"Тюльпанная лихорадка": голландская живопись в кадре и за кадром нового фильма с Алисией Викандер и Кристофом Вальцем
В прокат вышел фильм «Тюльпанная лихорадка» (Tulip Fever). Его действие разворачивается в Голландии XVII века, а один из главных героев — художник. Обозреватель Артхива Оксана Санжарова посмотрела кино и рассказывает, какие картины наверняка вдохновляли создателей фильма и помогут зрителям уловить дух эпохи. «Тюльпанная лихорадка» снята по одноименной книге Деборы Моггак. К написанию сценария был также привлечен живой классик-драматург Том Стоппард («Розенкранц и Гильденштерн мертвы», «Влюбленный Шекспир»). Режиссер — Джастин Чадвик. Он уже имел дело с костюмным кино: в его фильмографии — лента «Еще одна из рода Болейн».
Осторожно! В тексте раскрывается сюжет фильма. Если вы предпочитаете прочитать разбор после того, как увидите фильм, посмотрите пока другие материалы Артхива о живописи в кино.
Голландия 30-х годов XVII века — грязноватые каналы, высокие и узкие дома тускло-красного камня, чёрные одежды и белые воротники добропорядочных горожан, тесные, безупречно убранные комнаты, в которых они живут, и «тюльпанная лихорадка» — настоящее помешательство на редких сортах цветка.
Ну и, конечно же, любовь — как и положено внезапная, та, что «выскакивает из-за угла и поражает как молния, как финский нож», и запретная, так как героиня фильма не то чтобы счастливо, но совершенно законно замужем.
Измену героини извиняет то, что её муж, «перечный король» Корнелис ван Сэндвурт — немолодой, богатый и бездетный вдовец, взял бесприданницу в жёны исключительно за красоту и теперь практично ожидает от выгодного приобретения уюта, нежности и, конечно, наследников.
И, естественно, ничего не получает.
В этой истории вообще мало кто что-то получает — главным героям не достаётся счастья, участникам тюльпанной лихорадки — денег, зрителям — хеппи-энда. Но кое-что они, несомненно, получат — отличную работу костюмеров, декораторов, оператора и тех изобретательных людей, что буквально нашпиговали фильм весьма узнаваемыми цитатами из нидерландской живописи XVII века.
Удивительно, но самая удачная цитата досталась не главным героям, а супругу героини, чей образ — несомненная отсылка к портретам работы Франса Хальса, созданным в те счастливые годы, когда его пренебрегающая гладкостью живопись была востребована богатыми клиентами.
Ну и, конечно же, любовь — как и положено внезапная, та, что «выскакивает из-за угла и поражает как молния, как финский нож», и запретная, так как героиня фильма не то чтобы счастливо, но совершенно законно замужем.
Измену героини извиняет то, что её муж, «перечный король» Корнелис ван Сэндвурт — немолодой, богатый и бездетный вдовец, взял бесприданницу в жёны исключительно за красоту и теперь практично ожидает от выгодного приобретения уюта, нежности и, конечно, наследников.
И, естественно, ничего не получает.
В этой истории вообще мало кто что-то получает — главным героям не достаётся счастья, участникам тюльпанной лихорадки — денег, зрителям — хеппи-энда. Но кое-что они, несомненно, получат — отличную работу костюмеров, декораторов, оператора и тех изобретательных людей, что буквально нашпиговали фильм весьма узнаваемыми цитатами из нидерландской живописи XVII века.
Удивительно, но самая удачная цитата досталась не главным героям, а супругу героини, чей образ — несомненная отсылка к портретам работы Франса Хальса, созданным в те счастливые годы, когда его пренебрегающая гладкостью живопись была востребована богатыми клиентами.
«Портрет
Виллема Хейтхейссена», эта пародия на парадный портрет
, — настоящий шутливый гимн голландскому купечеству. Богатый торговец зерном изображён на нём на фоне пышного занавеса, огромная шпага, на которую он опирается, словно на трость, лишь подчёркивает его небольшой рост, а разбросанные на земле розы и руины на заднем плане не только создают «благородный фон», но и говорят о скоротечности и непрочности этого мира.
София — юная жена «перечного короля», казалось бы, должна быть похожа на героинь другого великого художника и таинственно мерцать жемчужной серьгой или хотя бы продемонстрировать жёлтый жакет с горностаевой отделкой, который так любил писать Вермеер Дельфтский, но нет — поначалу в её образе «тихой мышки в белом чепце» очень мало вермееровского соблазна. Такие юные женщины на голландских портретах практически не существуют отдельно, их судьба —занимать правый холст на парном свадебном портрете или музицировать и читать письма в многочисленных «интерьерах».
