, что она-де будет потом, потом, потом. Зато все страшно волнуются про свою карьеру и кому что принадлежать будет.
Где-то должны быть деньги в этой экономике моей, говорит бедный псведо-гений. Вот только не найду никак, где.
Главного бухгалтера в компании нет уже год, как я выяснила в конце первой недели пребывания в этом странном месте, а этот псевдо-гений думает, что компания «белая». В каком месте, интересно. И вообще при ближайшем рассмотрении – толкотни полно, а толку нету. Продаж нет. Деньги уходят, и не приходят. В черную дыру. Ну, возвращать же не велели – так чего там, гуляй, рванина…
И если спрашиваешь про управление финансами, увольняют. Я через две недели не выдержала и спросила, в чем тут бизнес, если продаж нету, бухгалтера нету и идея главная 12 лет все еще автором не вербализована – тут все и закончилось. Правда, почти мирно.
Нищий
XX век
Псевдо-гений заплатил треть от бонуса, что обещал, и одну тридцатую от того, что стоила проведенная мною диагностика и схема инвестирования его компании. Отчет о работе не смотрел, потому что перенервничал, когда мы с его другом-продажником, от огромного отдела которого за год вышла тонна понтов и аж на 10 тыс. руб. оборота, сцепились насчет понятий об эффективности и справедливости. Потом, через неделю после увольнения, от него позвонили и говорят: давай ты будешь клиентам вести тренинги про то, какие мы молодцы, чтоб они сделки заключали, а друг-продажник – на этом зарабатывать. Не, говорю, не пройдет.
Еще через неделю псевдо-гений сам меня вытащил в воскресенье на встречу и то же самое предложил: я делаю, они получают. Если все хорошо, то он молодец, если что плохо – то я дура. Думал, Сай-Баба поможет втюхать мне такую экономику. Не помог. Мы не сошлись с тобой, говорю, в понятиях о той самой справедливости. Я, типа, думаю, что экономика справедливости – это когда соответственно пользе от человека. А ты – когда все тебе и твоим подельникам. А это совсем другая экономика. И я в нее не игрок.
Ладно, сказал он, давай вместе сделаем новую экономику. Давай, говорю. И когда начнем? А вот на этой неделе, сказал он.
Нанял команду известного экономиста и сказался больным ангиной.
Теперь команда экономиста под руководством опытного пропагандиста, проведшего юность аж при ЦК КПСС, пишет, что им его экономическая музыка навеяла. А что она может навеять? У него одно название только и есть. Такое вот псевдо-пророчество – типа 8 Ом. Чего хочешь, то и делай. Они и делают, что хотят, наверняка. Деньги-то уплачены, и возвращать не надо. Хорошо ль псевдо-гению иметь столько богатых и щедрых друзей, вот что теперь мне интересно…
А меж тем секретарше он вот уж месяц велит говорить, что все еще болеет ангиной. За отсутствием горлового аппарата отчитываться не надо. И обязательств держать – тоже. Я поначалу даже волноваться начала – а вдруг правда болеет? Но связи нет, трубку он не берет – и ничего не узнать. Хорошо еще не ветрянку себе приписал. Видать, догадался, что придется стать рябым. Детский сад, штаны на лямках.
Хотя иногда страшно – я вижу его сотрудников в числе спикеров на понтовых конференциях. А вдруг кто им чего закажет? Ой, что будет…
Еще через неделю псевдо-гений сам меня вытащил в воскресенье на встречу и то же самое предложил: я делаю, они получают. Если все хорошо, то он молодец, если что плохо – то я дура. Думал, Сай-Баба поможет втюхать мне такую экономику. Не помог. Мы не сошлись с тобой, говорю, в понятиях о той самой справедливости. Я, типа, думаю, что экономика справедливости – это когда соответственно пользе от человека. А ты – когда все тебе и твоим подельникам. А это совсем другая экономика. И я в нее не игрок.
Ладно, сказал он, давай вместе сделаем новую экономику. Давай, говорю. И когда начнем? А вот на этой неделе, сказал он.
Нанял команду известного экономиста и сказался больным ангиной.
