Главный хранитель одесской "третьяковки" - о музейной жизни, тайнах, и открытиях: от Костанди до Кандинского
— Вот жена первого авиатора Уточкина, вот дочь художника Костанди, жена Костанди, теща, брат жены, вот граф Толстой, меценат. Вот художник Кишиневский… Его в очень преклонном возрасте фашисты гнали по городу и потом публично расстреляли.
— А вот автопортрет Валентина Серова — знаменитого русского художника, портретиста. Картина сохранилась чудом! Портрет никуда не прятали, он всю войну провисел на стене музея — удивительно, однако оккупанты просто не обратили на картину внимания.
Проходим в зал, в центре которого стоит монументальный буфет.
— Это буфет профессора Филатова — знаменитого офтальмолога. Экспонат приобретен на развалах СССР в 90-е. А помог нам приобрести буфет министр культуры Николай Губенко.
Зал Айвазовского.
— А как насчет «главного в зале» — знаменитого Айвазовского? Как его картины попали в коллекцию музея?
— Всякое бывает… Еще иностранцы очень любят зал икон. Там все сокровища хранятся в специальных стеклянных шкафах. Это спасло уникальные иконы XVI века во время недавнего ЧП, когда прорвали трубы и с потолка лилась горячая вода. Главного хранителя вызвали на работу посреди ночи. Шок! К счастью, обошлось.
— В этом году исполняется 40 лет со дня моего назначения. А работаю я в музее с 1967 года. Начинала экскурсоводом, потом научным сотрудником… У меня зрительная память хорошо тренирована, всю нашу коллекцию знаю — так что вся жизнь в музее как на ладошке! Недавно мы открыли отдел декоративно-прикладного искусства, который 12 лет был закрыт из-за негодности зала. Ремонт сделали своими силами, а знатоков экспозиции — нет: сменилось поколение научных сотрудников. Так что я оказалась единственным человеком, который знает экспонаты. Кстати, мы себя называем не хранителями: вот я — «государственный коллекционер» (улыбается).
— Вы помните как вам доверили печать хранителя?
— Я ведь не зря боялась: здесь в запасниках можно было переступать через картины, скульптуры, тарелки — был полный кошмар! Приходилось «разгребать завалы» интуитивно, еще и ремонт затеяли, что, конечно, порядка не прибавило.
— Скажите, в наше время запасники новые сюрпризы преподносят?
— Уже редко. В свое время была выставка «Забытые и неизвестные портреты и портретисты». Мы ее сделали из фондов и пригласили массу искусствоведов, в том числе из Москвы и Петербурга. Перед выставкой работы реставрировали, и на одном из портретов была обнаружена авторская подпись: «Федор Тулов». А ведь это один из учеников известного русского художника Венецианова!
Дама из русского отдела Эрмитажа обратила внимание эту работу — она как раз занималась творчеством этого художника, и очень обрадовалась, ведь работ Тулова катастрофически мало. Мы стали общаться, и «наш» Тулов (Порrрет неизвестной. Конец 1820-х-начало 18З0-х годов) вошел в альбом Эрмитажа о творчестве художника.
…Мы продолжаем беседу с Людмилой Анатольевной
— Бывали и парадоксы. В послевоенное время, когда значительная часть коллекции музея была утеряна, некоторые вещи к нам возвращались. Например, их приносили на закупку. Мы не уточняли как вещь попала к владельцу, — это могли быть и вторые, и третьи руки. В основном, так возвращался фарфор (его трудно было сохранить при перевозке) — на вещах даже находили музейный инвентарный знак. И мы молча покупали собственные экспонаты.
— Людмила Анатольевна, какие еще есть пути пополнения коллекции?
— Существует городская комиссия по экспертизе и оценке ценностей при управлении культуры. Конфискация у выезжающих на ПМЖ ценностей, не подлежащего вывозу — часть ее работы. В советское время таможня безвозмездно предлагала работы музею, и я выбирала подходящие для нашей коллекции. Картин было мало, зато коллекция икон пополнялась хорошо — в итоге мы собрали около 300 икон. Сейчас же нам ничего стоящего не предлагают.
