Говорит и показывает: цитаты Пабло Пикассо о том, как быть художником, нарисовать дикость и полюбить дверную ручку
Не будет преувеличением, если сказать, что всю свою жизнь Пабло Пикассо посвятил творчеству. Ни единого дня он не потратил на ненужное образование или нелюбимую работу. Все его интересы, все помыслы и мечты касались исключительно живописи. Каждое событие в жизни художника, каждый человек из его окружения, каждая женщина, дарившая ему свою любовь, были для него в первую очередь источниками вдохновения. Неудивительно, что большая часть разговоров, которые вел Пикассо, были разговорами об искусстве.
Читайте также: Штрихи к портрету: 6 полувероятных историй о Пабло Пикассо
Автопортрет
1901, 81×60 см
Ах, хороший вкус! Какая ужасающая вещь! Хороший вкус — главный враг творчества. Лишь он обладает способностью стерилизовать искусство и становится главным изъяном любого творческого процесса.
Кто такой, по-вашему, творец? Слабоумный, у которого есть только глаза, если он художник, или уши, если он музыкант, или лира в каждой камере сердца, если он поэт; или даже если он боксер, то у него есть только его мускулы? Отнюдь нет: в то же время он еще и политик, постоянно осмысливающий душераздирающие, страстные или восхитительные события, которые происходят в мире, и формирующий себя в соответствии с ними. Разве возможно не испытывать интереса к другим людям, с холодным равнодушием отделять себя от самой жизни, которой они столь обильно тебя наполняют? Нет, картины создаются не для украшения помещений. Они — инструмент войны.
Кто такой, по-вашему, творец? Слабоумный, у которого есть только глаза, если он художник, или уши, если он музыкант, или лира в каждой камере сердца, если он поэт; или даже если он боксер, то у него есть только его мускулы? Отнюдь нет: в то же время он еще и политик, постоянно осмысливающий душераздирающие, страстные или восхитительные события, которые происходят в мире, и формирующий себя в соответствии с ними. Разве возможно не испытывать интереса к другим людям, с холодным равнодушием отделять себя от самой жизни, которой они столь обильно тебя наполняют? Нет, картины создаются не для украшения помещений. Они — инструмент войны.
Пикассо в образе героя вестернов. Канны, 1958 г.
Если я нарисую дикого коня, вы, возможно, не увидите коня… Но совершенно точно увидите дикость!
Мы, художники, неразрушимы. И в тюрьме или концлагере я останусь всемогущим в моем собственном мире искусства. Даже если мне придется рисовать свои картины своим влажным языком на пыльном полу камеры.
Мы, художники, неразрушимы. И в тюрьме или концлагере я останусь всемогущим в моем собственном мире искусства. Даже если мне придется рисовать свои картины своим влажным языком на пыльном полу камеры.
Пабло Пикассо, рисующий светом. Валлорис, 1949 г.
Искусство никогда не бывает непорочным. Его нужно запретить невинным невеждам, никогда не позволять соприкасаться с ним тем, кто недостаточно подготовлен. Да, искусство опасно. Его не может быть там, где есть целомудрие.
Каждый раз, когда я меняю женщину, я должен сжечь ту, что была последней. Таким образом я от них избавляюсь. Возможно, это и возвращает мне молодость.
Все хотят понимать искусство. Но почему мы не пытаемся понять пение птиц? Почему мы любим ночь, цветы, все, что нас окружает, без попыток это объяснить? Но когда дело касается картин, людям необходимо понимать. Если бы только они воспринимали работы художника, как некую потребность, а его самого — как незначительную часть этого мира, которой не нужно придавать большего значения, чем множеству радующих нас вещей, которые мы не можем объяснить. Люди, которые пытаются объяснить картины, чаще всего лают не на то дерево.
Все люди обладают одинаковым потенциалом энергии. Среднестатистический человек расходует ее на множество мелочей. Я же направляю ее лишь в одну вещь — мои картины. Я приношу им в жертву все остальное. Включая самого себя.
Если бы мне было некого любить, я бы влюбился в дверную ручку.
Каждый раз, когда я меняю женщину, я должен сжечь ту, что была последней. Таким образом я от них избавляюсь. Возможно, это и возвращает мне молодость.
Все хотят понимать искусство. Но почему мы не пытаемся понять пение птиц? Почему мы любим ночь, цветы, все, что нас окружает, без попыток это объяснить? Но когда дело касается картин, людям необходимо понимать. Если бы только они воспринимали работы художника, как некую потребность, а его самого — как незначительную часть этого мира, которой не нужно придавать большего значения, чем множеству радующих нас вещей, которые мы не можем объяснить. Люди, которые пытаются объяснить картины, чаще всего лают не на то дерево.
Все люди обладают одинаковым потенциалом энергии. Среднестатистический человек расходует ее на множество мелочей. Я же направляю ее лишь в одну вещь — мои картины. Я приношу им в жертву все остальное. Включая самого себя.
Если бы мне было некого любить, я бы влюбился в дверную ручку.