Теперь команда экономиста под руководством опытного пропагандиста, проведшего юность аж при ЦК КПСС, пишет, что им его экономическая музыка навеяла. А что она может навеять? У него одно название только и есть. Такое вот псевдо-пророчество – типа 8 Ом. Чего хочешь, то и делай. Они и делают, что хотят, наверняка. Деньги-то уплачены, и возвращать не надо. Хорошо ль псевдо-гению иметь столько богатых и щедрых друзей, вот что теперь мне интересно…
А меж тем секретарше он вот уж месяц велит говорить, что все еще болеет ангиной. За отсутствием горлового аппарата отчитываться не надо. И обязательств держать – тоже. Я поначалу даже волноваться начала – а вдруг правда болеет? Но связи нет, трубку он не берет – и ничего не узнать. Хорошо еще не ветрянку себе приписал. Видать, догадался, что придется стать рябым. Детский сад, штаны на лямках.
Хотя иногда страшно – я вижу его сотрудников в числе спикеров на понтовых конференциях. А вдруг кто им чего закажет? Ой, что будет…
Ведьмы
XX век
Короче, все ясно, но один у меня вопрос остался. Я после ухода от этого парня массу идей нагенерила. Какие-то барьеры снялись, энергия пошла и новое видение возникло. Однозначно. Чувство такое, что при борьбе с его заморочками я дальше внутренним взором досягаю, и там, там, в этом дальше… интересно. Вот в чем дело.
Я и думаю: это он гений или я?
Помните, как говорил Джек Николсон в «Иствикских ведьмах»:
"Женщина – единственный источник сил.
Природа, рождение, возрождение – клише, но правда.
Брак – полезно для мужчины, паршиво для женщины.
Она умирает, задыхается.
А потом муж бегает и жалуется, что ему приходится трахать мертвеца.
А ведь это он ее убил!
Так вот, когда женщина избавляется от мужа, она расцветает!
Такая женщина – для меня!"
С работой – то же самое. Даже хуже...
Тут та же гениальная технология, но обобщенная: «Плохо? Купи козу. Стало хуже? А теперь продай козу».
Ах, пора уже прийти в экономику мужчинам, от – а не без – которых расцветаешь!
Вам не кажется, что псведо-гения правильней называть «ложный гений»?
Как ложный белый гриб.
На вид похож, но на вкус – отрава.
Потому что гений – это когда результат сверх возможностей. В чем угодно.
Вокруг Пушкина было то же, что вокруг Булгарина.
Только видел Пушкин иначе.
Внутренним взором…
Потому и писал иначе.
И я сейчас тоже вижу иначе.
Он подл, как мы. Он мелок, как мы, – говорят клерки.
Да, он и подл, и мелок, – говорю я: Но не так, как вы. Иначе.
Нет, гений и злодейство несовместимы. Это точно.
Потому что гениальное злодейство все равно пахнет трусостью.
Что было не сделать самому, вместо того, чтоб переть или отнимать у других?
Где креатив? Зачем заставлять других делать вместо тебя?
Ты б лучше сделал САМ! Хоть сам узнал бы, кто ты…
И где ТВОЕ «сверх»? Где ТВОЕ «иначе»?
И я заодно узнала б, а вдруг – гений?
Интересно же!
Ах, жаль, трусоват, даже не попробует – и ничего-то я не узнаю.
Тогда, может, весь мой урок – в том, что я так люблю вызовы жизни,
Что извлекаю их изо всего, что под рукой? Включая ложные белые…
Что ж, тогда – да здравствуют все «грибы»!
...Как все-таки верно было написано в свитках Левия Матвея:
«Изо всех человеческих пороков наихудшим является трусость»…
Так сказал Иешуа, и был прав.
Гениальность – в себе или в другом – заставляет быть храбрым.
Иначе: как увидеть, не открыв глаза?
А увидев, уже невозможно заниматься туфтой.
Ибо что-то происходит, когда соприкасаешься с настоящей гениальностью.
Не важно – с гениальностью в чем.
Может, просто с гениальным вызовом Бога.
Стоит ложный белый. Ничего у него нет, а он орет, что все тут есть.
И ты придумываешь все, что можешь. И у тебя это уже есть. А ты и не знал.
Разве не гениально?
Разве не так работает вся психология? И религия.
Не это ли главный вопрос веры: что держит человека, когда его ничего не держит?