Контраст размеренной и довольно унылой жизни бедной (хотя уже богатой) Софии составляет весьма насыщенная жизнь её служанки Марии (от лица которой и ведётся повествование). Эта барышня в исполнении актрисы Холлидей Грейнджер — круглолицая, смеющаяся, чрезвычайно часто подающая к столу рыбу (потому что торговец рыбой очень хорош собой) — связана не с одной, а с множеством голландских и фламандских картин, начиная от статных кухарок Питера Артсена и заканчивая служанками Питера де Хоха.
Желая запечатлеть своё счастье «я богат, дом полная чаша, рядом — красавица жена», купец ищет художника, способного создать семейный портрет
качественно и недорого (озвученная в фильме цена в 50 гульденов для того времени невысока).
Сцену поисков живописца «талантливого и непьющего» иллюстрируют приключениями поверенного купца, который перемещается по Амстердаму, тиская по пути девиц, как все написанные голландскими художниками «блудные сыны в тавернах» разом.
Сцену поисков живописца «талантливого и непьющего» иллюстрируют приключениями поверенного купца, который перемещается по Амстердаму, тиская по пути девиц, как все написанные голландскими художниками «блудные сыны в тавернах» разом.
Молодой мужчина и женщина в гостинице (Юнкер Рамп и его возлюбленная)
1623, 105.4×79.4 см
Несмотря на строгую протестантскую мораль, изображения сцен ухаживания и сводничества были весьма популярны. Тем более, что их всегда можно было объявить иллюстрациями к ветхозаветным притчам.
Явившийся на зов купца художник Ян ван Лоо, вероятно, должен ассоциироваться у зрителей с самым известным и изученным голландским мастером этого времени — Рембрандтом. Достигается это незамысловатыми средствами — растрёпанные кудри, усики и латный воротник, знакомый нам по множеству автопортретов Рембрандта.
Дэйн ДеХаан в роли художника Яна ван Лоо.
Автопортрет в латном нашейнике
1629, 37.9×28.9 см
Хотя, будем честны — несмотря на то, что обаяние Дейна ДэХаана (сыгравшего недавно супер-агента Валериана в новом фильме Люка Бессона) скорее отрицательное, чем положительное, внешние данные у него значительно лучше, чем у Рембрандта Харменса ван Рейна, который большую часть жизни был похож на среднестатистического хоббита. Кстати, реальные живописцы с именем ван Лоо в это время вполне себе жили — к примеру, Якоб ван Лоо, младший современник Рембрандта.
Автопортрет
1660, 63×51 см
История жизни Якоба ван Лоо была вполне романтическая — ему пришлось оставить родину из-за убийства и искать себе заработка и славы во Франции.
Выслушав заказчика, художник понимает, что писать ему придётся не обычный двойной портрет
, на котором каждый из супругов уютно устраивался на отдельном холсте, а общий, и немедля предлагает добавить в него милой голландскому сердцу символики: глобус, сообщающий, что хозяин дома занимается торговлей, весы, на которых будут взвешены души в Судный день и череп, напоминающий, что картины — тщеславие и суета.
В предложении добавить в композицию череп не было ничего странного — тема «ванитас» — бренной суеты — могла быть вплетена и в брачный портрет
, и в натюрморт с пирогом и сырами, и в жанровую сценку с весёлой попойкой.
Но в этот момент в роскошном синем платье, так непохожем на её повседневные чёрно-белые наряды, появляется жена хозяина, и из головы живописца разом вылетают все мысли о тщете сущего. Кстати, головное украшение с жемчугом, в котором позирует София, мы можем видеть на картине Яна Верспронка.
Позируя художнику без мужа и выслушивая его комплименты синему платью, на которое пойдёт драгоценный ультрамарин, тот, которым писали плащ Богородицы, София понимает, что красивый молодой художник — это гораздо интереснее, чем немолодой муж с заурядной внешностью. То, что зрителю показывают далее, пожалуй, единственная бытовая тема, недостаточно отражённая в голландской живописи XVII века. Художники много и охотно писали подготовительные этапы адюльтера — визиты докторов к мнимым больным, чтение и написание писем, совместное распитие вина и лимонада, но акт плотской любви изображали обычно в сценах мифологических. Впрочем, у возможного прообраза нашего героя Якоба ван Лоо есть несколько эротических сцен и обнажённых красавиц, больше похожих на горожанок, чем на нимф и библейских героинь.
Вся эта трогательная романтика развивается на фоне поисков луковиц бело-красных тюльпанов, торгов, на которых луковица редкого сорта продаётся по цене кареты с четвёркой лошадей, и излюбленных световых решений Рембрандта — темнота, из которой то фонарь, то свеча, то факел выхватывает белый воротник, блеск металла и искажённое гримасой лицо.