Пикассо и Брижитт Бардо в студии художника в Каннах, 1956 г.
Моя мать говорила мне: «Если ты изберешь путь солдата, быть тебе генералом, если захочешь быть священником — станешь Папой». Но я избрал путь художника — и стал Пикассо.
Для меня не существует прошлого и будущего в творчестве. Если произведение искусства не может вечно жить в настоящем, тогда оно вообще не стоит внимания. Искусство древних греков, египтян, великих художников, живших в другое время, это не искусство прошлого; возможно, сейчас их творения еще более живые, чем когда-либо.
Музеи полны лжи, а люди, которые превращают искусство в бизнес, по большей части самозванцы. Мы заразили картины в музеях своей глупостью, своими ошибками, своей нищетой духа. Мы сделали их мелочными и нелепыми.
Если бы я не был художником, я хотел бы быть тореадором.
Для меня не существует прошлого и будущего в творчестве. Если произведение искусства не может вечно жить в настоящем, тогда оно вообще не стоит внимания. Искусство древних греков, египтян, великих художников, живших в другое время, это не искусство прошлого; возможно, сейчас их творения еще более живые, чем когда-либо.
Музеи полны лжи, а люди, которые превращают искусство в бизнес, по большей части самозванцы. Мы заразили картины в музеях своей глупостью, своими ошибками, своей нищетой духа. Мы сделали их мелочными и нелепыми.
Если бы я не был художником, я хотел бы быть тореадором.
Я рисую так, как другие грызут свои ногти. Для меня рисование — плохая привычка, я не умею и не способен заниматься ничем другим.
Разные стили, которые я использовал в своей работе, не должны рассматриваться, как эволюция или шаги на пути к неведомому идеалу картины. Все, что я когда-либо создал, было создано для настоящего с надеждой на то, что оно всегда останется в настоящем.
Абстрактного искусства не существует. Ты всегда должен с чего-то начать. В конце концов, ты можешь стереть все связи с реальностью. Но здесь все равно нет никакой опасности, ведь идея объекта все равно оставит на картине неизгладимый след.
Люди больше не ищут утешения в искусстве. Вместо этого утонченные люди, богачи и бездельники постоянно ищут чего-то нового, исключительного, экстравагантного, скандального. Я удовлетворял их интерес всеми теми причудливыми вещами, которые приходят мне в голову. И чем меньше они понимали, тем больше восхищались. Развлекаясь всеми этими играми, бессмыслицами и нарисованными загадками, я и стал популярным… Я всего лишь артист, работающий на потеху публики, который сумел понять свое время.
Разные стили, которые я использовал в своей работе, не должны рассматриваться, как эволюция или шаги на пути к неведомому идеалу картины. Все, что я когда-либо создал, было создано для настоящего с надеждой на то, что оно всегда останется в настоящем.
Абстрактного искусства не существует. Ты всегда должен с чего-то начать. В конце концов, ты можешь стереть все связи с реальностью. Но здесь все равно нет никакой опасности, ведь идея объекта все равно оставит на картине неизгладимый след.
Люди больше не ищут утешения в искусстве. Вместо этого утонченные люди, богачи и бездельники постоянно ищут чего-то нового, исключительного, экстравагантного, скандального. Я удовлетворял их интерес всеми теми причудливыми вещами, которые приходят мне в голову. И чем меньше они понимали, тем больше восхищались. Развлекаясь всеми этими играми, бессмыслицами и нарисованными загадками, я и стал популярным… Я всего лишь артист, работающий на потеху публики, который сумел понять свое время.
Пикассо в маске клоуна на вилле Калифорния, Канны, 1957 г.
Для тех, кто умеет читать, я нарисовал свою автобиографию.
Искусство не является придатком к канонам красоты, оно скорее результат того, что инстинкт и мозг могут зародить нечто вопреки всем канонам. Ведь когда мы любим женщину, мы не пытаемся измерить ее бедра.
Закончить работу? Завершить картину? Что за чушь! Закончить — значит перешагнуть через нее, убить ее, лишить ее души, нанести последний смертельный удар. Это конец не только для картины, но и для самого художника.
Искусство не является придатком к канонам красоты, оно скорее результат того, что инстинкт и мозг могут зародить нечто вопреки всем канонам. Ведь когда мы любим женщину, мы не пытаемся измерить ее бедра.
Закончить работу? Завершить картину? Что за чушь! Закончить — значит перешагнуть через нее, убить ее, лишить ее души, нанести последний смертельный удар. Это конец не только для картины, но и для самого художника.
Читайте также: 20 коротких цитат Пабло Пикассо в виде арткрыток.
Автопортрет. 30 июня 1972
1972, 65.7×50.5 см
Заглавное фото: Пикассо в своей студии на вилле Калифорния, Канны, 1956 г. Фотограф — Арнольд Ньюман.
Цитаты Пабло Пикассо собрала Евгения Сидельникова
Цитаты Пабло Пикассо собрала Евгения Сидельникова