войти
Войдите на сайт
Залогиньтесь, чтобы использовать максимум функций Артхива
На скотобойне (На бойне)
Ловис Коринт • Живопись, 1893, 78×89 см
Описание картины «На скотобойне (На бойне)»
Вдохновленный ошеломительным успехом библейской сцены «Пьета», которая получила награду на Парижском салоне 1890 года, но, к сожалению, не выжила во время Третьего рейха, Коринт задумывает еще раз поразить публику – на сей раз древнегреческим сюжетом.
Но надежды художника потерпели крах: масштабный двухметровый «Диоген», ищущий человека с фонарем, был разнесен критиками в пух и прах. Поговаривали, что провал на выставке в мюнхенском Стеклянном дворце не только вверг Коринта в затяжную депрессию, но даже привел к попытке свести счеты с жизнью при помощи смертельной инъекции морфина.
Оттолкнуться от дна Ловису помог коллега и товарищ Отто Экманн, под началом которого он постигал азы работы над офортом. Тот надоумил Коринта временно отойти от религиозных и мифологических мотивов и написать нечто радикальное, нарочито провокационное – одним словом, устроить художественный теракт.
Задумка художника Экманна сработала. Не было никого, кто мог пройти мимо истекающих кровью, отдающих металлическим привкусом смерти и пышущих парным мясом полотен под общим названием «На бойне», созданных Коринтом в начале 1890-х. В отвергнувший злополучного «Диогена» выставочный зал претенциозного Стеклянного дворца художник со своими освежеванными тушами соваться уже не стал. Их приютили менее консервативная галерея Шульте и Мюнхенский сецессион.
Как и предполагалось, кровавая баня Коринта произвела эффект разорвавшейся бомбы. Критики надрывали глотки в спорах о том, насколько невыносимо прекрасен или все-таки омерзителен предельный натурализм экспрессивных сцен «Скотобойни». И хотя Коринт работает широким, резким мазком, не особо вдаваясь в детализированные подробности, той ярой энергии, что он вложил в живописание будничного труда мясников, хватило, чтобы некоторых особо впечатлительных зрителей тошнило буквально в выставочном зале.
Материал для арт-провокации Коринт выбрал неслучайно. Рос он в семье кожевенника, а друг и бизнес-партнер его отца и вовсе был мясником. С самых ранних лет подрастающий Луис (а именно так, на верхненемецком диалекте, называли Ловиса в его семье) наблюдал, как подмастерья раскладывают свежие бычьи шкуры на столешнице в прихожей дома. Его завораживало, как надувались пузыри воздуха под еще влажной кожей, а затем медленно, постепенно рассасывались.
«Я не мог смотреть на то, как забивают скот, в эти моменты я прятался», – напишет Коринт в одной из своих книг. Он вспоминает, как во время забоя река, протекающая через их городок, окрашивалась в алый цвет. Описывает, как белый пар струился из расколотых коровьих туш: «Внутренности – красные, фиолетовые, перламутровые – были развешены на железных столбах».
Некоторые исследователи небезосновательно рассматривают убойный цикл Коринта как осмысление и переживание детских травм, связанных с отнюдь недетскими впечатлениями. И даже проводят параллели с этимологией экспрессионизма Мунка, чьи страхи из детства, связанные с болезнью и смертью родных, также во многом определили его художественный стиль.
До наших дней дожили лишь немногие из работ серии. Во время режима Третьего рейха 295 картин художника Коринта были отнесены к категории «дегенеративного искусства» и подлежали показательному уничтожению либо выдворению из страны.
Помимо этого полотна, уцелели еще две одноименные картины (1, 2). Уже совсем иным настроением дышит чуть более поздняя работа «Магазин мясника» (1897 год). Вместо будоражащей атмосферы бойни и луж крови перед нами предстает улыбающийся, удовлетворенный результатами своего труда юный подмастерье с подносом свежей говяжьей вырезки в руках.
Еще несколькими годами позднее, в начале 20-го века, Коринт вновь возвращается к тревожащей теме, но уже в совершенно новом ключе. В 1913 он пишет очередную «Мясную лавку», но на сей раз она демонстрирует всего лишь несколько аморфных, не вызывающих ровным счетом никаких эмоций туш. А «Забитого быка» 1905 года и вовсе можно рассматривать как некий осовремененный живописный парафраз одноименной картины Рембрандта.