— Всегда дружили: раньше мы делали выставки из частных коллекций, приглашали коллекционеров из Москвы, Ленинграда. Люди приезжали, привозили ценности для выставок, — это было безопасно. Мы ходили к коллекционерам домой, делали картотеки собраний. Сейчас все гораздо более закрыто.
— А что вы думаете о современных коллекционерах?
— Мне нравится их подход — они часто спасают работы. Вкладывают средства в реставрацию, в оформление рам, и, как правило, у них более «системные» коллекции. Кто-то собирает только определенный период, многие и в Киеве, и в Одессе увлекаются южно-русской школой.
— Людмила Анатольевна, в свое время музей основали меценаты, основу коллекции передал А. Руссов, которого называли «одесским Третьяковым». Как ситуация с дарением сложилась далее? Передают музею работы безвозмездно?
— Иногда случаются настоящие чудеса. В 1994 году в музей пришли две пожилые дамы, как оказалось - приехали из Таллина. Попросили показать работы Петра Ганского, а потом они признались, что это их дядя!
Пётр Павлович Ганский (род. в 1867 г. в Николаевке, Ананьевского уезда, Херсонской губернии (современная Одесская область) — ум. в 1942 г. в Ле Дорате, Франция) — известный художник-импрессионист конца XIX — начала XX в.в., член Товарищества южнорусских художников, писал пейзажи, портреты, жанровые композиции
… Я очень обрадовалась, мы ведь даже дату рождения и смерти его не знали! Дамы садятся, открывают сумочку, а там его фото, документы… Оказывается, Петр Ганский жил между Парижем и Одессой. Привозил в Одессу, так сказать, свежий воздух из Европы. В 1917 году в очередной раз приехал в Одессу для участия в выставке и здесь его приговорили к расстрелу, два года художник провел в тюрьме. В 1919 г., когда в Одессу вошел Деникин, Ганский смог эмигрировать во Францию, где жила его сестра, принял католический сан и ушел в монастырь.
— Книга о Ганском — с картинами?
— Конечно! В тот памятный первый визит в музей племянницы художника подарили 39 работ Ганского — небольшие акварельные этюды парижского периода. Это обалдеть, 39 работ в копилку музея! А когда я издала книгу, они пошли в наше украинское посольство в Таллине и оформили передачу музею еще 40-ка работ художника. Это уже были ранние работы выполненные в одесский период.
— Людмила Анатольевна, а работы Ганского можно увидеть сегодня? Ведь акварель — вещь очень «деликатная» для хранения…
— Подаренные картины были в плохом состоянии, так что музей работы реставрировал, и две из них экспонируются в залах музея. В 2004 г. мы организовали выставку «Парижский период Ганского и Нилуса». Так была восстановлена справедливость по отношению к забытым именах талантливых одесситов.
— А еще Вы написали книгу о Костанди…
— Да (улыбается). В 1978 году в музей пришел сын Костанди. Пожилой мужчина искал хранителя. Говорит, мол, я — ваш коллега. Михаил Кириякович Костанди хотел писать об отце воспоминания и просил помочь встретиться с картинами отца, которые хранятся в музее. И с того времени он стал приходить в музей, как на работу. Поднимался сюда, в запасники, его мучила одышка, он подолгу сидел, рассматривал картины и набирался воспоминаний. Михаил помнил, как отец писал эти картины, когда он еще был ребенком!
(в музее, в частности, хранится работа Костанди «На даче» (Полдень), 1892 г., где изображена супруга и дети Костанди, — заглавная иллюстрация этой статьи, прим. Артхива)
Октябрь 2002 г. — внук К. Костанди — Андрей Николаевич и его жена Павлина Викентьевна, посередине — Людмила Анатольевна
