Вы, конечно, помните самую известную картину этого художника –
«Мать Уистлера». И то, какие приключения – к счастью, целиком вымышленные – пришлось пережить этому шедевру в компании Мистера Бина. В реальной жизни художника случались не менее забавные эпизоды.
Однажды Джеймс Эббот Макнил Уистлер участвовал в судебном процессе, в качестве истца. Суд просит его назвать место своего рождения. Уистлер говорит: Россия.
На самом деле, на свет он появился в США, в штате Массачусетс. Но как художник родился в Санкт-Петербурге: отец-инженер строил здесь железную дорогу, пока мать водила сына в Эрмитаж, где он полюбил малых голландцев, и подыскивала ему учителей рисования. Одним из них был русский офицер, который учился в Академии художеств. Точно ничего не известно (кроме того, что Уистлер пробыл в России со своих девяти до четырнадцати лет), но теоретически этим его учителем-офицером мог быть сатирик
Павел Федотов. Трудно не сделать предположение ещё и о том, что знаменитое уистлеровское остроумие экспортировано из России.
Уистлер тогда подал в суд на знаменитого критика Джона Рёскина: тот в статье так
разгромил пейзажи художника, что их совсем перестали покупать. Честно говоря,
Рёскин к тому времени совсем слетел с катушек. Не признавал никого, кроме
прерафаэлитов и
Тёрнера. А с грязью смешивал не только новаторское искусство Уистлера, но и, например, Рембрандта. В этот раз критик был возмущён тем, что в картинах Уистлера не видно ни проделанной художником работы, ни сюжета, ни – Рёскин считал это обязательным – нравственного урока. Судебные слушания заменяли цирк. От несчастных присяжных требовалось разобраться, являются ли картины Уистлера искусством, тогда как они не могли разобрать, где у картины верх, а где низ. Эта
«Аранжировка голубого и черного» написана значительно позже суда (коллекционер
Щукин купил её лично у художника), но она вполне годится для того, чтобы примерить на себя шкуру присяжных.
Среди прочего, судья просит художника объяснить, что изображено на его картине
«Ноктюрн в синем и золотом: Старый мост в Баттерси» (полотно вносят в зал, зал хохочет, судья призывает к порядку). Уистлер отвечает своей обычной смесью яда и изящества:
«Это зависит от того, кто на нее смотрит. Для некоторых – на ней изображено все, что предполагал изобразить художник, а для других – ничего».
На той картине он изобразил ночное небо и ночной воздух. А на этой - «Аранжировке голубого и черного» - море. Оно у него всегда живое, одушевлённое, хоть лаконизм Уистлера и граничит уже с абстрактностью. У него есть, к примеру, картина с названием
«Сердитое море». Но пишет он, пожалуй, не портреты моря, а ню.
Уистлер большую часть жизни провёл между Лондоном и Парижем. В Париже от одного из преподавателей (Лекока де Буабодрана) он получил главный урок точной живописи: запоминать целое, отбрасывая детали, а потом воспроизводить по памяти. На его ранних маринах еще можно было встретить
людей или
лодки - со временем они станут неважными деталями, подлежащими уничтожению. Море обнажено, раздето, а сложные оттенки берега, воды, неба, ради воспроизведения которых Уистлер и пишет картины, – это не частности, а самая суть. Этого не объяснить присяжным в викторианской Англии.
Да и вообще, его пейзажи – не для разговоров, а для созерцания. В книге американского писателя Джона Дос Пассоса «42-я параллель» одна из героинь говорит о работах Уистлера:
«Когда долго разглядываешь его и потом посмотришь в окно, все вокруг кажется нарисованным пастелью, словно на его картинах». Попробуете?
Автор: Наталья Кандаурова