Время, Воображаемое, Закон

Способ участия
Прочитав наши три кратких эссе (Время, Воображаемое, Закон), которые вы видите здесь, вы можете выбрать бумагу с одним из пяти предложенных цветов, с которым у вас больше всего ассоциируется каждое эссе, и поместить её на этот же цвет в каждой инсталляции.
Идеи
В этой работе мы хотели сделать шаг к пониманию того, что такое цветомышление и как оно работает сейчас: в мире сжимающего пространства и расширяющегося времени. С помощью пяти цветов и бумаги мы иллюстрируем цветоисследование (прочитав эссе, найти ему наиболее подходящий цвет), которое мы провели в социальных сетях (более сорока респондентов, жителей Узбекистана) и продолжаем его в рамках самой инсталляции, создавая своего рода эмоционально-цветовую географию. Чтобы опросы в интернете и непосредственно в инсталляции не сливались, мы сделали так, что процентное соотношение голосов, данных в сети, обеспечивает рост в ширину, а данных непосредственно в инсталляции — в толщину.
Калейдоскоп красок интересен не только социологически, он ещё иллюстрирует многообразие субъективных позиций и точек зрения в мире социальных медиа, лента в которых движется непрерывно. Каждый из цветов — совокупность эмоций: симпатия, радость, гнев, раздражение, самолюбие, зависть, надежда, насмешка, — ваши реакции на что-то, что вы отдаете миру и что входит в ваш микромир. Кроме того, значение привычных абстрактных понятий сейчас меняется очень быстро, они стали предельно практическими, зримыми, буквальными и, наконец, окончательно преодолели себя, войдя в мир, как технологии, что рождает вопросы: как при этом меняется наше мышление? Скорость мышления? Ассоциации, в каких цветах мы мыслим? Стала ли наша фантазия, когда ее как никогда легко воплотить, отличаться от той, что была раньше? Как связаны цвета и эмоции, абстрактные мысли и фактическое? Каков статус единичного высказывания сегодня и как преломляется его достоверность?
Закон
Почему мы часто противопоставляем закон свободе? Ведь если и допустить, что человек, как он есть, естественный человек, — есть, да ещё и свободен, то его свобода все равно существует только в той мере, в какой он, как обладатель свободы и живущий среди остальных, полезен для них (у бесполезных отнимают возможности). Польза – это энергия, извлекаемая из людей с помощью закона. Закон не бывает безличным, его производит автор — законодатель. Который занимает амбивалентную позицию, находясь одновременно и в обществе, и за его пределами, ведь ничто не ограничивает его власть. Почему закон нуждается в законодателе и исполнителе, и не может быть безличным? Он обещает. Что-то хорошее и приятное: нирвану и рай, демократические выборы и безлимитный интернет. Чтобы обещание стало соблазнительным, то есть самим собой, оно должно обещать, что мир, в котором это обещание произносится, с его исполнением изменится, станет немного другим и выйдет за свои границы, то есть за границы нынешнего закона и норм. Парадоксально, но закон обещает свободу. Если вы готовы подчиниться нормам, что он создаёт для реализации своих обещаний. Которые никогда вполне не сбываются, оказываясь валютой с бесконечной инфляцией: мы верим нашему проект-менеджеру, когда он клянётся нам, что завтра всё исправят, верим завтракам на работе, словам любви любимого человека. Обманываемся. Снова верим. И опять обманываемся. Затем возмущаемся и протестуем. Но даже противостоять нормам, минуя их, оказывается невозможно: сопротивление — нормально. Да и человек, нервно требующий свободы, на самом деле умеет жить только в мире, построенном на гарантиях, созданных как раз соблюдением этих самых норм другими. Но зачем соблюдать нормы самому, если от этого нет никакой понятной и заметной пользы? Разумно желая упростить свою жизнь, вы чудовищно усложняете её другим и не приносите им пользы, а значит, — лишаетесь свой порционной свободы. Или становитесь законодателем?
Воображаемое
Воображение и действия всегда разделены, о чем нам не перестаёт твердить философия: начиная от платоников и до сих пор.
