Марокканка, сидящая на площади в Марракеше

Эта работа пастелью относится к так называемому «марокканскому циклу» Серебряковой, включающему около 200 работ. Это «этюды», как сама художница называла свои зарисовки, созданные во время двух поездок в экзотические края, состоявшиеся в 1928 и 1932 годах. Также по свежим впечатлениям из этих путешествий художница уже в Париже написала несколько работ маслом.

…Две судьбы суждено было прожить Зинаиде Серебряковой. В первой она – потомок художественного семейства, счастливая, любимая и любящая жена, мать обожаемых детей, известная художница. Вторая судьба – вдова, разлученная с детьми, выбивающаяся из сил, чтобы заработать на кусок хлеба, не нашедшая места на чужбине и утратившая родину, раздираемая тревогой и снедаемая безысходной тоской.
…Золотой дождь на Серебрякову в Париже не пролился. «Никто не понимает, что начать без копейки безумно трудно. А время идет, и я бьюсь все на том же месте», – в отчаянье пишет она матери.
Самым светлым событием этой «жизни после жизни» для Зинаиды Серебряковой стали, пожалуй, поездки в Марокко. Бельгиец барон Броуэр увидел на одной из выставок ее картины и предложил оплатить поездки с тем, что сможет забрать себе любые понравившиеся из написанных там картин. В 1928 и 1932-м году Зинаида путешествовала по Марокко.

Вот отрывок из ее письма художницы, отправленное в Москву Е. Е. Лансере из Марракеша в декабре 1928 года: «Меня поразило все здесь до крайности — и костюмы самых разнообразных цветов, и все расы человеческие, перемешанные здесь — негры, арабы, монголы, евреи (совсем библейские) и т. д. Жизнь в Марракеше тоже фантастическая — все делается кустарным образом, как должно быть было и 1000 лет назад. На площади — называется Джемаль Эль Фиа — каждый день тысячи людей смотрят, сидя кружками на земле, на танцы, фокусников, укротителей змей (совсем как дервиши и индусы) и т. д., и т. д. Все женщины закрыты с ног до головы, и ничего, кроме глаз, не видно. Я вот уже две недели как здесь, но так одурела от новизны впечатлений, что ничего не могу сообразить, что и как рисовать. Как только сядешь (в углу улицы, всегда, впрочем, смрадном) рисовать, так женщины уходят, арабы же не желают, чтобы их рисовали, и закрывают свои лавочки и требуют на чай — 20 или 10 франков за час!!! Вообще… я рискнула этой поездкой, так как деньги на нее дал мне взаймы тот господин Броуэр, у которого я рисовала в Брюгге летом портреты. Он хотел, чтобы я сделала “ню” с туземок прекрасных, но об этой фантазии и говорить не приходится — никто даже в покрывалах, когда видна только щелка глаз, не хочет позировать, а не то что заикнуться о “ню”. Взяла себе вчера проводника, араба, говорящего по-французски, 10 франков в день, — чтобы ходить со мной по городу, т. к. одной никак нельзя: запутаешься в лабиринтах уличек и еще попадешь в запретные для европейцев места…»

Дочь Серебряковой Татьяна писала о времени второго пребывания в Марракеше: «Соприкосновение с этим сказочным миром заставило ее забыть все неприятности, она бродила по улицам Марракеша и Феса и рисовала, рисовала… Рисовала так жадно, так много, что ей не хватило бумаги, которую она взяла с собой, и Катюша выслала ей еще партию. В этот период она работала буквально молниеносно. Эта молниеносность была вызвана тем, что Коран запрещает людям позировать, и ей с трудом удавалось за небольшую плату “ловить” модель. Она рассказывала мне, что больше тридцати минут не трудилась ни над одним пастельным портретом, а ведь каждый ее набросок является законченным произведением искусства! Ее привлекала гордая поступь, осанка арабов, стройность их фигур и декоративность бурнусов и одеяний».

По материалам Артхива. Цитаты из писем приводятся по изданию: Зинаида Серебрякова», Русакова А.А., 2017