Хочется верить, что утрата художником Коринтом былой экспрессии и охлаждение по отношению теме убоя скота означает лишь то, что его детская травма была им успешно пережита и заархивирована навсегда.
Автор: Наталья Азаренко
Но надежды художника потерпели крах: масштабный двухметровый «Диоген», ищущий человека с фонарем, был разнесен критиками в пух и прах. Поговаривали, что провал на выставке в мюнхенском Стеклянном дворце не только вверг Коринта в затяжную депрессию, но даже привел к попытке свести счеты с жизнью при помощи смертельной инъекции морфина.
Арт-террорист
Оттолкнуться от дна Ловису помог коллега и товарищ Отто Экманн, под началом которого он постигал азы работы над офортом. Тот надоумил Коринта временно отойти от религиозных и мифологических мотивов и написать нечто радикальное, нарочито провокационное – одним словом, устроить художественный теракт.
Задумка художника Экманна сработала. Не было никого, кто мог пройти мимо истекающих кровью, отдающих металлическим привкусом смерти и пышущих парным мясом полотен под общим названием «На бойне», созданных Коринтом в начале 1890-х. В отвергнувший злополучного «Диогена» выставочный зал претенциозного Стеклянного дворца художник со своими освежеванными тушами соваться уже не стал. Их приютили менее консервативная галерея Шульте и Мюнхенский сецессион.
Как и предполагалось, кровавая баня Коринта произвела эффект разорвавшейся бомбы. Критики надрывали глотки в спорах о том, насколько невыносимо прекрасен или все-таки омерзителен предельный натурализм экспрессивных сцен «Скотобойни». И хотя Коринт работает широким, резким мазком, не особо вдаваясь в детализированные подробности, той ярой энергии, что он вложил в живописание будничного труда мясников, хватило, чтобы некоторых особо впечатлительных зрителей тошнило буквально в выставочном зале.
Родом из детства
Материал для арт-провокации Коринт выбрал неслучайно. Рос он в семье кожевенника, а друг и бизнес-партнер его отца и вовсе был мясником. С самых ранних лет подрастающий Луис (а именно так, на верхненемецком диалекте, называли Ловиса в его семье) наблюдал, как подмастерья раскладывают свежие бычьи шкуры на столешнице в прихожей дома. Его завораживало, как надувались пузыри воздуха под еще влажной кожей, а затем медленно, постепенно рассасывались.
«Я не мог смотреть на то, как забивают скот, в эти моменты я прятался», – напишет Коринт в одной из своих книг. Он вспоминает, как во время забоя река, протекающая через их городок, окрашивалась в алый цвет. Описывает, как белый пар струился из расколотых коровьих туш: «Внутренности – красные, фиолетовые, перламутровые – были развешены на железных столбах».
Некоторые исследователи небезосновательно рассматривают убойный цикл Коринта как осмысление и переживание детских травм, связанных с отнюдь недетскими впечатлениями. И даже проводят параллели с этимологией экспрессионизма Мунка, чьи страхи из детства, связанные с болезнью и смертью родных, также во многом определили его художественный стиль.
Жертвы нацистов
До наших дней дожили лишь немногие из работ серии. Во время режима Третьего рейха 295 картин художника Коринта были отнесены к категории «дегенеративного искусства» и подлежали показательному уничтожению либо выдворению из страны.
Помимо этого полотна, уцелели еще две одноименные картины (1, 2). Уже совсем иным настроением дышит чуть более поздняя работа «Магазин мясника» (1897 год). Вместо будоражащей атмосферы бойни и луж крови перед нами предстает улыбающийся, удовлетворенный результатами своего труда юный подмастерье с подносом свежей говяжьей вырезки в руках.
Еще несколькими годами позднее, в начале 20-го века, Коринт вновь возвращается к тревожащей теме, но уже в совершенно новом ключе. В 1913 он пишет очередную «Мясную лавку», но на сей раз она демонстрирует всего лишь несколько аморфных, не вызывающих ровным счетом никаких эмоций туш. А «Забитого быка» 1905 года и вовсе можно рассматривать как некий осовремененный живописный парафраз одноименной картины Рембрандта.
Хочется верить, что утрата художником Коринтом былой экспрессии и охлаждение по отношению теме убоя скота означает лишь то, что его детская травма была им успешно пережита и заархивирована навсегда.
Автор: Наталья Азаренко