В перерывах между скромно-эротическими сценами, снятыми на чрезмерно большой для тогдашней Голландии постели, художник наконец-то пишет свою «Женщину у окна», которая, вероятно, должна перекликаться с Вермеером. Должна, но не перекликается, потому что тот, кто в этом фильме отвечал за создание «живописной продукции Яна ван Лоо», не слишком хорошо чувствует нидерландскую живопись XVII века. Особенно неправильно звучит синий цвет — слишком открытый, слишком современный, слишком далёкий от драгоценного вермееровского ультрамарина.
За вымышленного Яна ван Лоо картины для фильма написал художник Джейми Роутли (Jamie Routley, род. 1982). С его собственным творчеством можно познакомиться здесь. Ниже работы Роутли, которые показаны в фильме.
Любому ясно, что долго такая идиллия продолжаться не могла. Служанка, узнав о своей беременности, грозит выдать тайну хозяйки её мужу (не зря голландские художники так часто писали служанок, подслушивающих и подглядывающих за госпожами), и София предлагает ей «обменяться беременностями». Конечно, без доктора такой подлог невозможен, так что любимая жанровыми живописцами сцена «больная и врач» зрителя тоже ожидает.
Больная девушка (Визит доктора)
1660, 57.7×46.2 см
Сцены с врачами, посещающими настоящих, а чаще мнимых больных писали многие голландские мастера. Нередко в них намекалось на возможный роман героини с врачом, либо на то, что все её страдания — от отсутствия любовника.
Пока София со служанкой изобретательно обманывают Корнелиса ван Сендвурда, её возлюбленный решает заработать денег на совместный побег и благополучную жизнь, продав луковицу редкого бело-красного тюльпана. И из этого, естественно, не получается ничего хорошего, кроме того, что зрителям неоднократно показывают ещё одну любимую натуру голландских художников — церковные интерьеры. Изображения внутреннего пространства готических церквей было весьма популярно в Голландии XVII века.
При взгляде на эти пронизанные светом храмы возникает ощущение, что таким образом художники обходили собственную, внутреннюю секуляризацию искусства, рисуя если не самого Бога, то его дом.
Наконец наступает время родов, Софии удаётся выдать ребёнка за собственного, после чего она (при помощи доктора) внезапно «умирает от чумы» (чтобы у мужа не было особенного желания затягивать похороны) и покидает дом в гробу. Сцена с овдовевшим Корнелисом и служанкой, держащей у груди младенца — несомненная и довольно злая аллюзия на Святое семейство. Сходству пожилого купца со старым Иосифом не мешает даже его костюм с белым полотняным воротником.
Впрочем, вскоре у ван Сэндвурта отнимают и эту призрачную семью — к служанке возвращается торговец рыбой, она больше не согласна быть кормилицей для родной дочери. В этот момент мелодрама внезапно превращается в рождественскую сказку, и купец, оставив счастливым родителям свой дом, отбывает лечить разбитое сердце в Ост-Индию (где добрые создатели фильма обещают ему счастье и новую семью). Удивительно, но и для этого случая у Хальса есть портрет всё того же Виллема ван Хейтхессена, с задумчивой и печальной улыбкой качающегося на стуле.
Впрочем, вскоре у ван Сэндвурта отнимают и эту призрачную семью — к служанке возвращается торговец рыбой, она больше не согласна быть кормилицей для родной дочери. В этот момент мелодрама внезапно превращается в рождественскую сказку, и купец, оставив счастливым родителям свой дом, отбывает лечить разбитое сердце в Ост-Индию (где добрые создатели фильма обещают ему счастье и новую семью). Удивительно, но и для этого случая у Хальса есть портрет всё того же Виллема ван Хейтхессена, с задумчивой и печальной улыбкой качающегося на стуле.
Портрет Виллема Хейтхессена
1634, 46.9×37.5 см
Тем временем драгоценную луковицу полосатого тюльпана случайно съедают, как обычный (и весьма невкусный) лук, а несчастная София исчезает на несколько лет, оставив бедного ван Лоо с твёрдым знанием, что любовь не вечна, жизнь бренна и всё суета и суета сует, а писать нужно увядающие тюльпаны и череп, чтобы помнить о тщете всего сущего.
Цветочный натюрморт
1639, 53.3×67.6 см
Этот натюрморт
с бело-красными тюльпанами сорта Semper Augustus был написан в 1639 году, через два года после завершения «тюльпанной лихорадки». В Харлеме — родном городе художника — луковица этого сорта была приобретена за 6000 гульденов (примерно 21 кг золота). Ящерица и гусеница — символы тлена и разложения, улитка — похоти.
Заглавная иллюстрация — постер фильма «Тюльпанная лихорадка».
Автор: Оксана Санжарова
Автор: Оксана Санжарова