Не будем путать воображение, или фантазию, с воображаемым. Первое, это привычная рутина соприкосновения мысли с иным, второе — удавшийся результат этого. Если представить, что «что» воображаемого — это когда фантазии и где мира, нечто, зависимое от изломов времени фантазирующего, форм пространства и ситуации, которую они создают, то это и будет воображаемым. Своего рода мир, который наблюдает автор, совсем как тот самый философский Бог, живущий в одиночестве со своим абсолютным знанием. Идеальным практическим воображаемым можно назвать мир соцсити. В нем все мы более-менее облайканы, заглянцованы и закомментины, давимся от переизбытка информации о других, находясь порой чуть ли не в абсолютном незнании их настоящих, и наслаждаемся своей свободой. От понимания. Совсем как «больные» аутизмом в типичных шаблонных мыслях-фантазиях обывателей. Хотя нам и сыпятся в ленту какие-то факты, они просто наполнитель. Так устроено воображаемое: оно состоит из деталей, но не создаёт их, а вбирает в себя. Сами детали обычно рабски копируют реальность (за примерами — в вагоны томов фантастики). Они материя воображения, которая не имеет никакого отношения к его содержанию, даже если целиком наполняет его. Поэтому воображаемое рождает узоры смысла и наводит на вопросы, но не даёт новых знаний о мире и для мира. Его работа — менять способ осмысления, то есть отношения человека и мира. Здесь прячется отличие фантазии от воображаемого: когда фантазирующий задаётся вопросом «кто я?», рождается воображаемое в нашем понимании. Важен только вопрос, при этом сам воображающий может идентифицировать себя с кем угодно. Ведь конкретная действительность по традиции жалит и чего-то требует, так что с ней не очень ладят. А благодаря воображаемому можно радикализировать и пересоздать смысл окружающего, запустив изменения не просто как возможность иного, но как интересный и притягательный опыт жизни в действительности.
Время
Без времени невозможно знать, что именно ты есть. Даже тот факт, что мы живем, мы понимаем за счёт нашего внимания к времени, что, кстати, давно философская банальность. При помощи мысли о времени мы так или иначе не только строим свой быт и создаём новые возможности, но и оправдываем и осуждаем — мораль обычно построена на чувстве вины, которая немыслима без ошибки (греха) в прошлом и спасения в будущем. В зазоре которых живёт настоящее: достоверно, обнажённо и беззащитно. Что может быть уязвимее достоверности момента сейчас? Каждое мгновение находится под угрозой не только исчезнуть в следующем моменте, но и даже не появиться толком (что не так очевидно): из-за инерции, которую создаёт наша память, когда сознание обращено вспять и сжираемо прошлым, не позволяющим жить настоящим из-за раскаивающегося осознания, что могло бы быть и иначе. Опять вступает в свои обязанности мораль, вменяющая быть жестоким по расписанию и по делу, а не креативно и ради любви. Вина перед прошлым заставляет исторический мир все больше устремляться в будущее. Теперь уже получается, что энергию настоящего мы отдаем будущему, а сегодня проживаем в кредит нашего вчера. Это подтверждают многие визуальные дисциплины: архитектура — внушительный и наглядный инструмент структурирования общества. И чем более какая-либо культура задумывается о времени, тем больше её архитектура избыточна в своей изощрённости. То есть требует времени на своё создание. Забирая время своих создателей сейчас и инвестируя в будущее. А далее когда-то настоящее — это уже прошлое, живущее в настоящем, врывающееся в него. Живопись идёт в чем-то дальше, показывая время. Как принято, в виде пространства. Каждое событие неповторимо, даже если оно не уникально. Фиксация неповторимости позволяет видеть время, его предельность и надежду на удаление от неё. Рисунок всегда о временности, в отличие от фото, которое вроде бы и показывает то же самое, но не так. Фото всегда о настоящем. Поэтому по нему идеально изучать прошлое фактологически. Фотография слишком правдиво копирует жизнь с мириадами её нюансов, и время теряется среди них. Исповедальная честность фотографии делает так, что мы не всматриваемся в нее, чтобы увидеть то, что за фотографируемым, т. е. время события. А событие времени можно как-то фиксировать? Вряд ли, если только вы не ученик школы махаяна. Но можно ловить и любить то, что немного было и что вполне есть только потому, что само есть — каждый раз иначе. И по-разному запечатлевать нашу жизнь, испытывая чувство утраты и настальгируя по тому будущему, когда само время станет утратой. И мы, устав искать способ преодолеть неизбежность, наконец, забудем о ней.