Думаю, тот, кто «вызывает» нас сюда, тот и держит… За что Ему и спасибо.
Друг-астрофизик тут мне сказал, что они, физики, измерили вес Вселенной, исходя из того, как она расширяется. А потом – суммировали вес всего, что видят в ней – с приборами или без. Так вот, все, что они видят, это 5% от веса Вселенной. А про остальное, он говорит, «мы даже не знаем, что это. И где».
Вот оглянитесь – вокруг нас 95% чего-то, о чем мы даже не имеем понятия!
Может, это и интересно?
Потому что в 42 чем еще интересоваться, кроме божественной гениальности?
Все остальное я уже знаю.
Привет, гении!
Я и думаю: это он гений или я?
Помните, как говорил Джек Николсон в «Иствикских ведьмах»:
"Женщина – единственный источник сил.
Природа, рождение, возрождение – клише, но правда.
Брак – полезно для мужчины, паршиво для женщины.
Она умирает, задыхается.
А потом муж бегает и жалуется, что ему приходится трахать мертвеца.
А ведь это он ее убил!
Так вот, когда женщина избавляется от мужа, она расцветает!
Такая женщина – для меня!"
С работой – то же самое. Даже хуже...
Тут та же гениальная технология, но обобщенная: «Плохо? Купи козу. Стало хуже? А теперь продай козу».
Ах, пора уже прийти в экономику мужчинам, от – а не без – которых расцветаешь!
Вам не кажется, что псведо-гения правильней называть «ложный гений»?
Как ложный белый гриб.
На вид похож, но на вкус – отрава.
Потому что гений – это когда результат сверх возможностей. В чем угодно.
Вокруг Пушкина было то же, что вокруг Булгарина.
Только видел Пушкин иначе.
Внутренним взором…
Потому и писал иначе.
И я сейчас тоже вижу иначе.
Он подл, как мы. Он мелок, как мы, – говорят клерки.
Да, он и подл, и мелок, – говорю я: Но не так, как вы. Иначе.
Нет, гений и злодейство несовместимы. Это точно.
Потому что гениальное злодейство все равно пахнет трусостью.
Что было не сделать самому, вместо того, чтоб переть или отнимать у других?
Где креатив? Зачем заставлять других делать вместо тебя?
Ты б лучше сделал САМ! Хоть сам узнал бы, кто ты…
И где ТВОЕ «сверх»? Где ТВОЕ «иначе»?
И я заодно узнала б, а вдруг – гений?
Интересно же!
Ах, жаль, трусоват, даже не попробует – и ничего-то я не узнаю.
Тогда, может, весь мой урок – в том, что я так люблю вызовы жизни,
Что извлекаю их изо всего, что под рукой? Включая ложные белые…
Что ж, тогда – да здравствуют все «грибы»!
...Как все-таки верно было написано в свитках Левия Матвея:
«Изо всех человеческих пороков наихудшим является трусость»…
Так сказал Иешуа, и был прав.
Гениальность – в себе или в другом – заставляет быть храбрым.
Иначе: как увидеть, не открыв глаза?
А увидев, уже невозможно заниматься туфтой.
Ибо что-то происходит, когда соприкасаешься с настоящей гениальностью.
Не важно – с гениальностью в чем.
Может, просто с гениальным вызовом Бога.
Стоит ложный белый. Ничего у него нет, а он орет, что все тут есть.
И ты придумываешь все, что можешь. И у тебя это уже есть. А ты и не знал.
Разве не гениально?
Разве не так работает вся психология? И религия.
Не это ли главный вопрос веры: что держит человека, когда его ничего не держит?
Думаю, тот, кто «вызывает» нас сюда, тот и держит… За что Ему и спасибо.
Друг-астрофизик тут мне сказал, что они, физики, измерили вес Вселенной, исходя из того, как она расширяется. А потом – суммировали вес всего, что видят в ней – с приборами или без. Так вот, все, что они видят, это 5% от веса Вселенной. А про остальное, он говорит, «мы даже не знаем, что это. И где».
Вот оглянитесь – вокруг нас 95% чего-то, о чем мы даже не имеем понятия!
Может, это и интересно?
Потому что в 42 чем еще интересоваться, кроме божественной гениальности?
Все остальное я уже знаю.
Привет, гении!
Дурашливый
XX век
